— Нормально. Ты как?

— На даче прозябаю. Есть что пожрать?

— Нет, но сейчас сделаем.

Архип пошел на кухню посмотреть, что есть пожрать.

— Со мной тут случай интересный произошел, — Андрей следом пришел на кухню, забрался на табуретку, подогнув под себя ногу.

— Тушенку с макаронами сделаем? Будешь?

— Давай.

— Что за случай?

— Вообще-то, бред какой-то.

— Огурцы есть соленые. Будешь?

— Доставай. Короче, снится мне сон, что я выхожу на участок, а на дереве сидит глухарь. Я беру палку, кидаю в него и сшибаю. Потом снится, что мы его пожарили и жрем. Я четко помню вкус. Просыпаюсь, вкус ещё на губах.

— Может, что-нибудь другое тебе в рот дали, пока ты спал?

— Подожди. Короче, просыпаюсь я рано, только-только светает, но спать почему-то уже не хочу. Встаю, одеваюсь, Ленка спрашивает: «Ты куда?» «На охоту, за глухарем», — отвечаю. Выхожу на улицу — дождь моросит. Делать нечего, дай, думаю, прогуляюсь до павильона, кулю чего-нибудь попить. Иду по дорожке, смотрю — на дороге глухарь сидит. Я думаю: «Показалось!». Нет, точно глухарь. Я тихонько наклоняюсь, беру камень и кидаю в глухаря. Точно попал. Видимо крыло перебил, потому что тот толком взлететь не может, а так — приподнимется и падает. И в лес. В Траву. Трава большая, мокрая. Его не видно, но видно, куда он убегает — папоротник гнется. Я за ним. Какую-то палку нашел. Короче, гонял его, наверное, полчаса, вымок, как собака, но догнал и палкой убил. Прихожу домой весь в грязи. Ленка уже проснулась, спрашивает: «Ты где так долго был? Что весь мокрый?» «Я же говорю, на охоту ходил. На глухаря!» Она не верит, понимает, что я гоню, но я вывожу её на улицу и показываю ей глухаря. Она в осадок! Да я и сам в осадок. Только снилось, и тут — на тебе — глухарь! Прикинь! Ну, мы его пожарили и сожрали. Вот такая история. Бред какой-то. А вкусный глухарь. Ты ел глухарей?

— У тебя ни дача, бляха, а какое-то волшебное место! А ты чё сюда-то его не принес?

— Говорю же, сожрали.

— Во-во, как глухарей жрать, так ты один, как делать нехер, к другу идешь: Есть, что пожрать? «Вку-усный глухарь», — Архип передразнил Андрюху.

— Ну, прости-прости, — Покуль встал и припал к спине Архипа, как всегда он делает, когда хочет жрать или денег надо.

— Ладно, на первый раз прощаю.

Покуль обратно забрался на табурет.

— А может, водочки купим?

— У тебя деньги есть? — с неким налетом удивления спросил Архип, чтобы ещё подзудить Покуля.

— Есть.

— Купи.

Андрюха ушел за водкой.

Юлька пришла к шапочному разбору: водки почти не осталось, огурцы все сожрали, макароны засохли на тарелки, в комнате накурено, хоть топор вешай, Покуль валяется на диване, Архип развалился в кресле, уставившись в потолок.

— Здорова, Зай, — очнулся Архип. — А я и не слышал, как ты вошла.

— Сдала? — Покуль приподнял бровь.

— Написала. Накурили-то. Я балкон открою. Пьете?

— Не открывай — комары налетят.

— Какие комары? На улице дубак, я вся промерзла.

— Пьем! — ответил Покуль.

Юлька открыла балкон.

Потянуло по ногам. Стало, чем дышать. Что-то ёкнуло внутри.

— Ещё по одной? — предложил Архип.

— Не, я больше не хочу, — ответил Покуль.

— А я выпью. Юль, водочки выпьешь?

Юлька посмотрела на Архипа широко разинутыми глазами, давая понять, что такой вопрос неуместен — она вообще водку не пьет!

— Ну и не надо! — сказал Архип. — Мне больше достанется.

Юлька пошла переодеваться.

— Я, наверное, домой пойду, — сказал Покуль.

— Дергай. Я спать лягу, — согласился Архип.

Когда дверь за Андреем закрылась, Архип пришел в спальню и обнял со спины переодевающуюся до сих пор Юльку.

— Как экзамен?

— Не дыши на меня! Написала.

— Написала?

— Написала. Оценки завтра скажут. Я подсчитала, мне нужно минимум шестьдесят баллов набрать!

— Ну, и хорошо. Я посплю немного.

И Архип, не раздеваясь, рухнул на кровать и залез под одеяло.

Это не очень понравилось Юльке, но она промолчала.

Архип проснулся, когда уже было темно. Башка гудела. Нельзя спать на закате — потом башка гудит!

— Пойду, пивка возьму, — Архип решил прогуляться, подышать свежим воздухом, проморозиться, чтобы башка не болела. — Тебе взять чего-нибудь? Экзамен обмоем, — на всякий случай предложил он. — Это дело надо обмыть.

— Возьми мне вина, — читая книгу, ответила Юля.

— Какого? — не ожидал Архип.

— Красного, какого-нибудь.

— Пф — не вопрос! Жарьте цыпочек.

Круглосуточные (или около того) Павильоны на Постышево содержатся кем угодно, но только не русскими. Зато работают в них женщины русских селений из числа местных жителей. В одном из таких ларьков-павильонов работает жена татарина Рината. Ринат учился с Архипом в одной школе, но на год младше, следовательно, был одноклассником Хандая. А коль так, значит, Архип его хорошо знал, тем более что тот жил через подъезд от Архипа. Но они никогда не были «на короткой ноге» — так, по-соседски: привет-привет или кивнут друг другу головой, если сидят за рулем. Ринат вообще всю жизнь был водителем «Волги», сколько помнил Архип, и вид у него был соответствующий: невысок, хорошо упитан и пузико вперед, всегда немного пьян после работы, черноголовый, взъерошенный, он выглядел старше своих неопределенных лет. Медленно передвигаясь с пятки на носок, в спортивных штанах, замшевых, остроносых ботинках и кожаной куртке, из гаража он шел, слегка наклонив голову набок, одно плечо выше другого и руки всегда чуть-чуть растопырены, если в них не было банок или канистры. Безобидный такой, утомленный дорогой, поддатый Татарин.

А тут Архип заходит в павильон, а там Ринат, весь, на удивление, во всем белом, крепко пьяный, со своей женой-продавщицей ругается. Громко ругается! Архип постоял, постоял и ему надоело их слушать (голова раскалывается от его криков).

— Здорово, Ринат, — говорит Архип.

— А? — поворачивается Ринат, узнает Архипа, немного остывает, протягивает руку и отвечает: — Здорово.

— Чего шумишь?

Жена Рината хорошо знает Архипа, как постоянного покупателя, поэтому сразу спрашивает: «Чего Вам?», а Ринат ей тут же вставляет:

— Не ори, Бль! Я тебе сказал!

— Тихо, Ринат, чего ты? — Архип кладет Ринату руку на плечо. — Мне бутылочку «Клеопатры» (у них там только такое вино было — видимо дрянь, но выбора нету) и пару банок пива, — отвечает он продавщице.

— Што ещё?

— Все.

Пока продавщица достает бутылку, Ринат спрашивает Архипа:

— Гуляешь?

— Освежаюсь. А ты?

— Я гуляю! — ставит точку над своим состоянием Ринат. — Бутылку не дает, св-л-чь! — указывает он пальцем на свою жену. А, подумав, поднимает в её сторону кулак: — У-ууу, Бль!

— Завязывай, — Архипу неудобно быть свидетелем их семейной сцены, поэтому он предлагает: — Чего ты нервничаешь? Пойдем, пивка попьем. Посидим на лавочке. Будешь пиво?

— Буду.

Архип заказывает ещё пару банок пива и уводит Рината на лавочку, подальше от павильона, под свое окно, которое выходит к корду. Окно светится. Видимо, Зайчонок что-то там делает в этой комнате. Но пока не до неё — ещё не продышался, и голова ещё болит — не совсем прошла.

Дождь давно перестал, потеплело, высох асфальт, лавочка подсохла почти. Все это видно в свете фонарей и горящих окон. Только листья деревьев и трава блестят, да мелкое, битое бутылочное стекло вокруг. «А воздух-то какой, Марья Ивановна!»

Они садятся на лавочку, не обращая внимания на легкую её сырость, раскупоривают пиво.

Не успели они выпить по холодненькой баночке, поговорить, как это хреново, когда жена ограничивает мужа в употреблении спиртного, вспомнить нечто из школьных лет, как к ним на лавочку подсела странная троица: пожилой мужчина с копной седых волос, молодой человек, синий от наколок и толстушка с узкими глазками. Седой и девушка сели на лавочку, а молодой глубоко уселся напротив на корточки, «по старой жиганской привычке», положив локти на колени и вывернув руки ладонями вверх. Ну, сели да сели.