Через сутки добрались до Ванино, затем до Сортировки, как в местном простонародье и среди офицеров называется поселок Октябрьский. Так назван он, скорее всего, потому, что живут здесь потомки сосланных сюда Октябрем кулаков, стахановцев, интеллигенции и военспецов. На автобусе № 101, уехали в п. Бяуде, уже знакомый нам своим гостеприимством и рестораном – телевизором. Итого, четверо суток потрачено на тысячу километров пути. Это не расстояние.

На крейсере воздух был насыщен навациями и электричеством. Новый командир вводил новые порядки. Сергеев ушел на ВАК при ВМА им. Гречко. Новый командир – Савельев – принял командование крейсером после окончания академии им. Гречко. Был напитан прогрессивными теориями управления, применения оружия и планирования. Весь устремленный в будущее и обреченный на повышение. Ранее командовал знакомым нам СКР “Грозящий”. Среднего роста, плотно сбитый, в прошлом боксер, борец, многоборец и мотогонщик. Лучший друг всех командующих флотами, любимец женщин и публики. Характер решительный, нордический. Абсолютно бескорыстен, демократ, гуманист и, как Виктор Конецкий, “хороший парень”. Это из характеристики, которую дал сам себе новый командир, вступив в должность и представляясь экипажу.

Вскрыв “первый пакет”, он объявил всех офицеров “сергеевскими выкормышами” и пообещал “навести порядок”, меня встретил официально-сухо, по-деловому, несмотря на то, что знал о предстоящем моем назначении флагманским врачом. Принимая боль крейсера, как свою собственную боль, и ревнуя всех и вся к ушедшему командиру,спросил:

– Как вы, доктор, относитесь к Сергееву и порядкам на крейсере? Я, вкратце информированный о “выкормышах”, твердо произнес:

– К Сергееву отношусь исключительно хорошо. Это настоящий командир. Порядки на крейсере мне нравятся. Если вы их не сломаете, крейсер будет оставаться отличным.

Не то, не то. Козел, докторенок. Друзей-начальников так не вербуют. Вопрос ведь ясен до безобразия. Надо было сказать лишь фразу о том, что порядка и быть не могло при Сергееве... Любовь Савельева к понимающему и толковому офицеру была бы обеспечена. Будущее, доктор, надо предвидеть, ведь все-таки новый командир “обречен на повышение” – академия за плечами.

– С вами все ясно. Идите.

Знакомство состоялось, офицеры остались недовольны друг другом.

Объединение, в которое входил и которому с потрохами подчинялся крейсер лихорадило. Ждали комиссию из Москвы. Крейсер готовился к артиллерийским стрельбам на приз ГК ВМФ. Несмотря на то, что планирование боевой подготовки на крейсере было организовано в стиле академического классицизма, что-то не ладилось. Командиры боевых частей, в деятельность которых ежечасно вмешивался командир корабля, непривычные к ненужной опеке, лишенные самостоятельности, недовольно роптали. Командиры дивизионов оказались вообще не у дел. На СКР, опыт командования которым у нового командира был, дивизионов не существует. СКР – не крейсер, опыта командования которым у нового командира не было. Поэтому, “новатор” как-то упускал из виду категорию комдивов, пытаясь давать указания прямо командирам групп, башен и батарей, минуя командиров БЧ, и внося разлад и неразбериху в стройную систему крейсерского организма. Недовольно роптал и весь экипаж, вынесший приговор своему командиру жестоким флотским выводом: “крейсером командуют колхозники”. Ничего обидного в этом заключении для колхозников не содержится. Если бы вдруг Сергеев стал председателем колхоза, то крестьяне сделали бы аналогичный вывод: землю пашут моряки. И то, и другое повышению боевой готовности флота и подъему сельского хозяйства не способствует. Каждый несет свой чемодан.

Командир соединения, капитан первого ранга Чериватый, ранее командовавший крейсером “Адмирал Лазарев”, стоявшим в консервации, помочь командиру крейсера в отработке организации стрельб мог немногим.

Оба начальника, по логике вещей, должны бы были положиться на опыт артиллериста Борисова, неоднократно выполнявшего подобного рода стрельбы, и не вмешиваться в его действия. Но, в этом случае начальникам пришлось бы расписаться в собственном артиллерийском невежестве, что на флоте абсолютно недопустимо. Начальник всегда умнее подчиненного, хотя бы потому, что у него оклад больше.

Потому и не ладилось что-то.

И вот, наконец, комиссия грянула. Не как гром среди ясного неба, т.к. к приему ее все было готово: кета, уха, рыбалка, кораллы, боевая и повседневная документация, консервы, нервы, организация службы и С2Н5ОН. Во главе группы капитанов первого и второго рангов, подполковника и майора медицинской службы стоял контр-адмирал. Все из Москвы. Многие изучали корабельную службу по произведениям Колбасьева и считали, что любой флотский лейтенант вправе забраться на пальму в ресторане “Золотой Рог”, а сманить его с пальмы бананом – задача члена комиссии. В переводе на флотский язык задача комиссии – проверить состояние дел и оказать практическую помощь офицерам корабля. С тем и прибыли. Корабельные же офицеры свою задачу видели несколько иначе: загнать на пальму проверяющих, снять их оттуда и уложить в мягкую постель. Можно с дамой. Но это не допускается моральным кодексом строителя и политическим отделом, хотя, как гласит народная мудрость: “на всякого мудреца довольно простоты”. Ведь в данном случае политотдел играет со всеми в одной футбольной команде. Поэтому и глаза закроет на даму, оставив моральный кодекс один на один в борьбе с организацией инспектирования. А уж с “кодексом” любой карась-лейтенант может вести борьбу и побеждать.

Проверять службу “М” прибыли два московских эскулапа – майор и подполковник медицинской службы. Я представился и пригласил их в каюту, но верные букве корабельного устава, московские моряки попросили проводить их в каюту командира. Савельев, выслушав цель визита прибывших офицеров, распорядился:

– Вот вам мой начмед. Берите его, давите...

Медицинский народ опешил от такой вводной. Я обиделся и в присутствии москвичей спокойно, но резко сказал:

– Во-первых, я не ваш. Во-вторых, давить себя никому не позволю. В-третьих, офицеры флота всегда были корректны по отношению к своим сослуживцам.

И, не спросив разрешения, вышел из каюты. Неловкое начало. Перед Москвой неудобно.

По итогам проверки мне не было сделано ни одного замечания, о чем я попросил своих коллег доложить командиру соединения, минуя командира корабля. Обиделся.

Комбриг, капитан первого ранга Чериватый, вызвал меня к себе и, довольный результатами проверки, считая меня своим флагманом, хотя приказ командующего флотом еще подписан не был, дал ответственное поручение: возглавить рыбалку, организованную для членов комиссии на реке Тумнин – живописной, полноводной и бурной реке, до которой еще не добрались специалисты Миннефтегазпрома. Задача действительно сложная, несмотря на то, что в мое распоряжение комбриг выделил две машины УАЗ-469, лагун со всем потребным для ухи и достаточное количество спирта. Но материальное обеспечение, являясь важнейшим элементом рыбалки, все же требует и моральных издержек: рыбалка должна проходить в условиях психологического комфорта. Это значит, что каждый рыбак должен быть уверен в том, что вовремя будет доставлен домой и утром окажется способным доложить адмиралу о “проделанной работе”.

Комиссия заняла места в УАЗах. И, отъехав пятьсот метров от северного пирса, потребовала у дирижера концерта увертюру. Остановились на живописном берегу бухты Северной возле старой береговой батареи, построенной в тридцатых годах, но разрушенной во времена шарлатана-политработника Хрущева, решившего создать ракетное оружие, уничтожив при этом другие его виды. Какой невосполнимый ущерб обороне страны и престижу Армии был нанесен сиятельным шарлатанством!? Седой капитан первого ранга Чесных, артиллерист, батя, отдавший всю жизнь ВМФ, глядя на разрушенную батарею, – творение человеческого гения – говорил: