Тут председатель постучал по столу и заявил, что эта часть показания мистера Крауземана несущественна и включению в стенограмму не подлежит.

— Однако позвольте, господин председатель, — взмолился Каридиус, — разрешите задать еще несколько вопросов. Я убежден, что вы признаете существенность данного показания.

— Пожалуйста, мистер Каридиус, продолжайте задавать вопросы, а мы затем решим, насколько существенно то, что вы стремитесь установить.

Каридиус, несколько подбодрившись, продолжал:

— Мистер Крауземан, избиратели, получившие с вас деньги, действительно голосовали за Лори?

— Да, голосовали.

— Откуда вы это знаете?

— Потому что подсчет показал, что только их голоса и получил сенатор Лори.

— Другими словами, вы хотите сказать, что каждый голос, купленный Мирбергом на деньги Каридиуса, был на самом деле подан за Лори?

— Каждый голос, который Мирберг считал купленным на деньги Каридиуса, был на самом деле подан за Лори.

— Совершенно верно, я поддерживаю вашу поправку: «который Мирберг считал купленным»… В таком случае, не объясните ли вы мне и комиссии, почему же Каридиус прошел на выборах таким подавляющим большинством голосов?

— Видите ли, целые толпы сторонних людей, не имеющих ничего общего с политикой…

— Что значит «не имеющих ничего общего с политикой»?

— Это значит, что они не занимают в политике никакого положения, не принадлежат ни к какой организации, что они — люди посторонние.

— Понимаю, продолжайте.

— Толпы таких людей, возмущенные и напуганные вашим жупелом о военной тайне, ринулись к урнам и выбрали вас.

— Значит, я прошел голосами людей, никаких денег за это не получивших?

— Несомненно. Фактически вам незачем было тратить и цента. Вас выбрали бы буквально задаром, сиди вы спокойно. Это всех удивило, кроме меня. Я давно убедился в том, что вы человек с индивидуальностью.

Каридиус обернулся к председателю:

— Господин председатель, сопоставив ответы на эти последние вопросы с выслушанными ранее ответами, каковые вы предлагали исключить из стенограммы, прошу вас вынести решение о приемлемости всего в целом.

Председатель глубокомысленно покачал головой:

— Мистер Каридиус, я готов согласиться, что чувство, часто ошибочно принимаемое за логику, как будто подсказывает, чтобы я удовлетворил ваше ходатайство. К сожалению, поставленные вами вопросы во всей их совокупности не имеют ни малейшего отношения к обвинениям, выдвинутым против вас. Вопрос заключается в том, представили ли вы, вы сами или ваши агенты неправильный отчет об израсходованных в вашей выборной борьбе суммах? На этот вопрос приходится ответить утвердительно. Окружающая обстановка, привходящие обстоятельства, касающиеся этих не внесенных в ваш отчет расходов, не могут служить предметом обсуждения настоящей комиссии. Факт остается фактом.

— Господин председатель, в виде особого снисхождения разрешите задать еще один вопрос свидетелю?

— Разрешаю. Какой вопрос?

— Я хочу спросить у мистера Крауземана: во многих ли выборных кампаниях ему случалось распоряжаться денежными фондами?

— Можете отвечать, мистер Крауземан.

— Во многих кампаниях за последние двадцать пять лет, ваша честь.

— Так вот, мистер Крауземан, — продолжал Каридиус, — случалось ли вам слышать за всю вашу политическую карьеру, случалось ли слышать или видеть, чтобы какой-нибудь политический деятель представил уполномоченному по выборам своего штата правильный отчет в израсходовании средств?

— Никогда не слыхал, — отвечал старик.

— Несущественно! Несущественно! — объявил председатель. — Мы не расследуем нарушения, допущенные при выборах в прошлом; нас интересуют теперешние. Мистер стенографист, прошу вас вычеркнуть в вашем отчете все предшествующие вопросы и ответы. А теперь, мистер Каридиус, если у вас имеются вопросы, направленные к тому, чтобы подтвердить или опровергнуть свидетельское показание мистера Крауземана, мы не возражаем. Но прошу вас не вдаваться в то, кто еще занимался политическим подкупом в прошлом или настоящем. Чужие нарушения законов не могут служить оправданием для вашего собственного.

— Господин председатель, — заговорил Каридиус в замешательстве. — Известно ли вам, что, будь подобные же меры применены к каждому члену Палаты и к каждому сенатору в Вашингтоне, мы все лишились бы наших званий? Сами свидетели, выставленные вами против меня, подтверждают, что я был избран неподкупленными избирателями Мегаполиса, без всякого принуждения. Лори получил оплаченные голоса, тогда как я…

Председатель оборвал его:

— Мистер Каридиус, комиссия и я рады были бы выслушать вас по вопросу, о котором вы говорите с такой искренностью и столь красноречиво. К сожалению, это не имеет решительно никакого отношения к тому, верный вы представили отчет расходов или неверный. Напротив, все ваши слова, ваше поведение, ваши доводы подтверждают, что отчет был составлен неправильно.

На этом заседание следственной комиссии закончилось.

Фирма «Мирберг, Мелтовский, Кох и Греннен» процветала. Она оказалась центром циклона, вызванного тремя сенсационными процессами: исключением Каридиуса из Сената, тяжбой из-за золота в Канаде и взысканием с Меррита Литтенхэма подоходного налога. В последнем случае фирма предоставила юридическую помощь федеральному суду.

Взыскание с Меррита Литтенхэма подоходного налога было, собственно, двинуто в противовес стараниям финансиста исключить Каридиуса из Сената, чтобы было на чем сторговаться. Но как только дело попало в руки федеральных судей, оно выскользнуло из-под контроля Мирберга. С другой стороны, Литтенхэм под давлением общественного мнения все равно был бы вынужден довести до конца борьбу за изгнание Каридиуса из Сената. А потому, каковы бы ни были намерения обоих стратегов, их сделка никак не могла состояться.

Каридиус пришел в контору, чтобы повидаться с вернувшимся из Канады Мирбергом. Он застал Сола в самом лучезарном настроении.

— Ну что, Каридиус, — крикнул он, — денежки-то мы отстояли! Лежат в Монреале в банке на нашем счету.

— Бой был жаркий, — одобрительно заметил Каридиус. — Я следил за ним по газетам.

— Еще бы! — воскликнул адвокат. — Не вы один. Кто бы мог подумать несколько месяцев тому назад, когда вы звонили мне с авиационного поля, что это кончится одним из самых громких процессов последнего десятилетия?!

Наступила пауза, во время которой Каридиус думал о том, какую роковую роль сыграл этот телефонный звонок для него и для его секретаря. Мирберг понял это и дружески похлопал своего компаньона по руке.

— Садитесь, — сказал он.

— Итак, за мое отсутствие вы лишились своего сенаторского кресла.

— Да.

Мирберг кивнул головой.

— Что же, это хорошо. Весьма удачное завершение вашей карьеры в этом высоком собрании.

— Удачное?

Мирберг слегка удивился, что приходится объяснять столь очевидную истину:

— Ну как же! Вы не посидели в Сенате и одного дня, а между тем сейчас вы один из наиболее известных людей Америки. Сегодня в поезде я прочел в одной газете целый столбец, посвященный вам… вернее, тому, что о вас думают люди… Какой-то репортер вышел на улицу и опросил пятьдесят прохожих, попавшихся ему навстречу, что они думают о вас.

Адвокат схватил свой чемодан и стал рыться в нем, отыскивая оторванный им кусок газеты.

— Вот это реклама — так реклама. Подумайте, первые встречные пятьдесят человек не только знают, кто вы такой, но и составили себе мнение о вашей виновности или невиновности.

— А все же было бы лучше, если бы я сохранил свое звание, — проговорил бывший сенатор.

— Да вы с ума сошли! Ведь половина населения нашего штата даже по фамилии не знает своих сенаторов. Да и во всем Сенате в целом не найдется и трех человек, имена которых были бы хорошо знакомы населению Соединенных Штатов. Скажу вам откровенно, Каридиус: останься вы в Сенате, вы превратились бы в такое же ничтожество, как сенатор Лори и все прочие девяносто человек, которых я мог бы назвать, если бы только знал их имена. Но, благодарение богу, судьба избавила вас от плачевной участи затеряться в мрачном Сенате или совершенно безличной Нижней палате и одним махом дала вам, если не славу, то, во всяком случае, громкую известность. А из двух последних я, сэр, предпочитаю известность.