Молча и долго шли по гладкой, плотно слежавшейся отшлифованной природой и морем КСП (контрольно-следовой полосе), оставляя на ней четкие следы нарушителей покоя. Изредка путь преграждали каменные осыпи и завалы плавника, выброшенные океаном на берег – эти памятники человеческой безмозглости, или свидетельства трагедий гибели лесовозов, иногда случающихся в океане, вконец, уперлись в торосистую стену льда, ярко-радужно сверкавшую на солнце. Обследовав ее, пришли к печальному выводу, что рыбалка самым безжалостным образом сорвана – реки и речушки Хабаровского края не очистились еще ото льда. Мастер добычи, живописавший прелести рыбалки и утвердивший веру людей в свой многолетний опыт общения с дальневосточной природой, потерпел полное фиаско. Жалкий лепет на тему необычайно суровой прошедшей зимы, сковавшей на необычно долгое время льдом пресноводные водоемы именно в этом году, остался жалким лепетом. На море лед тает быстрее, чем в озере или реке. Это объясняется просто. Лед в море соленый, как и вся жизнь моряка. И тот, и другой умирают раньше обычного.

Первая часть плана была сорвана по не зависящим от планировщиков причинам. И, следовательно, вторая его часть вступала в свои права раньше намеченного срока. “Прислуга за все” быстро собрала хворост, благо, недостатка в нем не было. Очень долго, как и положено морякам, возилась с разведением костра. Продовольственник, поднаторевший в этих делах, нарезал душистый хлеб, вскрывал банки ветчины и “севрюги в томатном соусе”, раскладывал на газетном листе со статьей об успехах антиалкогольной пропаганды колбасу. Нашлась и пара банок консервов, окрещенных моряками “братская могила” за их содержимое в виде набора костей, покрытых цыплячей кожей. Доктор, в обязанности которому вменялось оказание медицинской помощи, колдовал над приготовлением “эликсира жизни” – спиритус вини. А где латынь – там нет места сомнениям в полезности для здоровья всего, что горит.

Уютно расположившись у костра, “группа захвата”, потерявшая свое предназначение, но этим ни в коей мере не удрученная, дружно приступила к “легкому завтраку”. Первая и вторая пошли легко, благо, священнодействие проходило на свободном воздухе, вне опасения быть в любой момент “схваченным за руку” заместителем по политической части. Языки развязались. Пошли в ход рыбацкие истории, охотничьи были, амурные похождения участников. О политике за трапезой не говорят, т.к. ее хватает и на политических занятиях. Незаметно перешли на проблемы владения стрелковым оружием. Каждый из рассказчиков, как оказалось, мог продемонстрировать стрельбу “по-македонски”, что означает ведение огня из двух пистолетов одновременно обеими руками. Тут же был найден красный пластмассовый поплавок от рыболовных сетей и воодружен на шест, вбитый в песок на расстоянии двадцати пяти метров – обычная дистанция стрельбы из пистолета Макарова. Кому приходилось вести огонь из этой системы оружия, тот знает, что хорошей кучности попадания добиться из него трудно: малейшее отклонение коротенького ствола от прицельной линии дает значительное отклонение пули. Однако, импровизированная мишень была вдребезги разбита в считанные минуты. В дело были пущены шапки, и через полчаса от них остались лишь клочья, но и те годились “для прикрытия головы”.

Укротив таким образом свой воинствующий пыл, участники баталии только теперь обратили внимание на то, что солнце закрыто тучами, а на горизонте стоит стеной белая полоса тумана. Крейсера не видно – успел утонуть уже в плотном молоке. Сразу же стало понятно, что и третий пункт плана выполнен быть не может. В условиях нулевой видимости никто не рискнет снимать с борта плавсредства и, рискуя жизнями людей, отправлять их за находящимися на берегу, благо, последние экипированы для жизни в тайге не менее, чем на неделю.

Осталось единственное – позаботиться о строжайшем соблюдении мер безопасности. А для этого необходимо выработать новый план. По поводу планов.

Отдыхающий военмор приехал к отцу-крестьянину в деревню летом. Посмотрев на бессистемную, казалось, работу тружеников сельского хозяйства, решил внести в нее элементы флотского порядка

– Мне непонятно, отец, как можно работать, не имея перед собой четкого плана? Предлагаю план на завтра. Если будет вёдро – идем косить сено, если дождь, едем в лес за дровами. Женщины, в случае дождя, лепят пельмени. Если же мы идем косить – делают голубцы. Вопросы есть? Нет. Утверждаю.

Утром ничто не предвещало дождя, и, вскинув на плечи косы, мужчины ушли на луг. Женщины занялись голубцами. Не успели мужики пройти первый прокос, как набежали тучи и пошел дождь.

Мореман, командовавший на сей день парадом, отдал распоряжение.

– В дождь у нас по плану работа в лесу. Сворачиваемся? Косцы вернулись домой.

– Так, бабы, голубцы разлепить! Делать пельмени!

Поехали в лес, но по дороге дождь прекратился, выглянуло солнце. Вернулись домой.

– Пельмени разлепить, делать голубцы!

Итог работы за день известен: ни сена, ни дров. Да и в желудках пусто. Все, как на флоте. К счастью, иногда.

Быстро собрав остатки трапезы, закопав пустые банки из-под консервов в песок и загасив костер, “группа захвата”, согласно единственному имеющемся в новом плане пункту, доложив свое решение на крейсер, двинулась на воссоединение с личным составом корпоста. Ночь предстояло провести в тайге, а утром, если позволит погода, обеспечить выполнение стрельб крейсером. Пройдя километров семь по пеленгам, выдаваемым рацией корпоста, уже в сумерки группы соединились возле зимовья неизвестного охотника на обрывистом скалистом берегу океана. У самого уреза воды разожгли огромный костер, под угли которого в землю зарыли обмазанных глиной уток, предварительно добытых удачливыми охотниками из состава корпоста. Установили график дежурства у костра на ночь и приступили к заготовке крабов. Не к отлову, а именно к заготовке, т.к. крабы сами выбирались на берег, привлекаемые светом костра. Оставалось только брать их голыми руками, отрывать клешни, а туловище с панцирем бросать в костер. Вот и вся премудрость.

В тумане шумел прибой. Разносился рев далекого крейсера подающего сигналы опасности. Мирно потрескивал костер, изредка разбуженная сновидениями тайга вскрикивала предсмертным криком очередной жертвы. Уставшие за день бойцы, подстелив под себя химкомплекты, расположились у костра, пытаясь уснуть. Прелесть ночи и необычайность обстановки нежным теплом разливалась по сердцу и загрубевшей от ветров и соленных брызг, коже. Блаженная ночь, оставшаяся в душе на всю жизнь.

С первыми лучами солнца туман начал редеть. Команда, поданная с крейсера, мигом подняла всех на ноги. Пробежка, умывание, завтрак, горячий, пахнущий хвоей чай, которым никогда не придется побаловаться в кают-компании. Корпост ушел на определенное ему место и приступил к выполнению определенной правилами артиллерийских стрельб работы. Оставшиеся у костра наводили порядок в зимовье и вокруг него, готовили и пили чай, стараясь вобрать в себя его необычайную прелесть.

Отгрохотав залпами, крейсер выслал тот же баркас и тот же шестивесельный ял за моряками, проведшими ночь вне расположения части. Пробившись сквозь прибой, шлюпка подошла к берегу. Нагруженная крабами и людьми, со второй попытки вырвалась на спокойную воду. Всего предстояло сделать три рейса, каждый из которых становился опаснее предыдущего, т.к. волна с каждым ударом становилась злее. Последним рейсом уходила с берега “группа захвата”. Имевший определенный навык управления шлюпкой, я должен был сесть на руль, следовательно, войти в нее последним. Гребцы, налегая на весла, с трудом удерживали шлюпку носом к волне. Сдвинуть тяжелую посудину, придать ей первоначальное ускорение – это задача последнего, садящегося в неё. Напрягшись всем корпусом, уперев ноги в скользящие под ногами булыжники, я сделал первую попытку. Но набежавшая волна одним ударом сбила меня с ног и бросила на камни. Химкомплект мгновенно наполнился ледяной водой. Однако, на счастье, уходящая волна поставила меня в вертикальное положение, лишив тем самым возможности захлебнуться. Приняв ледяной душ, незадачливый рулевой стал резвее и ... вторая попытка увенчалась успехом.