Пусть ошибочно это открытие,

Сообщаю новую весть.

На творителей и вторителей

Мир разделен весь.

И творители проторяют

Неизведанные пути,

А вторители повторяют,

Ибо надо куда-то идти…

С женщиной какой-нибудь такой,

Очень замечательно хорошей,

Хорошо, обняв ее рукой,

Целу ночь лежать на ложе.

Звездами заерзается высь,

И, постигнув неба откровенье,

Ты воскликнешь: — О, остановись! —

Но не остановится мгновенье!

Когда я шел и думал: ИЛИ — ИЛИ,

Глухонемые шли со мною рядом,

Глухонемые шли и говорили,

А я не знал, я рад или не рад им.

Один из них читал стихи руками,

А два других руками их ругали;

Но, как глухонемой глухонемых,

Я не способен был услышать их.

Вот так вокруг бушует жизнь иная,

А может быть, не жизнь, а болтовня,

И я, поэт Глазков, не принимаю

Людей, не принимающих меня.

Пусть пламя опирается на уголь

И старый отменяется режим,

Они всегда бряцают лженаукой,

Ну а искусство ненавистно им!

Мудрецы и поэты чудят и чудили.

Чудотворцы они, как на них ни смотри.

И, не ставя во грош дважды два — четыре.

Приближаются к формуле: дважды два — три.

Но таких человеков немного в мире,

Большинству их заумных идей не понять.

Большинство, переоценивая дважды два — четыре.

Приближаются к формуле: дважды два — пять!

Ночь Евья,

Ночь Адамья.

Кочевья

Не отдам я.

Табун

Пасем.

Табу

На всем!

Люди едут, бегут авто,

И не знаю я, почему

Все, что делаю я, не то:

И не то, и не путь к тому.

Если карты, то будут биты,

Если шахматы — будет мат.

Пусть к победам пути закрыты,

Я нисколько не виноват!

Путь-дорога

Без итога

Хвалится длиной.

Скоро вечер,

Он не вечен,

Ибо под луной.

Или прямо, или криво,

Или наугад

Все пути ведут не к Риму,

А в Поэтоград!

Эти все события, которые

Летописи хартии хранят,

Во любом учебнике истории

Те найдут, которые хотят.

У поэтов есть своя история,

Началась она у тополей,

Где простой пастух, свирель настроя,

Воспевал идиллию полей.

Он не знал, что за работу плату

Всякий должен получать мастак,

Что противники матриархата

Говорили: «Мать твою растак…»

Что друг друга невзлюбили люди

И вооружились до зубов,

Что огромная эпоха будет

Эрою свободных и рабов.

Но уже прошла эпоха эта,

Тот певец древнее, чем Гомер,

Мыслят современные поэты

Образами радужных химер.

Я хороший, против правды не попрете,

И фортуна будет за меня,

Ибо очень долго была против,

А должно все в мире заменяться.

Хочу, чтоб людям повезло,

Чтоб гиря горя мало весила,

Чтоб стукнуть лодкой о весло —

И людям стало сразу весело.

Вижу город я, где нет для ближнего

Никаких таких лишений лютых

И совсем ничего лишнего

Ни в вещах, ни в словах, ни в людях.

Там весь мир пополам не расколот

И поэты не знают преград.

Вы не верите в этот город,

Вы не верите в Поэтоград.

Вы наденете платье цвета

Черного бутылочного стекла,

И пойдете на край света,

И себе не найдете угла.

Все Вам будет враждебно и чуждо,

Потому что Вы их умней,

Где нет мысли, не может быть чувства,

Бросьте их и отдайтесь мне.

Эти сволочи Вас заманили

В логово их мелочей.

Вы за меня ИЛИ

За сволочей?

Приходите ко мне. Занавесим окно

   (для рифмы) шторой.

И будем пить

За такую дружбу, меж нами которой

Нет и не может быть.

За такую дружбу, где тайны нет,

Чтобы было нам хорошо…

Славлю время, которое настанет,

А не то, какое прошло.

   Что прошло, исчезает,

   О грядущем моля.

   Лучше тема чужая,

   Чем тема моя.

   Оттого, что вначале

   Я ее потерял,

   Буду спать с ней ночами

   В полусне бытия.

Сплю. Во сне залезаю на крышу.

Как Суворов, иду вперед.

А когда просыпаюсь, то слышу:

Какой-то дурак «Катюшу» поет.

Ударяю дурня кирпичом,

— Он мой противник, — говорю я ей. —

Пронзи меня мосфильмовским мечом

Иль будь моей!

Я Николай Чудотворец,

Император страниц,

Хочу не кому-нибудь вторить,

А истину установить.