Что касается примерок, это не ее забота, «первые» всем займутся сами. Ей останется только руководить салонами и принимать клиенток. И чего ей еще не хватало, чтобы удовлетворить свое тщеславие? Она будет вести тот же образ жизни, что и знатные дамы, известные во всем мире красавицы и светские женщины, будет вращаться в обществе, исчезавшем в других местах. Париж, она же знала, «был не тот, что прежде». Роскошь? Где ее можно было встретить, как не в Биаррице?

В один прекрасный день кончится война, и тогда возродится, вырвавшись из-под руин, призрак былой элегантности. Именно в ожидании подобного события Антуанетта и должна повиноваться Габриэль. Держать в своих руках Биарриц — в этом состояла война сестер Шанель. Пора ей понять это. Последние кружева, последние вышивки, крепдешин, гипюр? Ими будет пользоваться только Антуанетта. Все, довольно тянуть. Было бы опрометчиво упустить такой случай.

Проект был набросан в июле 1915 года. В сентябре все было готово.

Габриэль не замедлила обнаружить, насколько ценной оказалась ее инициатива. Но могла ли она предположить, что выгода будет столь велика? Заказы испанского двора, из Мадрида, из Сан-Себастьяна, из Бильбао…

Ателье в Биаррице работало с полной нагрузкой и насчитывало более шестидесяти работниц.

В конце года, гордая своей победой, которой она была обязана только себе, Габриэль вернулась в Париж, где ее служащим пришлось увидеть ее в истинном свете: она была импульсивна, изменчива, авторитарна, резка. Она держала себя полной хозяйкой, сама осуществляя связь между своими передовыми постами. Она снабжала Антуанетту непосредственно из Парижа, где одно из ее ателье работало только на Испанию. Подобно тому, как командующий армиями передвигает свои резервы по мере военной необходимости, так и Габриэль переводила из Парижа недостающий персонал в Страну Басков и, предпринимая шаги более рискованные, с успехом осуществляла маневры в обратном направлении. Она донимала перепуганных провинциалов, сопротивлявшихся тому, чтобы их «доченька ехала в Париж», упорно стояла на своем, убеждала родителей в том, что их долг разрешить девушке уехать. А опасности города, войны, а солдаты-дебоширы, а цеппелины? «Подумаешь!» — сварливо возражала Габриэль. Патриоты они или нет? Побежденные семьи склоняли голову и уступали.

Таким образом, в то время как в Вердене шли беспощадные сражения, Габриэль Шанель укрепляла свою империю. Париж переживал студеную зиму, о которой на вершинах Монмартра писал Пьер Реверди. Постоянно мучимый голодом, холодом и гвалтом, устраиваемым в нижней квартире Утрилло, Реверди приподнимал завесу над тем далеким временем.

От холода умирали дети. Над военной промышленностью висела постоянная угроза нехватки каменного угля. От угля зависела победа, и Бой нажил состояние. Его личные интересы так идеально совпадали с общими, что он мог посвятить им себя без зазрения совести.

В первые месяцы 1916 года Габриэль Шанель безраздельно властвовала над тремястами работницами. Ее независимость была обеспечена.

Для тех, кто еще стремился выглядеть элегантно, волнующая альтернатива «Шанель или Пуаре?» перестала существовать. Грозный конкурент Габриэль отдал свой талант исключительно на службу армии. Мобилизованный в интендантские службы, нормализуя покрой шинелей, он сумел сэкономить шестьдесят сантиметров ткани и четыре часа работы на каждом изделии.

Таким образом, Габриэль Шанель осталась на сцене одна. Разумеется, в те годы быть женщиной означало существенное преимущество.

Она осознала это, когда, к своему удивлению, поняла, что в состоянии вернуть долги Артуру Кейпелу. Ведомая безошибочным инстинктом, она поспешила сделать это, даже не спросив его мнения. Она знала, что он будет восхищен тем, что решения, принятые как-то вечером во время отдыха, принятые весело, легко, так быстро обернулись успехом, обеспечившим ее достаток. Она также смутно догадывалась, что, расплатившись с долгами, кое-что изменила в их отношениях. Лучшим доказательством этому было то, что Бой вновь стал безумно ревновать ее. С какой радостью он оставил бы ей всю вырученную прибыль! Но на сей раз приходилось признать ее независимость. К этой неожиданности он не был готов.

Новая манера поведения Габриэль, происшедшие с ней глубокие изменения привели к тому, что всякое удовольствие, испытанное без нее, было теперь Бою не в радость.

Благодаря поколениям упрямцев, решившим, несмотря на кризисы и убытки, удержаться на скудной земле, благодаря им родились, одно за другим, открытия Габриэль. Благодаря им и ремесленникам, врагам «псевдо-красивого», допускавшим для собственного употребления только прочное, настоящее, — что это за ткань, спрашиваю я вас, если скроенная и сшитая из нее одежда не послужит двум, а то и трем поколениям? Благодаря их настойчивости, наконец, когда в свободное время они создавали шедевры, которыми гордились, и главное было в умении, а не в богатстве материала. Искусно вышитые головные уборы… Никто не убедит меня, что может быть чепец более элегантный, более изысканно-кокетливый, чем свадебный убор девушки из Конта, выставленный в музее «Арлатен» в Арле. Могу добавить, что в Маконе есть миниатюра, на которой изображена молодая женщина, одетая, словно королева, в черный бархатный убор брессанок, достойный кастильской инфанты… Не было ничего случайного в том, что Габриэль открыла, а затем использовала то, что станет ее тайным оружием. Изобретательность и сноровка, оставленные ей в наследство прошлым, давали Шанель особую силу.

В 1916 году в Париже, стараясь придерживаться того, что принесло ей успех в Довиле, стремясь остаться верной самой себе, она искала ткань, похожую на трико. Сам выбор весьма красноречив. Вязание… Вечное занятие деревенских жителей. Но в эпоху, когда шерсть стала редкостью и служила только для изготовления вязаных солдатских шлемов, особой тонкости в работе ждать не приходилось.

Именно тогда то обстоятельство, что с детства она узнала бедность, стало преимуществом. Мы не ошибемся, заметив, что козырь этот был весьма ненадежен и что нескольких лет безраздельного господства роскоши в моде было бы достаточно, чтобы это преимущество уничтожить. Например, опасность состояла в том, что можно было поддаться очарованию «Русских балетов» и поставить знак равенства между женским очарованием и буйством тканей. Искусство нравиться, соответствующее канонам красоты по Баксту? Мы знаем, что этого не произошло, и «дувший из степей ветер» пощадил Шанель. Она решила отказаться от украшения. Клиентки, для которых богатство и элегантность были неразделимы, вероятно, сделали бы подобную задачу невозможной для Пуаре, Ворта, Дусе. Но для Шанель? Она привыкла с юности использовать то, от чего отказывались другие, так что ей не надо было ни меняться, ни отступать. Поэтому, когда один фабрикант по имени Родье предложил ей, за неимением лучшего, неиспользованный товар, который, по его мнению, и использовать было нельзя, он был крайне удивлен, что вызвал у Шанель интерес.

Это был экспериментальный образец.

Создавая эту ткань для трикотажного производства, ее изобретатель думал удовлетворить запросы спортсменов. Родье рассчитывал, что молодые люди, обожающие свежий воздух и «английский стиль», оценят ткань, которая называлась «джерси», и что производство кальсон, помеченных инициалами, ночных рубашек из двойных полотнищ и маек, сшитых на заказ, полностью оправдает ее употребление.

Ничуть не бывало.

Во время показа одни сочли ткань слишком жесткой, другие — «незабавной», и потом, что это за текстура? Машинная вязка?