11 Чтобы жизнь не была загадкой, Мне поверь и не противоречь. Слово — бог, и поэтому краткой Быть должна повседневная речь. Все равно, что ты мне сказала, Все равно, это все суета… Все равно, у какого вокзала Мы простимся с тобой навсегда. Мы во всем виноваты сами, Все минует, как дым папирос, Мы расстанемся недрузьями Ненадолго и невсерьез. Все равно оглушен я веками, Как не признанный веком поэт… Мы расстанемся не врагами, А туземцами разных планет! 12 Так всегда. Я раз сто болею. Выздоравливаю раз сто. А по случаю юбилея Шандарахнем «Абрау Дюрсо». Так всегда. Не за смерть упрямую. За любовь мою и твою. За такую хорошую самую. За любимую девочку пью! Так всегда. Как прошли звероящеры, Мы пройдем, и другие придут. За такие стихи настоящие, Что, как кости зверей, не умрут! А расскажут про то, как любили мы И какая была суета… И смешаются с прочими былями. Так всегда! 1945 1946 год 1 В начале века поэтам лафа, Поскольку Век молодой, А в конце не поэт диктует слова, А Лев Толстой с бородой. В середине века плохо поэтам И ничтожно число их побед, Только я сказать хочу не об этом, Ибо я рифмовал: поэтам — победам; Важно, сколько поэту лет. Мне исполнилось двадцать семь, Но если прибавить и вычесть, То это правильно не совсем, Потому что годов мне не больше, чем семь, И не меньше, чем двадцать тысяч. А если среднюю цифру взять И возраст века учесть, То в сорок пятом мне сорок пять, А в сорок шестом — сорок шесть. 2 В. Хлебникову Земля, как в древности, лежала, Но я не так соображал: От Председателей Земшара Сбежал куда-то их Земшар. И погорельцами с пожара, Не ожидая новых весн, Мы очутились без Земшара, Как паровозы без колес. 3 Я скоро возвращусь к стихам от рынка И всякой прочей суеты сует. Есть комната, где лампа как фламинго, И выключатели, которым равных нет. Я с этой комнатой традициями связан, А расхождения, что были, ни при чем, И недоступные широким массам, Я все стихи той комнате прочел. Там ибо люди, для которых надо Писать поэмы о самом себе, Они родились для Поэтограда; А их судьба толкнула в ССП. Давно наскучили им те легенды, И надоел непризнанный Глазков, А все-таки мы все интеллигенты И ничего не значим без стихов. 4 До войны была стихотворная техника, Классические и лефовские традиции, А после войны все это для потех никак Не годится. Скажем, на собственный страх и риск Какой-нибудь поэтический пьяница От слова «ни зги» образует ни Зг А люди даже не удивляются. Или к слову «мобилизация» Он не до, а после войны Придумает рифму МЫ БЫЛИ ЗА ЦАРЯ, — Демобилизованным хоть бы хны. Легко отделаться: люди — б…, Их греховность обширней всех литгрехов, И поэтому не для печати Лучше всего не писать стихов. Война все искусства в архив позапрятала, Но стихи — они от строки до строки Существуют помимо воли автора, А может быть, даже и вопреки! 5 Надоели те и эти оды, Надоели те и эти песни, Надоели очень идиоты, И шепчу: поэзия, воскресни! А поэзия не воскресает Ни в серьезном деле, ни в забавах, А стихи Глазкова искромсают И не напечатают вдобавок. Если напечатают, нескоро, Но без посторонних изменений; Очень трудно гению Глазкову, Потому что он всего лишь гений! Это очень мало. Надо дело Делать, а не порицать эпоху; Если жизнь еще не надоела, Благодарен не себе, а богу, Господу, что сотворил планеты, Дал нам объективные законы, Но, как все пророки и поэты, Я не верю в господа иконы. В господа церквей и архиереев, Где, как в армии, чины-титулы; Верить в церковь можно, лишь поверив В красоту ее архитектуры. Потому что сила жизни в вере, Но вернемся вновь к литературе. Говорю: Мадонна Рафаэля Лучше алюминиевой кастрюли. Ошибались люди. Мы простим их, Потому что люди только люди. Кажется, Рамсей, английские химик, Как-то сделал золото из ртути. Встало это золото дороже, Чем иные платина с алмазом. Мало было золота. Так что же? Гениально, но не нужно массам? Эти фразы очень мне знакомы И придуманы всеми хитро; Бога объективные законы Поважнее даже, чем метро! |
