Я попыталась поймать взгляд матери, которая сидела в стороне и чинно вела беседу с другой женщиной, по-видимому — матерью Уолтера. Мама избегала встречаться со мной глазами — дурной знак! Брат Фрэнк на этом семейном сборище отсутствовал, и я тщетно озиралась по сторонам в поисках хоть кого-нибудь, кто разделит мое первоначальное впечатление об этом нелепом, невозможном женихе. Но ни одного союзника у меня не было.

Тем временем молодой человек подошел ко мне поближе и бесцеремонно уставился на меня. Отец представил нас друг другу. Уолтер поклонился, а я присела в глубоком реверансе. Молодой человек тупо молчал. «Что за болван! — подумала я. — И где только отец его выискал?» Следующие слова моего отца оказались ответом на мой невысказанный вопрос:

— Юный Уолтер сопровождал меня в Ирландию, Летти. И он мне там очень помог.

— И как вам понравилась Ирландия? — спросила я гостя скорее из вежливости, чем из любопытства.

— Ну, больно на Уэльс похоже, — был его краткий ответ. — Зелени много…

Ну о чем прикажете говорить с мужчиной, которому в галантной беседе с девушкой нечего сказать об Ирландии кроме того, что там «зелени много»?

Мне не довелось там побывать, но я внимательно слушала красочные рассказы моего отца и хорошо представляла себе этот загадочный край с его просторами, скалами, долами и болотистыми равнинами, прекрасную страну, которая была бы еще лучше, если бы не ее мятежные коренные жители.

Я попыталась сменить тему:

— Так, значит, вам нравится зелень? Вы, наверное, любите ухаживать за своими садами?

Но Уолтер лишь пожал плечами:

— Ну, у меня есть для этого садовники. То есть, я хотел сказать, мой отец их нанимает.

Я уже готова была сослаться на плохое самочувствие и покинуть гостей — никакой другой более правдоподобной причины для того, чтобы больше не вести разговоры с этим олухом, я придумать не могла, — когда услыхала ровный, спокойный голос матери. Она встала со своего места, приблизилась к нам и обратилась к Уолтеру:

— Ваша мама только что рассказала мне, что вы страстно любите охоту. Особенно охоту на кабана.

Лицо Уолтера впервые за все время нашей беседы оживилось:

— Точно так, мадам! Я завалил множество кабанов, благородных оленей и ланей, а еще убил бессчетное количество лис и зайцев, хотя гоняться за ними мне совсем не по нраву. — Он повернулся к отцу и заговорил с неподдельным энтузиазмом: — Вы пробовали выходить на кабана с арбалетом? У меня их несколько — мне их смастерил главный оружейник. Еще он сделал мне особые стрелы для охоты. Понимаете, когда берешь кабана, главное — не слишком попортить тушу. Рогатина — вот то, что нужно! Или даже обычный охотничий нож, если под рукой больше ничего нет…

— Один из моих людей заколол ирландца рогатиной, — заметил мой отец. — Страшное оружие! Результат, как бы это помягче выразиться, превзошел все ожидания…

При этих словах отец немного побледнел.

— Ну, этот парень — ирландец, я хочу сказать, — наверное, заслужил, чтобы ему выпустили кишки, — ничуть ни смутившись, продолжал Уолтер. — Но если вернуться к охоте, то позвольте пригласить вас, сэр, во Фрамлингхэм-парк[117] или даже лучше — в Амберли[118]. Там полно дичи. Самую вкусную оленину мне довелось отведать в Амберли — под соусом из черной смородины, ясное дело, иначе мясо было бы слишком жесткое и вонючее.

«Так вот какие темы интересуют этого Уолтера! — подумала я, глядя в его оживленное лицо. — Теперь уже неудобно сказаться больной и покинуть это развеселое собрание, а так хочется…»

— Уверена, мистер Деверё приехал к нам не только для того, чтобы обсуждать охоту, — довольно бестактно вмешалась моя мать. Одной рукой она взяла мою руку, а другой рукой — руку Уолтера и решительно повела нас к скамье, заваленной мягкими подушками. — Хотя, возможно, мистер Деверё, вы вышли на охоту за той, которая разделит с вами ваше будущее? Ах, наверное, я говорю слишком прямо или слишком рано называю вещи своими именами.

Моя мать с очаровательной и притворно-смущенной улыбкой замолчала, взглянув сначала на отца, затем на мать Уолтера, а уж потом на меня.

— Давайте дадим Уолтеру возможность самому принять решение, — рассудительно изрек мой отец.

И со временем Уолтер такое решение принял.

Впрочем, для предложения руки и сердца он созрел не скоро, — через несколько месяцев, — ибо был этот Уолтер человеком в высшей степени обстоятельным, хоть и недалеким.

А пока он хорошенько все обдумывал, я по-прежнему оставалась при дворе и мое восхищение совсем другим мужчиной — лордом Робертом — только росло.

Каждый раз, когда Уолтер приезжал навестить меня, брал меня с собой на одну из своих «прогулок на свежем воздухе» или мы обедали с его семьей, я невольно сравнивала его с лордом Робертом. Последний был гораздо красивее, сверкал остроумием, как никто умел развлечь и очаровать и — должна признаться, был намного богаче. В его распоряжении находилось не только состояние его жены, которое он имел право тратить по своему усмотрению, но и доходы с возвращенных ему королевой родовых поместий. Кроме того, как только Елизавета взошла на престол, она назначила его на множество должностей, приносивших хороший и устойчивый доход. Не могу назвать себя жадной, но растущее не по дням, а по часам богатство лорда Роберта только добавляло ему привлекательности в моих глазах. Впрочем, если бы он даже потерял все, что имел, до последнего пенни, он все равно оставался бы самым желанным мужчиной при дворе.

Как-то раз мне приказали сопровождать королеву и лорда Роберта на прогулку в лес. Я поспешно облачилась в костюм для верховой езды и вместе с тремя другими фрейлинами присоединилась к малому королевскому выезду, в котором мы — четыре фрейлины — составили приличествующий этикету эскорт для нашей незамужней правительницы. То был канун ее двадцать седьмого дня рождения, и весь двор был как разворошенный муравейник из-за подготовки к празднествам. «Ей стукнет двадцать семь, а мне всего лишь девятнадцать… как же я еще молода», — подумала я. Королева казалась мне в тот день совсем зрелой женщиной. Двадцать семь лет или сорок семь лет для меня тогдашней не составляли большой разницы. Хотя, конечно, женщина в сорок семь, если, конечно, доживет, — начинает увядать и стареть под гнетом забот и болезней.

День был довольно мрачным, солнце пыталось пробиться сквозь темнеющие тучи. Накануне шел дождь, и тропа, по которой двигались наши лошади, была вся покрыта грязью. Легкий ветерок шевелил желтеющую листву деревьев.

Лорд Роберт прекрасно держался в седле и смело пускал своего великолепного коня вскачь по пересеченной местности, а королева, будучи наездницей храброй, но малоискусной, часто падала, но только восклицала: «А мне ни капельки не больно! Я нисколько не пострадала!», и взбиралась обратно на свою лошадь с помощью терпеливого грума. Ее юбка и башмаки потемнели от налипшей грязи, но настроение оставалось прекрасным.

Я обратила внимание на то, что лорд Роберт ободряюще улыбается королеве всякий раз, когда она вновь садится в седло после падения, искренне восхищаясь ее настойчивостью и храбростью. Он сдерживал ход своего скакуна так, чтобы он шел вровень с лошадью королевы, перекидывался с нашей госпожой веселыми шутками, погнался за ней, когда она предложила пустить лошадей наперегонки, и при этом, как я заметила, умело делал вид, что никак не может ее настичь. С каким же искусством надо было управлять своим норовистым, горячим конем, чтобы вовремя и незаметно его осаживать. Тут требовалось недюжинное мастерство.

Мы добрались до того места, где нам пришлось спешиться: над прудом был перекинут узкий мостик, по которому верхом было не проехать.

— Ждите нас здесь, — распорядилась королева небрежным тоном, прежде чем сойти с лошади и вступить на мостик.

Лорд Роберт также соскочил с коня и последовал за ней. В несколько шагов он догнал Елизавету, взял ее за руку, и они неторопливо зашагали вперед. Мы — четыре фрейлины, сопровождавшие королеву, — с удобствами расположились на толстом покрывале, которое предупредительно постелил для нас грум. Мы наслаждались вином, хлебом и фруктами и радовались вышедшему из-за туч солнышку, которое приятно согревало нас, стоило нам начать наш пикник. Честно скажу, в этот момент мы совсем позабыли о своих обязанностях компаньонок, но я все же бросила взгляд на мостик и увидела, как эти двое прошли по нему, не оглядываясь, и исчезли в густом лесу, сплетя руки.