Если бы Марко разбирался в военных формах всего мира, то, рассматривая одежду своего конвоира, он бы очень удивился. Она напоминала военную форму многих флотов, но ни одному из них не принадлежала. Командование подводной лодки, появившейся в чужих водах в мирное время, но с вражескими целями, на всякий случай использовало разные виды маскировки, а также сняло все надписи и стандартные обозначения на стенах, дверях и машинах, заменив их разными иксами, черточками и звездами. Все было сделано для конспирации, чтобы не выдать свою страну в случае поражения. Только Анч случайно надел китель с форменными пуговицами. При самой тщательной маскировке конспираторы, бывает, упускают какие-нибудь мелочи, которые позднее могут сослужить службу внимательному разведчику. Так, например, в империалистическую войну произошел случай, когда радист, передавая важную шифрованную радиограмму, будучи другой национальности, сделал маленькую грамматическую ошибку. Эта ошибка привела к тому, что вражеский разведывательный шифровальный отдел расшифровал радиограмму. Противник принял меры, и важная боевая операция была сорвана.

Марко стоял, прислонившись к стене, поскольку чувствовал усталость и слабость после жестоких побоев и неподвижного лежания связанным. На руках он увидел красные полосы, оставшиеся от веревки. Вероятно, такие же следы были и на ногах. Конвоир, стоявший рядом с ним с довольно равнодушным видом, потянул за прикрепленную к стене планку, и оттуда отошел на пружине приставной стульчик, похожий на те, которые встречаются в коридорах мягких вагонов, только не деревянный, а из тонкого алюминиевого листа. Он показал парню, чтобы тот сел. Марко с благодарностью посмотрел на конвоира; ему казалось, что на лице моряка промелькнуло сочувствие.

По коридору прошел Анч. Он был без бороды, и теперь юнга сразу узнал шпиона. Значит, Анч цеплял бороду, опасаясь, что кто-нибудь из островитян его узнает. Не глядя парню в глаза, Анч скользнул по нему взглядом, словно не видя и не замечая, и вошел в помещение командира лодки.

Подводный корабль шел куда-то без остановок. «Вероятно, в открытое море, чтобы там прятаться в течение дня», – предположил Марко. Он больше не чувствовал волнения, вместо этого им овладела сонливость. Это было следствием короткого сна ночью, а потом усталости от напряжения и волнения. Зевая, снова попросил конвоира показать, который час. И конвоир тут же, тоже молча, это сделал. Оказалось, что в коридоре он находился уже сорок пять минут. Кроме Анча, за это время здесь никто не появлялся. На лодке царила тишина, лишь доносились шум электромоторов и какие-то постукивания за стеной. Где в это время находились Люда и Яся, Марко не знал.

Конвоир, вероятно, тоже устал стоять, потому что опустил себе такой же стульчик, как перед этим для Марка, и сел на него, неподвижный и равнодушный. Только иногда Марку казалось, что взгляд конвоира задерживался на нем, словно тот к чему-то присматривался, и в его глазах едва светилось любопытство.

Дверь из командирского помещения открылась. Оттуда высунулась голова Анча.

– Марко Завирюха, войдите, – приказал шпион.

Конвоир вскочил на ноги и замер возле стены. Юнга встал и пошел к дверям. Анч пропустил его перед собой.

Марко стоял перед командиром подводной лодки.

Командирское помещение делилось на две части: спальню и кабинет. В спальне стояла пружинная койка, умывальник, тумба и небольшой шкаф-гардероб. Все это отделялось от кабинета завесой из плотного темно-синего бархата. Кабинет был маленький, одновременно в нем могли поместиться максимум шесть человек, но сесть им всем было бы негде. Маленький письменный стол служил наполовину сейфом, наполовину комодом. Поверху столешницу ограждал сантиметровый барьерчик. Это делалось в качестве меры предосторожности от возможных неприятностей во время качки. По этой же причине вещи на столе имели специальные углубления и держатели.

Мебель кабинета состояла еще из двух стульев и коротенькой софы.

Помимо электрического света, каюта освещалась и дневным светом сквозь иллюминатор.

В кресле за столом перед Марком сидел лысый мужчина с синеватым цветом лица и рыжими бровями. Парень догадался, что это командир лодки – уже немолодой, но коренастый, жилистый, с бесцветными глазами, напоминающими своим выражением глаза гадюки, то есть тот самый взгляд, которым змеи парализуют птиц и маленьких зверьков, и они, охваченные ужасом, не могут пошевелиться.

Вероятно, командиру были известны особенности его глаз, потому что он около минуты всматривался в Марка, словно ожидал увидеть на его лице именно тот самый парализующий ужас. Юнга выдержал этот взгляд, хотя почувствовал такое отвращение, словно ему за пазуху бросили крысу.

Не дождавшись ожидаемого эффекта, командир перестал смотреть на парня и обратился к Анчу. Шпион без особого уважения к командиру, – очевидно, он не был его непосредственным подчиненным, – выслушал, что он говорит, а потом перевел Марку:

– Командир корабля просит вас сесть и отвечать на его вопросы.

«Рыжая гадюка», как мысленно прозвал юнга человека за столом, легким движением руки показал на стул напротив. Марко сел на указанное место, а шпион устроился на софе сбоку, немного позади юноши.

Пираты перебросились между собой парой слов, не отводя глаз с пленного. Последний, пытаясь быть спокойным, с напускным равнодушием разглядывал свои колени.

Анч положил руку Марку на плечо и сказал:

– Вы же понимаете, что попали со своими спутницами в обстоятельства не вполне обычные. Вам также понятно, что про ваше нахождение тут никто из ваших друзей не знает, и вы, возможно, думаете, что вам грозит опасность. Но те, к кому вы попали, вовсе не собираются причинять вам вред.

– Где Люда Ананьева и Яся Найдена? – спросил Марко.

– Какой заботливый кавалер! – улыбнулся Анч. – Они обе здесь, на корабле, в полной безопасности.

– Почему их не привели сюда? Они могут присутствовать при нашем разговоре?

– Как видите, здесь тесновато. Если бы у нас было более просторное помещение, мы бы, несомненно, так и сделали. Но позвольте закончить мои замечания, которые я хотел бы высказать прежде, чем мы перейдем к главному в нашей беседе. Прежде всего, не требуйте никаких объяснений, потому что вам их не дадут. Отвечайте на все вопросы без каких-либо возражений и давайте четкие и понятные объяснения, когда вас попросят. Спустя какое-то время, в качестве награды, вы получите возможность вернуться на свой остров и к своим друзьям, правда, дав обещание молчать о том, что вы тут увидите, что услышите и что скажете сами.

– А если я не буду отвечать?

– Это не в ваших интересах: молчание обойдется вам слишком дорого.

Юнга глянул на командира. Тот не понял их, но, безусловно, знал, о чем говорит Анч. В гадючьих глазах проглядывали любопытство и ожидание.

– Ну, а теперь перейдем к тому, ради чего вас сюда позвали, – сказал Анч. – Помните, я только переводчик между вами и командиром.

Анч снова обратился к командиру. Тот кивнул головой и что-то спросил у Марка.

– Командир интересуется, почему вы сегодня ранним утром оказались в бухте и куда вы плыли?

Марко помолчал, глядя на обоих с ненавистью, и тихо, но решительно ответил:

– Я не хочу отвечать. Я требую, чтобы меня и моих друзей немедленно высадили на берег.

– Я так и знал, – насмешливо кривя губы, сказал Анч. – Видите ли, товарищ герой, высадить вас на берег мы не можем, потому что мы посреди моря, а отпустить вас отсюда вплавь – можем всегда. Что касается ваших подруг, то вы не знаете, согласны ли они покинуть наш корабль.

Марко молча сидел на стуле и, сцепив зубы, рассматривал картину на противоположной стене. Картина была современным пересмотром легенды о Саломее, падчерице иудейского царя Ирода, которая требовала за свой танец голову проповедника Иоанна. На этой картине трем танцовщицам, стоявшим на столах, трое мужчин – моряк, кавалерист и элегантный гражданский – протягивали, каждый на своем подносе, по отрезанной человеческой голове.