Унылый, жалкий, унизительный и страшный вид Зоны, с непременным появлением прапорщиков, дубачек и бедных родственников осужденных, на какое-то время отвлек всех от правильного понимания жизни. Уговоры, договоры, взятки и прочая херня, являющаяся сопутствующим атрибутом посещения зэков, свалила настроение на ноль. Родители суетились, хаотично ходили от будки до будки (а других зданий за территорией зоны я что-то не припомню), но, в конце концов, добились свидания. А ведь ещё оставался вопрос, что делать с теми сумками, полными продуктов и водяры, которые лежали в багажнике? Родители ходили по всем этим инстанциям вдвоем: Ольгиной матери казалась, что «этот», имея в виду дядю Володю, без неё ни чего не решит, и пробивала дорогу своим материнским сердцем и природной настойчивостью и высокомерием, вперемешку с необходимой хитростью. Мы в это время «охраняли» машину. То есть, наша обязанность была не пропустить момент приближения родителей к автомобилю, чтобы не запалиться.

Когда выяснилось, что на свидании одновременно могут присутствовать не боле двух человек, родители решили (и договорились), что вначале они пойдут и поговорят с Женькой минут сорок, а оставшееся время позволят нам с Ольгой встретиться с Ткачом. Как уж им удалось договориться, чтобы и меня пропустили под маркой брата, не знаю, но сорок минут у нас было. Родичи ушли. Мы остались в машине.

— Защелкни кнопки, — сказала Ольга.

Я заблокировал двери.

— Давай! — однозначно сказала она.

Через много лет после мне довелось увидеть американский фильм «Враг у ворот». Там двое влюбленных, герой фильма снайпер и его возлюбленная стенографистка, несмотря на неудобность положения, несмотря на риск быть замеченными, занимались любовью среди спящих тут же товарищей, руин, копоти и грязи, потому что не могли удержать в себе страсть. Им было наплевать на окружающих — они хотели любить, и всё тут! Вот так же и у нас пролетело сорок минут, мы и не заметили. Сумасшествие автомобильного секса непонятно тем, кто этим в автомобиле не занимался. Основная проблема — успеть закончить за несколько секунд до того, как родичи возьмутся за ручку автомобильной двери.

— Всё, давайте дуйте быстрее, пока разрешили! — сказали нам родители, и мы побежали в будку для свиданий к КПП.

— Здорово, Женя, — сказали мы в телефонную трубку.

За стеклом улыбался Ткач.

— Здорово, бродяги, — поприветствовал он нас.

Почему Ольга была «бродягой», я так и не понял, но, видимо, это стандартное обращение к прибывшим.

— Как жизнь, молодежь? — поправился он.

— Нормально.

Потом было много вопросов ни о чем: о жизни, о друзьях, о соседях, о знакомых, об учебе и прочая обычная чушь, которая звучит в подобных местах.

Когда до конца встречи оставалось минут пять, Женька сказал:

— Олюшка, дай ему трубку — мне надо пару слов сказать, чтобы никто не слышал.

Ольга передала мне трубу.

— Я вижу, вы уже совсем большими стали, — начал Ткач. — Не обижайся, брат, но я тебя предупреждаю: испортишь Ольгу до восемнадцати — сам понимаешь!

Я посмотрел ему прямо в глаза через стекло.

— Опоздал? — неуверенно спросил Женька.

Опасаясь его реакции, я все-таки мелким движением головы подтвердил его догадку.

Ткач на несколько секунд задумался, потом прошил меня своим прищуренным взглядом и приказал:

— Теперь ты за неё в ответе. Не дай Бог, её кто-нибудь обидит! Понял?!

— Понял! — уверенно и однозначно ответил я.

Я и не собирался давать её в обиду. А тут ещё и Ткач приказал. Теперь хрен кто до неё пальцем дотронется. Пол-Сибири перережу!

— Откинусь — поженим вас! — безапелляционно, не принимая возражений, закончил Жека. — Само собой. Мы не против. Да же, Оль?

Оль скромно молчала.

Потом передали сумки со жратвой солдату, которого указал Ткач. Тот перенёс всё, за исключением двух бутылок водки, которые предназначались ему. Родичи были довольны.

Ольга интересовалась, о чём мы говорили с её братом. То, о чем мы говорили с Ткачом, я, конечно же, ей рассказал. И у неё как гора с плеч свалилась. Единственное, о чём она меня очень попросила, чтобы я не говори Женьке, что она курит. Я пообещал, что не скажу.

Родители с приподнятым настроением спешили домой, чтобы за вкусным и богатым, как всегда, ужином немного выпить водки, расслабиться. А мы с Ольгой всю обратную дорогу занимались тем же, чем занимались по дороге туда.

Легко может создаться, а потом сложиться впечатление, что наша жизнь пошла по тюремно-сексуальной колее. Да — пошла! Дворовая романтика, подогретая песнями поднявшегося до невиданных небес Высоцкого, братьев Жемчужных и, конечно же, эксцентричного Аркадия Северного, выдавливала нас из родительских квартир в подвалы. Волчата росли, их мышцы крепли, пока ещё редкие, но победы прививали вкус триумфаторства, отношения с особями противоположного пола напрочь испортили психику, потому что стало ясно, что лучше ты (будешь за неё в ответе), чем тебя (отвергнут).

Житуха с непостижимой скоростью набирала обороты и мчалась по наклонной плоскости к туманной пропасти будущего. Что там за пропастью маячит? — никто не знал. Что ожидает тебя на дне, если не сумеешь перескочить? — всем было ясно без подсказок. Но выбора нет — готовься к прыжку, если не хочешь свалиться. А для прыжка необходим хороший разгон. Лишь бы не запнуться. Кто-то должен предостеречь о возможных препятствиях. Кого родичи вели за ручку или за шкирку — им было всё не почем — риск минимальный. Тот, кто в одиночку скользил по склону, должен был вертеть головой, чтобы вовремя прыгнуть — иначе тю-тю. Но волчат, даже пусть потерявших родителей, всегда окружают взрослые особи. Они и покажут дорогу.

Если я появлялся поздно, то старался не шуметь, чтобы не разбудить родственников. Тихо открывал дверь своими ключами, разувался и неслышно проходил на кухню. Слева от входа на кухню стоял большой холодильник «Мир». Если я был в нормальном состоянии, он пропускал меня, но стоило мне хоть чуть-чуть выпить, я обязательно задевал его плечом, и он, гад, с шумом начинал тарахтеть. Просыпались все. И ничего я с этим поделать не мог. Ладно, будем считать, что здесь ключевое слово «холодильник», потому что я оборотик интересный придумал и хочу с вами им поделиться: «Есть тетка — всё нормально! Это голод — не тетка, а Тетка — это не Голод!»

О, как складно получилось! А?

У меня две тетки, но всегда опекала меня тётя Галя. Почему? Сам удивляюсь. Точнее, чему тут удивляться. С малолетства, с дошкольных времен, если у матери проблемы, в больницу попадет или ещё что — я у тети Гали. Все же как рассуждали: кандидат медицинских наук, квартира большая, деньги есть — не даст пропасть племяннику. Никто даже и не подумал, что старшая сестра и без того воспитала, как собственную дочь племянницу Татьяну, что у неё есть свой сын, своя семья, свои проблемы, в конце-то концов — без проблем же не бывает в жизни. Но все решили, что так и надо.

Большой, мудак, к тебе обращаюсь! Если ты официально усыновил парнишку, который, кстати, даже отчество носил твоё (в комсомольском билете отчество осталось «Владимирович»), так ты и в ответе за него. Как будто, так и надо — сам запалился с бабой — всё, крути педали к тетке, пасынок.

Моя добрая тетя даже спорить не стала с этим Козлом, носившим одноименную фамилию, а надо бы. Я-то тогда ещё что понимал? Выгнали — пойду к тетке — точно знал, что она не выгонит, даже мысли другой не было. На поверку вышло — все это знали. Ох, Большой, Большой! Но и сука же ты! Козёл! — одно слово! Тетке моей — в подметки не годишься. Надеюсь, ты это понял. Хотя, куда тебе — ты даже талоны на мясо, сахар и мыло за меня получал, а мне сказал, когда я пришел к тебе за талонами: «Живи мужиком, не мелочись!» А твоя сожительница из коридора моей квартиры крикнула мне, стоящему на площадке: «Да отдай ты ему, Вова, талоны, чтобы он сюда больше не таскался!» И ты отдал, что осталось неотоваренным. Всё-таки надо было тебя захлестнуть — сестру было жалко — у неё-то тетки — не как у меня — пришлось бы ей в детский дом идти, пока бы мы срока мотали. Видишь, урод, я даже щенком понимал жизнь лучше, чем ты — онанист с зелёным телевизором. Да Бог тебе судья — прощаю!