После короткого пребывания в Брайтоне и окончания обучения Оскар Флеминг объявил о возвращении в Виндзор, в просторный семейный дом. Антуанетта, молодая жена, сопровождала его. Она отправилась в путь с горничной, семнадцатью чемоданами и ящиком с серебряным чайным сервизом работы известного ювелира, куда входил и самовар в форме урны, занимавший страшно много места. Братья и сестры Оскара заканчивали учебу. Атмосфера, царившая в доме Флемингов, отнюдь не была легкомысленной. Помимо адвокатской деятельности, он живо интересовался политическими делами страны. Флеминг-старший был специалистом по судоходным рекам и в часы досуга изучал течение реки Святого Лаврентия.
У Антуанетты не было случая ни надеть роскошные туалеты, подаренные ей Габриэль, ни, из-за отсутствия приемов, использовать самовар, так и оставшийся в ящике. Она не говорила по-английски, и ей было очень трудно объясняться со своей новой семьей. Одна из ее молодых золовок обозвала ее горничную «обезьяной», это было единственное известное той французское слово. Оскорбленная камеристка сложила с себя обязанности, едва прибыв на место. Пришлось отправить ее на родину на средства Флемингов. Госпожа Флеминг встретила неприветливо Антуанетту, отличавшуюся чрезмерным пристрастием к нарядам, что кружило голову барышням. И потом она курила на публике, что противоречило обычаям приличного общества. Отношения с Антуанеттой стали еще более натянутыми, когда госпожа Флеминг застала младшую дочь, курящую тайком в туалете. Антуанетту обвинили в том, что она приохотила девицу к табаку. После чего Оскара отправили в Торонто изучать право. Семья решила, что он сумеет лучше сосредоточиться, если поедет один. Оставшись в Виндзоре, Антуанетта смертельно скучала.
В письмах из Парижа Габриэль и Адриенна давали ей разумные советы и старались выиграть время. Они посоветовали Антуанетте заняться чем-нибудь полезным. Габриэль доверила ей представлять модели Шанель в Канаде. Это было сделано для того, чтобы Антуанетта потерпела. И кроме того, это был самый верный способ наконец использовать дорогостоящее приданое.
Совершенно прямые платья, одни отделанные внизу жемчугом, другие перьями[45], были извлечены из чемоданов. Антуанетта отправилась показать их в некоторые универмаги Детройта. Но покупать их не захотели. Такие платья были неприемлемы. Они не соответствовали вкусам местных клиенток. Антуанетта настаивала. Бесполезно. Тогда, побежденная, она отступила. Она вышла замуж за студента без гроша в кармане и оказалась в провинции, отличавшейся в области моды крайне банальными вкусами. Все было кончено. Она принесла Габриэль присягу на верность и потребовала обратный билет. Чем скорее, тем лучше. Тогда случайно или чтобы выиграть время, Габриэль попросила сестру отсрочить отъезд, а к зятю, воспользовавшись его каникулами, обратилась с просьбой принять в Виндзоре одного молодого южноамериканца, желающего познакомиться с образом жизни в Онтарио. Флеминги предложили ему свое гостеприимство. Молодой человек был аргентинцем, ему было девятнадцать лет, волосы у него были напомажены, в бутоньерке торчала вечная гвоздика, он носил забавные приталенные пиджаки и белые гетры с кожаными рыжими ботинками. Он был любезен по натуре и очень богат. В своих чемоданах он возил заводной граммофон со складной трубой, на котором ставил для себя то, что танцевали в Париже: «Шаг медведя» и «Танец краба». Он попытался обучить девиц Флеминг, утверждая, что это американские танцы. Они засомневались, это было совсем не похоже на то, что танцевали в Онтарио. И потом, темп этих танцев сочли чрезмерным, а позы — шокирующими. Тогда как Антуанетта… Как только заводили граммофон, она не владела собой. Она надевала один из своих красивых туалетов и переходила из рук Оскара в руки молодого аргентинца, изгибаясь во все стороны. Антуанетту вновь сурово осудили. Флеминги стали задаваться вопросами. Зачем им прислали аргентинца и что он делает в Виндзоре? Они вообразили, что это сын Габриэль и что целью его приезда в Канаду было развлечь Антуанетту. Когда же он уедет?
Действительно, вскоре он уехал, и Флеминги так никогда и не смогли объяснить себе, зачем он приезжал.
Через некоторое время за ним последовала Антуанетта.
Призналась ли она, что уезжает навсегда? То, что она ничего не взяла с собой — ни украшенные перьями платья, ни самовар, — заставляет предположить, что она никому не открылась.
Ее брак продержался меньше года: короткое время опьянения в Брайтоне, за которым последовало унылое пребывание в Виндзоре.
Но это не помешало Оскару запомнить свою парижскую победу. Его увлечение маленькой француженкой, такой живой, такой веселой, которая так хорошо танцевала и пела, было искренним. В сущности, он любил ее. В семье старались не говорить о ней. Он утешился без труда и довольно быстро излечился от своего горя.
Через несколько месяцев Оскар объявил отцу, что овдовел. Казалось, он был вполне этим доволен. Антуанетта умерла в Аргентине. Господин Флеминг, весьма строгий в вопросах морали, заподозрил хитрость со стороны сына, желавшего жениться вновь. Он приказал провести расследование с помощью Королевского банка Канады. Подтверждение не замедлило прибыть. Осложнения после испанки свели Антуанетту в могилу, в то время как она совершала по Южной Америке «турне с целью изучения рынка» в интересах дома Шанель.
Кто бы поверил, что из трех сирот Обазина две погибнут так рано? После Жюлии — Антуанетта.
Совершенно неизвестно, скорбела ли Габриэль. Но вполне вероятно, что переживаемое ею в ту пору горе сделало ее нечувствительной ко всякой другой боли. Бой… Бой… Габриэль была одна.
Итак, свадьба Антуанетты была последней возможностью для членов клана Руайо собраться всем вместе, в компании старых друзей. Всем из присутствующих мужчин, кроме Оскара, было известно, как бедно и скромно начинали барышни Шанель. Без сомнения, они испытывали большую радость от того, что могли в подобных обстоятельствах быть самими собой. Им не надо было ничего скрывать от красавцев-соблазнителей, которые на протяжении стольких лет окружали их нежной заботой, какое блаженство! Боже мой, эта свадьба… Адриенна, все более безмятежная и все более любимая, Бой и обожаемый Адриенны, оба во фраках, разодетые так, словно они собрались идти на скачки в день Большого приза. Выставляя напоказ новенькие военные кресты, они были свидетелями очаровательной Антуанетты, которую сестра прелестно одела. Как все это было мило! Давно они так от души не смеялись!.. И добрый Этьенн, по-прежнему великодушный, и Леон де Лаборд с мечтательными усами окружали Габриэль, старшую сестру, такую обольстительную, что сравниться с ней было невозможно. Она одолжила невесте свою машину — великолепный «Ролле», ее работницы видели, как она приезжала на нем каждое утро. Швеи подстерегали ее у окон ателье: «Берегись! Хозяйка едет!» Шофер в мягкой фуражке, пыльнике и гетрах открывал ей дверь, и она выходила с поистине королевской уверенностью. Но в тот день она явилась, покорная и послушная, под руку с Боем, что дало повод для бесконечных шуток и всевозможных кисло-сладких улыбочек. Ибо Бой показывался публично с Габриэль в тот самый момент, когда его молодая супруга, не покидавшая Лондона, ждала второго ребенка. Этот Бой все-таки, что за тип… Казалось, он был все более решительно настроен вести двойную жизнь.
Все участники свадьбы-сюрприза в Руайо, этого незабываемого маскарада, о котором они беспрестанно вспоминали, были здесь. У милой Жанны Лери был вид совершеннейшей комильфо. Идиллия с великим князем Борисом, робкие попытки на сцене театра «Жимназ» были давно позабыты. Вот и она объявила, что собирается замуж. Настоящая эпидемия… Ее жених, один из участников банды Руайо, носил прекрасное имя. Этот молодой человек промотал свое состояние, общаясь с весьма безрассудными особами. Его звали Педре Лаказ.
Едва женившись, Педре попытался, как он говорил, «стать другим». Для этого он решил обосноваться в Патагонии. Эту новость его всегда заставляли повторять дважды.
