Девочка вспоминала свою беспросветную жизнь и теперь к маленькому количеству тех, кого она любила, добавила новую знакомую – Люду Ананьеву. Думая о ней, девочка наконец заснула.

В центральной части острова, ближе к проливу, вздымались две конусообразных верхушки песчаного холма. Этот холм напоминал гигантского верблюда, который лежит на земле, низко опустив голову. На Лебедином холм казался настоящей горой, хотя высотой он был не больше тридцати метров. Тянулся он метров на полтораста с северо-запада на юго-восток, начинаясь у маленького озерца. Холм был покрыт ковром жестких трав, среди которых цвели кусты шиповника. Достаточно было копнуть грунт сантиметров на сорок, чтобы добыть под черноземом серый песок с черными зернами. Об этом необычном песке жители Лебединого острова знали давно. Впервые его обнаружили пастухи, но он никому не был нужен, и никто им не интересовался. Лежал холм примерно в шести километрах от поселка. Во время одной из экскурсий Андрей Ананьев заинтересовался этим холмом и обнаружил в нем торианит.

Вскоре после возвращения на остров однажды утром профессор вместе с Людой направился к песчаному холму. Вооружившись лопатками, молотками, компасами и рулеткой, они шли по высокой траве, слушая птичий щебет и провожая взглядами чаек, которые пролетали над островом. К тому времени, как высохла роса, они уже подошли к подножию холма. Профессор решил обмерить холм, прокопать в нескольких местах грунт и приблизительно определить положение поверхностного пласта торианитового месторождения.

– Нам нужно поставить тут палатку, – сказал отец, – если уж серьезно подходить к работе. В палатке можно укрыться от солнца, отдохнуть, спрятать инструмент.

– А то и совсем перебраться сюда на несколько дней, – предложила Люда.

– Совсем – нет, потому что в этой луже, скорее всего, есть малярийные комары, на ночь здесь оставаться не стоит.

– Но ведь на острове о больных малярией ничего не слышали.

– Это не значит, что здесь нет малярийного комара. Анофелес может жить и без малярии.

– Но если комар не переносит инфекцию, он же не опасен.

– Ты права, но я, как ты говорила, когда была маленькой, правее. Нужно быть осторожней. Во-первых, мы не знаем, безопасны ли здешние комары, а во-вторых, стоит появиться одному малярийному, и болезнь немедленно здесь распространится.

– Пока что, папа, можно не спорить.

– Правильно. А когда здесь будет организован промысел, все эти лужи уничтожим или зальем нефтью, напустим в них гамбузий, и малярии здесь не будет.

Не прерывая разговора, начали работать. Прежде всего профессор хотел поделить, при помощи рулетки, поверхность холма и окружающую местность приблизительно на расстоянии до ста метров от его краев, на квадраты, по десять тысяч квадратных метров в каждом. Таких квадратов должно было быть двенадцать, то есть, они могли занять сто двадцать тысяч квадратных метров, или двенадцать гектаров. На этой площади профессор хотел раскопать грунт, наметив для этого места для тридцати двух маленьких шурфов. Углы каждого квадрата они обозначали ямками.

Не спеша, часа за полтора, отец с дочкой почти наполовину размерили квадраты. Тем временем солнце начало припекать. Профессор сбросил китель, оставшись в одной рубашке, разулся и ходил босиком. Люда смеялась. Вот бы его таким показать в университете на кафедре. Она жалела, что не взяла фотоаппарат.

– А кто это к нам идет? – вдруг спросил профессор, вглядываясь в сторону. – Кажется, этот человек и несет фотоаппарат.

Люда, посмотрев в направлении, куда указывал отец, увидела высокого человека с футляром на ремне через плечо, как обычно носили фотографы.

Это был Анч. Он утром явился в Соколиный вместе с инспектором, познакомился с рыбаками, потом узнал, где найти профессора Ананьева, и подался туда же. Он искал встречи с человеком, ради которого приехал на этот маленький остров. Подойдя достаточно близко, он увидел, что его заметили, и поспешил к профессору и Люде. Поздоровавшись и отрекомендовавшись, он сообщил, что прибыл сюда только вчера по поручению редакции сделать фотоочерк о рыбаках Лебединого острова и вообще об острове.

– Здесь я узнал о ваших открытиях и, естественно, просто не могу не зафиксировать такое событие. Надеюсь, вы не возражаете. Это же колоссальное открытие, профессор!

Андрей Ананьев улыбнулся, и тут же его лицо стало серьезным, хотя в глазах промелькнула хитрая искорка. Он очень вежливо заметил, что в целом возражений не имеет, только не хочет, чтобы его фотография появилась в прессе. Открытие хоть и интересное, но практическое его значение пока неизвестно и не следует раздувать это в событие, придавая ему очень большое значение. И все же он рад познакомиться с фотокорреспондентом и надеется, что тот поможет снимать ему отдельные объекты и рельефы местности, потому что хотя он сам и его дочка фотографируют, но их снимкам зачастую недостает той четкости, которой добиваются специалисты в этом деле.

Анч охотно согласился помогать, обещал ни единой фотографии без разрешения профессора нигде не размещать, тут же вытащил «лейку» и начал щелкать. У него было два новейших аппарата, «лейка» и еще один, портативный фотоаппарат со сменными объективами. Фотокорреспондент попросил не обращать на него внимания и продолжать работать, потому что он, как художник, не терпит позирования. Однако требовал то повернуться к свету, то убрать руку, выше поднять плечо, ниже наклонить голову и тому подобное.

– Начинается тирания, – добродушно улыбаясь, вполголоса сказал профессор.

Анч вытащил портсигар и предложил сигарету. Андрей Ананьев протянул было руку, но, поймав осуждающий взгляд Люды, улыбнулся, поблагодарил и объяснил, что хоть он и заядлый курильщик, но обещал в течение отпуска не курить… А тут, мол, еще и контроль…

Фотокорреспондент шел следом за «геодезической партией», как называл профессор себя и Люду, и засыпал профессора вопросами относительно торианитового месторождения и использования торианита; его интересовало, целесообразно ли начинать здесь промышленную добычу, ведь холм не так уж и велик, и даже если он полностью состоит из торианитового песка, его ведь совсем немного в сравнении с залежами других руд, которые ему приходилось видеть в разных местах.

– Я не знаю, ограничены ли залежи только этим холмом, – ответил профессор, – может быть и так, что на определенной глубине весь Лебединый остров стоит на торианитовых породах. Возможно, это просто выход из глубины большой торианитовой жилы. Это требует исследования. И, наконец, этот холм обладает ценностью, потому что песок из него – почти концентрат, который обычно выходит из обогатительной фабрики. Тут очень интересно проследить историю этого холма, узнать, каким образом он поднялся над равнинным островом. Можно предполагать, что на торианитовые пески давили какие-то тяжелые породы и они вытолкнули песок на поверхность. Собственно, это специальная геологическая проблема, едва ли она вам интересна. Журналистов все это, как правило, интересует в более популярной форме изложения. Должен отметить, что торианитовый песок в этом холме очень высокого качества. Уверен, что если на его разработку потратить сто миллионов, он даст продукции на два миллиарда. Если же окажется, что это всего лишь выход огромных россыпей, то цифра увеличится в столько раз, во сколько россыпи окажутся больше этого холмика.

– А скажите, техника добывания гелия из песка – легкое дело?

– До настоящего времени – отнюдь. Но в моем портфеле лежат бумаги, из которых видно, что некоторые люди думают про это дело, и, похоже, проблема решена.

– Ну, а для чего же столько гелия? Если для дирижаблей, то это, безусловно, ценно, но едва ли воздухоплавание будет иметь сейчас такое большое значение, когда так очевидны колоссальные успехи авиации.

– Значение оно будет иметь, безусловно, большое, мне кажется, что гелий вскоре понадобится во многих технических отраслях. Недавно я говорил на эту тему со специалистом по благородным газам, профессором Китаевым. Он на пороге очень важных и интересных открытий.