— Я наклеил их на письма, — уверял мальчик.

— А вот мистер Кох видел, что ты унес из конторы целый лист марок. Где же были письма… на улице? Вот мистер Каридиус, член Конгресса, как ты полагаешь, что он подумает о конторском мальчике, опустившемся до того, чтобы красть почтовые марки?

Анджело еле сдерживал слезы:

— Я наклеил их на письма.

Каридиус вынул из кармана свой золотой портсигар и достал оттуда папироску.

— Анджело, — сказал он, искренне возмущенный, — я изумлен тем, что ты оказался способен на такие проделки; ведь мистер Мирберг подобрал тебя на улице, дал тебе работу и положение.

— По-моему, надо позвать полицию, — сказал Кох.

— По-моему, тоже, — поддержал его Каридиус.

Кох подмигнул Каридиусу и указал мальчику на дверь.

— Ступай вон, ты уволен, — сказал он.

— Я считаю, что мы не имеем права поощрять преступные наклонности в молодежи, — рассудительно сказал Каридиус, захлопывая свой золотой портсигар и опуская его в карман.

Преступные наклонности Анджело Эстовиа были мгновенно забыты всем коллективом конторы, как только в комнату вошел щуплый человек с гладко зачесанными волосами. Он окинул взглядом собравшихся и посмотрел на себя в зеркало.

— Мистер Канарелли! — восторженно встретил его Мелтовский. — Мистер Мирберг ждет вас. Сол! Сол! Вот и мистер Канарелли!

Мирберг появился в дверях своего кабинета.

— Джо, зайдите ко мне вместе с мистером Каридиусом.

Не без угрызений совести вошел достопочтенный Каридиус в кабинет. Но он сказал себе, что политическим деятелям приходится иметь дело с представителями всех слоев общества, а кроме того, Канарелли, если не кто-то другой, оказал ему большую помощь при назначении в комиссию по военным делам.

Когда они втроем вошли в кабинет, Мирберг тщательно запер дверь.

— Я вызвал мистера Каридиуса, чтобы он повидался с вами, Джо.

— Да, так мне и сказал Мелтовский по телефону.

— Мне известно, Джо, что вас интересуют вопросы помещения денег. Мистер Каридиус, Джо ежедневно приходится решать проблему разумною помещения восьми или десяти тысяч долларов…

— Простите, — перебил его Канарелли, — делая ставку на какого-нибудь политического деятеля, я вовсе не рассчитываю получить деньги обратно. Когда я плачу, я плачу. Но я не хочу ничего получать от политических деятелей, чтобы не утратить доверия.

— Да подождите вы — взмолился адвокат. — Речь идет вовсе не о политике и не об обычном помещении денег. Речь идет о переводе ваших банковских операций из одной страны в другую.

Канарелли внимательно посмотрел на своего ментора:

— Зачем?

— Мистер Каридиус, расскажите ему, что вы видели.

Каридиус подумал, что ему следовало предвидеть это, когда он звонил Мирбергу. Он смутно почувствовал, что это дело чревато неприятными последствиями… но если золото поднимется в цене… Во всяком случае, он очутился в том самом положении, в какое ему не терпелось попасть, когда он был в аэропорте.

— Уэстоверский трест переправляет все свое золото в Канаду, — коротко объяснил он.

— А для чего?

— Да ведь золотой стандарт отменен, чорт возьми! — воскликнул адвокат. — Цена на золото будет подниматься…

— Какой же смысл отправлять его в Канаду?

— Смысл тот, что правительство намерено конфисковать все золото, находящееся в частных руках. Уже было оповещение. Дается непродолжительный срок для добровольной сдачи золота. Это звучит очень хорошо, и в то же время крупные банки получили возможность вывезти свое золото, что и требовалось доказать.

Канарелли был удивлен:

— Неужели правительство знало, что банкиры вывезут золото из страны?

Адвокат махнул рукой:

— Этот вопрос обойдем молчанием. Я только что говорил Каридиусу, что у нас это освящено историей. То же самое было у нас во время Гражданской войны. Американские банкиры всегда это делают. Для того и дается отсрочка.

Канарелли заволновался:

— У меня у самого куча денег в Уэстоверском банке. Эти плуты вывозят мои деньги из страны и играют на повышение.

— Это их право. Они могут пускать в оборот ваши денежки, как им заблагорассудится. Я вызвал вас сюда, чтобы узнать, не хотите ли вы сплавить что-нибудь в Канаду.

— Конечно, хочу. Канада вообще отличное место для человека, ведущего такие дела, как я.

— Для того, о чем вы думаете, Мексика — лучше. Но для хранения золота — нет лучше Канады.

— Скажите, — заторопился Канарелли, — может быть, приготовить самолет для перевозки моего золота?

— Пожалуй, — согласился адвокат. Потом, немного подумав, прибавил: — Предоставьте мне заняться самолетом, а вы снеситесь с банком.

Рэкетир кивнул головой, придвинув к себе один из телефонов и снял трубку. Пока он вызывал номер, Мирберг разглагольствовал о том, как хорошо, что членом их фирмы состоит депутат Конгресса, всегда находящийся в курсе финансового положения.

— Уэстоверский банк? Соедините меня с мистером Ричардсом… помощником директора Ричардсом. Мистер Ричардс, говорит Джо… Я хочу снять некоторую сумму со своего счета… семьсот пятьдесят тысяч… нет, наличными, никаких чеков… нет, не банкнотами… Я предпочитаю в звонкой монете… в золотой монете… что такое? Почему нельзя? Вы поговорите с директором? Знаете что, я сам поговорю с директором… Да, соедините меня с ним.

Снова наступила пауза, во время которой Канарелли сидел с трубкой возле уха, устремив глаза на Мирберга.

— Чорт знает что! Изволь разговаривать с директором, чтобы вынуть свои денежки! Алло! Говорит Джо Канарелли. Я хочу снять с моего счета семьсот пятьдесят тысяч золотом… Что? Нарушенное денежное обращение?.. Мне известно, что оно нарушено, потому-то я и… Нет, в банкнотах я не хочу. Вот что, мистер Литтенхэм, я приеду переговорить с вами… Хорошо, сейчас буду.

Он бросил трубку, вскочил на ноги и направился к дверям:

— Он говорит, что в настоящий момент выплачивать деньги золотом — означало бы подводить правительство. Пойду сейчас к нему и скажу: пусть либо выдаст мне золото, либо выкроит мне долю из того, что он переправил в Канаду.

Мирберг призадумался:

— Об этом можно намекнуть, и то только в крайнем случае. Я не стал бы, пожалуй, особенно нажимать.

— Какого чорта! Пусть платит золотом или уступает часть отправленного в Канаду. Раз обещал вернуть мне деньги, должен платить.

Он вышел из комнаты.

Мирберг поднял брови и начал щипать свой бритый красный подбородок.

— Понимаете, кроме Канарелли, я не знаю ни одного человека, у которого есть деньги и который поделился бы с нами прибылью, — сказал он.

На это Каридиус ответил, что Канарелли, вероятно, уже опоздал; во всяком случае, надо надеяться, что рэкетир будет добиваться осуществления своих притязаний лишь в законных пределах.

Мирберг показал головой:

— Беда в том, что Джо всегда ждет от других людей такой же абсолютной и безоговорочной верности своему слову, какую соблюдает сам. Но это уместно только среди рэкетиров. Он не хочет понять, что в почтенных финансовых кругах выполнение всякого договора зависит от того, что выгоднее — выполнять его или вести судебный процесс.

Каридиус ушел из конторы, сожалея, что затеял это дело. Но как только он вышел на улицу, его мысли вернулись к мисс Литтенхэм. Он даже чуть не послал ей телеграмму в Вашингтон, чтобы сообщить о часе своего приезда. Когда он вторично приехал в аэропорт, он услыхал крики газетчиков: «Постановление правительства о сдаче всего золота в казначейство! Читайте постановление о сдаче золота в казначейство Соединенных Штатов! Штраф и тюремное заключение! Кто не сдаст дяде Сэму своего золота, сядет в тюрьму! Читайте постановление о золоте!»

Каридиус вышел из такси и купил газету. Одного взгляда на заголовки было достаточно, чтобы убедиться, что последний день для добровольной сдачи золота в национальный банк истек. Отныне владеть золотом в Америке было незаконно.

Когда Каридиус вошел, наконец, в свою канцелярию, Мэри Литтенхэм поднялась из-за стола и пошла к нему навстречу.