Всё! Пиздец! Я так и знал! Мир перевернулся. Большой превратился в амёбу, огромный топор судьбы отрубил моё детство. Я мог запросто его сейчас убить.
Пауза. Руки дрожат, спрячу руки в карманы. Что-то надо делать. Я задал вопрос.
— Ты кого в дом приволок, кобыла? — первый раз так нахально, я обратился к Большому.
— Чё-ё?! — сразу не понял он.
— Я спрашиваю, кого ты в дом приволок, Ло-Шадь! — членораздельно повторил я, как учили на улице, в надежде, что он сейчас соскочит, вспылит и ринется в бой. И тогда у меня будет полное право убить его. Выкидуха-попугай уже нагрелась от сильно сжатой руки в моём кармане.
Большой, видимо, понял это и стушевался. Прошло ещё несколько секунд в молчании.
«Ша, ля-ля, ля-ля, ля…»
Всё! Мне больше не хотелось убивать это ничтожество. Я пошел в коридор одеваться.
— Чтоб я больше тебя здесь не видел! Крути педали к своей тетке! — крикнул он мне вслед.
— Пошёл ты на хуй! — каким-то чужим, пересохшим и хриплым голосом тихо ответил я.
А что ещё оставалось сказать, если я только что стал взрослым?
С Плисой мы провели ночь в соседних кустах, собрав половики из ближайших подъездов, постелив их на траву, валяясь в их пыли, глядя на звезды и рассуждая, как устроена по-скотски жизнь.
Он тонкий и хрупкий.
Но кидаться на него не стоит.
Равносильно тому, как кинуться на стекло витрины —
Можно разбить.
Полетит множество острых осколков.
И какие будут для тебя последствия?
Часть вторая (животные)
Когда прозвенел звонок
Когда прозвенел звонок, Дария Ефимовна сказала мне:
— Задержись на минутку.
Я остался.
— Как твои дела?
— Нормально.
— Ты понимаешь, о чём я спрашиваю?
— Понимаю, Дария Ефимовна. Не знаю.
— Что ей грозит?
— Не знаю.
— Слышала, ты дома не живешь.
— У-ху.
— А где?
— У тетки — сестры матери.
— Ясно.
Дария Ефимовна присела на свой стул. Я сел напротив за первую парту.
— Что дальше планируешь?
— В смысле? — не понял я.
— Я имею в виду, может, стоит подумать после восьмого класса пойти в профтехучилище? Там общежитие дают, профессия, стипендия хорошая, полное обеспечение — форма и прочее.
— Не-е, Дария Ефимовна, я в институт пойду.
— В какой? Сейчас знаешь, как трудно поступить в институт. И, прости меня, на анкету тоже смотрят.
— А я по блату — к тетке, в медицинский. Она там правая рука академика — договорится.
— Да-да, договорится. Ты же в медицинском учиться не сможешь. Там же усидчивость нужна, а у тебя пружина в энном месте. Зубрить надо. Латынь. Как ты там учиться собираешься? Еще есть время — подумай.
— Да чего думать-то — мне высшее образование нужно. Да и в Армию неохота. Потом, после Армии, смысл-то поступать? Останусь без высшего.
Дария Ефимовна задумалась, потом глубоко вздохнула и сказала:
— Так-то оно так… Ну, ладно, беги. Чем смогу — помогу, но сам голову имей на плечах. И, прошу тебя, поосторожней. Сейчас такое время — не теряй головы.
— Хорошо, Дария Ефимовна, я постараюсь.
У школьного крыльца стоял оранжевый «Москвич» с надписью на боку «Горздравотдел». Ткач, как всегда, открыв дверь, удобно развалившись вполоборота к рулю, курил, наглым прищуром осматривая школьников и школьниц. То, что «Москвичу» здесь не место, кого это волновало?
— Здорово, Женя, — я протянул руку.
Ткач, не поднимаясь, по-братски хлопнул по ней своей ладонью:
— Мы тут к Заводу на дачу собрались, поедешь?
О! Неожиданное предложение. Конечно, я согласился.
— Мне надо только тетке позвонить, чтобы не ждала. А то нервничать будет.
— Поехали, по ходу где-нибудь позвоним.
Задняя дверь открылась.
В машине уже сидели Завод, Батыр и новенькая Ткачина девочка Марина. Я сел назад к Заводу и Батыру — когда-то волосатым одноклассникам Ткача, что заперли меня в бытовке. Завод, правда, на год был младше, но это не в счет — команда-то одна.
— Знакомьтесь, — сказал Ткач.
— Да мы давно знакомы, — ответил Борька Заводской.
— Мы тоже, — взвизгнула Марина.
— А вы откуда? — не понял Ткач, разворачивая машину.
— Ну, как же — здрасти? Вы же вместе тогда за столиком сидели.
«Тогда за столиком» — это означало вчера. Вчера вечером, проводив Ольгу домой, я вышел из подъезда и увидел, что за столиком у дома сидит Ткач со товарищами. Они играли в картишки и пили любимое «Азербайджанское». От нечего делать, я присел с ними. Через какое-то время мимо проходила симпатичная девушка — не из местных. Женька отреагировал моментально, пригласив её к нам за столик. И она почему-то не отказалась. Бабы вообще на него липли, как мухи, и вот подтверждение — вчера познакомились, сегодня на дачу.
Родители Завода ещё копошились в теплице, когда наш «Москвич» подрулил к участку. Отца Борькиного я не знал, а вот мать была учительницей истории в нашей школе. У меня она, правда, не преподавала, зато сразу узнала меня и посмотрела как-то сочувственно. Потом родители загрузились в машину, и Женька повез их в город, а мы остались «накрывать на стол».
Ткач вернулся с Вильданом, Войничем и ещё с двумя бабами и полной сумкой жратвы и выпивки. Чуть позже, в тулупе, без шлема, на мотоцикле подтянулся Зевельд. Все в сборе, пора начинать.
Пили много, опьянели быстро. Ходили купаться. Кидались друг в друга грязью. На обратном пути мужики с кем-то поцапались, но до настоящей драки дело не дошло. Потом ещё брынькали на гитаре, Батыр гонял Завода по даче ружьем для подводной охоты, пока гарпун, к счастью, не потерялся в траве. Разбили стекло на веранде. Договорились, кто, где и с кем спит, пока девчонки ходили в нужник. Напоследок, когда начало темнеть, Батыр решил сходить к тому коню, который дергался на берегу. С ним пошли Вильдан, Войнич и Зевельд. Вилдан зачем-то взял с собой гитару.
— Пойдем на воздух, покурим, — предложил Ткач.
— Пошли.
Мы присели на лавочку у клумбы с гладиолусами.
— Как сам-то вообще? — спросил Ткач.
— Да нормально.
— Ольгу-то обжимал уже? Мать говорит: вы уже целуетесь. А? Было дело?
— Было дело, — сознался я.
— Тебя бы не знал — всё считал бы её маленькой. Выдерга растет. Но она мне сестра — ты её смотри, не обижай. Я за неё пол-Сибири перережу. Вы с ней сколько уже?
— Год.
— Год? Серьезная постановка вопроса. Получается, что ты почти брат. Ну? Что скажешь?
— Получается, что брат.
— Ну и всё путём.
Ткач вкусно затянулся, сбил пепел указательным пальцем и продолжил:
— У матери был на свиданке?
— Ещё нет.
— Как соберешься — скажи, подкинем чего надо.
— Спасибо, скажу.
— Сам-то вообще как? Держишься?
— А чего мне держаться? Нормально всё.
— С тёткой как? Нашел общий язык?
— Нашел. С ней всё в порядке.
Ткач попросил проходящих мимо девчонок принести нам выпить. Те принесли. Мы выпили.
— Хочешь на бабу голую посмотреть?
— Хочу, конечно.
— Без проблем. Сейчас ещё немного буханем — и ты иди, завались, типа, спать в большой комнате. Я потом туда с Маришкой подтянусь. Чего бы я ни говорил — не ведись. Вообще не ведись! Ни в какую! Сломался, и всё! Спи. А там посмотрим.
— Хорошо, — ответил я.
— О, бродяги идут, — сказал Ткач, когда калитка открылась, и в неё ввалились шумные Батыр, Зевельд, Войнич и Вильдан. У Вильдана в руках была вдребезги сломанная гитара.
— Это что такое? — спросил Ткач, показывая на музыкальный инструмент.
— Испанский галстук, — ответил Вильдан. — Этот дачник дергаться начал, пришлось надеть ему Испанский галстук.