Хорошо, что паспорт получали позже комсомольского.

Тётигалина семья (я так назову — это не ошибка в написании) эталон для живущих семьями. Судите сами:

Дядя Юра — её муж — участник Второй Мировой, человек молчаливый, практичный и очень серьезный. Всегда чем-то занят. Мурлычет себе что-то под нос и мастерит. Меня всегда поражала его способность доделывать начатое. Не спеша, скрупулезно, разложив всё «по полочкам», дядя Юра делал любую работу — будь то склеивание с сыном модели пластмассового самолета, ремонт квартиры или обустройство дачного участка, — надежно и прочно. Ещё у него есть огромная и шикарная библиотека. Дядя Юра каждый вечер читает книги, тихо сидя в кресле под бра.

Тетя Галя — та вечно в движении, полная противоположность дяде Юре. У неё тысяча дел: убраться в квартире, накормить семью, приготовить дяде Юре отдельный диетический обед, потому что он с Войны и до настоящего времени ест все отдельно — желудка и поджелудочной железы практически не осталось в его теле. Далее, «сбегать» на работу, то есть прочитать лекции студентам-медикам по гематологии, посетить больных или слетать на БАМ, собрать материал и провести обследование. Работка у неё, нужно сказать, неприятная. Точнее, если в палату попадает больной по профилю, который курирует и преподает тетя Галя, можно с огромной долей уверенности сказать, что этот больной из палаты не выйдет — рак крови. Так вот, вникая и жалея своих пациентов, она еще вечерами, ответив на множество телефонных звонков, накормив семью, садиться «делать уроки» на завтра. И так всю жизнь! А дома ни пылинки, ни соринки, обед готов. Двое детей.

Старший сын Александр закончил школу с золотой, музыкальную с отличием, университет с красным, ему двадцать с небольшим — пишет кандидатскую.

Извините, приемная дочь Татьяна — самостоятельная, хозяйственная, спортивная, славная девушка на выданье.

И тут ещё появляюсь я: «Здрасти! Не ждали?»

«Ждали, ждали», — вздохнув, можно ответить и развести руками. Но!

За неимением отца и родного старшего брата, двоюродный старший брат Саша на некоторое время заменил их. Саня не мудрил с воспитательной работой, он серьезно и спокойно сказал:

— Всё в жизни случается, брат. Но ты-то точно знаешь, и мы все знаем, что мать у тебя самая лучшая. Переживем этот период — потом вспоминать будем, как неприятный сон. Ничего, все вместе, как-нибудь справимся. Что у тебя в школе?

— Так-то вроде всё нормально.

— Если надо помочь — не стесняйся, говори, я всегда готов помочь.

И стал он меня учить по физике, химии и прочим предметам, которые я не догонял. Легко, спокойно и доступно. Иногда я слушал, как он играет на фортепиано, и жалел, что сам не получил подобные навыки. Его коллекция пластинок состояла из классной, современной музыки: так появились и полюбились «Абба», «Квин», «Спэйс», «Би Джис» и многое другое, отчего казалось, что небеса где-то рядом, нужно только закрыть глаза.

Как бы невзначай, без нравоучений, за завтраком при необходимости он произносил:

— Мне кажется, куда приятней пить чай из свежей кружки, чем из вчерашней, с засохшим на дне сахаром — вкус абсолютно другой.

Тут же, вспомнив чайную церемонию, которую показывали японцы в «Политехнике», я понимал, что он прав, и больше мои грязные кружки не толкались на столах.

Когда к нему приходили друзья (а он старше меня на восемь лет, что в том возрастном промежутке очень много), Саша никогда не «избегал» мою персону, то есть, я всегда вместе со всеми сидел за легким столиком с легкими винами, типа «Томянка».

— Вот, знакомьтесь — мой героический брат, — представлял меня Саша, — изучает каратэ.

Тогда «Каратэ» звучало, как нечто потустороннее, поэтому я был горд, что среди них я тоже не лыком шит, а чего-то там изучаю. Психолог Сарэла. Молодец, брат!

Летом после моего девятого класса он договорился со своими друзьями в университете, чтобы меня взяли в состав студенческого строительного отряда на БАМ, и меня взяли.

Вернувшись из ССО, я решил, что не стоит свою жизнь тратить впустую на всякие там поделки из плексигласа и бестолковую блевотину, типа:

Рассказ про то, как всё там было: «Ну, кто тогда с нами был: Я, Кенар, Руба, Бардас, Сорока старший, Сорока младший, Зевельд, Вилдан, Саяп, Зёга, Чёрик, ещё два пацана с нечётки. Ну, мы это — взяли там кой-чего и потом, это — пошли туда, к этим. А там уже того — эти ждут. Халявы, музон, макарошки по-флотски, Рыка пришёл. Ну, сидим, короче, весь вечер — кочумаем. Классно, короче. А утром потом ещё взяли и пошли к Бардасу. Там это, в общем, там тоже у него ….»

И так могло бы продолжаться до бесконечности!

Да уж! Не будь у меня такой Тётигалиной семьи — …… Ладно, — не будем о грустном.

И ещё пару слов про Татьяну — дочку тёти Гали.

На её свадьбе я почему-то не был. Не помню, почему, хотя должен был быть. Танька жила уже отдельно от тёти Гали — снимала квартиру. А чего ей — она девица боевая, упругая, сама себе на уме — хотелось самостоятельности, вот и сняла квартиру. К тому же, понимая, что в доме появился я, она оставила мне «свою» комнату и ушла на вольные хлеба. Помню, я как-то ночь, в легком подпитии, пошел к ней переночевать в Юбилейный. Иду, значит, такой по улице, ищу её дом, а навстречу мужик. Солидный такой, в костюме. Вдруг мужик останавливается, что-то ищет в карманах, что-то достает, а следом из кармана сыплются купюры. Да много!

— Мужик, — говорю, — деньгами соришь!

— Пошел ты! — отвечает мужик и продолжает движение.

Деньги на асфальте и в траве. Я собрал, конечно, и пошёл, как он советовал. На следующий день мы закатили пир у Татьяны дома.

Но я не об этом хотел рассказать. Про её мужа Олега Полунина. Олег — парень такой длинноволосый с тонким, очень тонким и горбатым носом, водила был отменный. Управлял огромными машинами, как на самокате ездил. Сняли они дом где-то у черта на рогах, когда поженились, и пригласили меня в гости. Я пришел. Олег говорит:

— Давай сначала машину на автобазу угоним, а потом к нам — отметим знакомство.

— Давай.

Мы поехали.

— Ты умеешь на машине ездить? — спрашивает Олег.

Я говорю:

— Однажды дали руль — лавочка и рябина восстановлению не подлежат.

— А машина? — интересуется он.

— Машина — нормально, — отвечаю.

— Вот и ништяк. Садись за руль, — останавливается у обочины.

Ладно, если он подмазаться к «шурину» хочет — черт с ним, сяду. Но потом не обижайся!

Ничего. Потихоньку, управляя многотонным монстром под его, как говорится, чутким руководством, я протянул несколько километров, всего лишь раздавив ведро с ранетками у бабушки, которая стояла слишком близко к проезжей части. Потом поменялись местами. И он сам загнал «телегу» с государственным номерным знаком «19–45 Ир…»? в гараж автобазы «1945».

Водки мы тогда с ним выжрали! Я на адреналине от вождения, он — просто так. На работу утром его Танька не пустила. Зря! Банкет продолжился, начиная с опохмелки. Хороший чувак!

Ещё есть сестра. Зовут её Лена. Она тети Оли дочь. У них я тоже бывал в те грустные годы частенько. Кормили, иногда ночевал. Ленка со мною вела литературные диспуты, потому что сама поэтесса. А с её папкой, моим дядькой Сеней мы иногда пропускали по рюмочке. Он говорил мне:

— Живи ты у нас!

— Спасибо, дядя Сеня, от вас далеко в школу ездить.

Ну, вот, вроде, всех не забыл.

Поступая в медицинский институт, на последнем экзамене по написанию сочинения на «вольную» тему «Подвиг советских врачей в современной советской литературе», я придумал две книги: «автор» первой был Александр Батыров (который в то время отбывал срок в Тайшете на двадцать первой), «автор» второй — Олег Полунин.

Погнали дальше.

«Литературная газета», на мой взгляд — одно из самых прогрессивных изданий того времени, и не потому, что я тут сижу и пишу, а потому, что это факт «Литературка» частенько публиковала статьи, которые в других изданиях не встретишь. Её выписывали в тетигалиной семье, поэтому я к ней «пристрастился». Помню, газета писала о творчестве Сальвадора Дали и вообще о нём самом, чего и близко не было в других газетах. Статейка, правда, была пакостная, говорила, что он козёл и буржуазный выродок. Что он пнул какого-то инвалида в коляске прямо на оживленную проезжую часть и наблюдал, как тот гибнет, чтобы потом рисовать свои «больные» произведения. Напечатали его портрет с «фирменными» его усами и несколько репродукций картин. Репродукции были черно-белыми, но всё-таки можно было кое-что разглядеть и понять, о чём они. Названия, типа «Сон, возбужденный полётом пчелы к цветку граната за секунду до пробуждения», особенно нам понравились. Разумеется, мы стали подражать творчеству Дали, называя сюрреализм по-своему: «Нереальное в реальной обстановке». И наши тетради наполнились рисунками в стиле «Сюр». Далее оказалось, что можно и в поэзии использовать этот опыт. К тому же, Дария Ефимовна сказала: «Тренируйся, пиши, что видишь», — а Высоцкий с экрана телевизора объяснил, что вся его блатная лирика — это лучшая тренировка находить нужные рифмы, острые обороты и неожиданные решения. Мы этим и занялись, выискивая неожиданные обороты и острые рифмы.