Разумеется, окружное управление полиции Мемфиса ни ухом, ни рылом не ведало о том, что нанятые мной умельцы аккуратно позаимствовали нужную информацию из базы данных, включая фотографии и письменные отчёты. Спасибо Мэтту, у которого оказалась куча полезных знакомых. Этот парень был настоящим подарком мне на Рождество. Ещё одним ответом свыше на мои молитвы на волшебной лавочке у магазина.
Дженсен вышел из машины следом за мной, обвёл взглядом серый облупившийся фасад, устало хмыкнул.
- Очередной ужин в условиях затяжного ремонта? Уже неоригинально, Джаред.
- Здесь закончилась твоя жизнь в Мемфисе, Дженсен, - проговорил я. - Здесь произошла та «авария», после которой ты утратил память. Здесь случилось то, что не даёт тебе покоя до сих пор - даже если ты этого не помнишь.
- Но по отчётам полиции, я влетел под грузовик на трассе около Далласа, - пробормотал Дженсен. - Кома, потеря памяти... Я полгода пролежал в центральном госпитале Далласа, у матери была выписка...
- Идём, - сказал я, беря его за руку. - Всё по порядку.
Мы вошли в пронизанную серым светом проходную - сквозь выбитые стёкла залетал мелкий дождь, на полу растекались лужи, в воздухе висела мелкая водяная взвесь, но она не могла испортить несколько заламинированных фотографий, развешанных на натянутой между колоннами бечёвке. Начальная школа Беркнера в Ричардсоне. Множество мелких детских лиц, два из которых обведены алым, словно кровь, маркером. И те же лица - только увеличенные в несколько раз - на больших портретных снимках: грустное лицо зеленоглазого мальчика, обещающего вырасти в красивого мужчину, и угловатая физиономия с чуть раскосыми тёмными глазами, обрамлённая взлохмаченными вьющимися волосами. Всегда рядом.
Дженсен замер. Прижал пальцы к вискам, словно в приступе внезапной головной боли. Его взгляд метался между снимками затравленной лисицей. Я снова очутился рядом, поддержал его под локоть.
- Девяносто третий - девяносто шестой. Школа Беркнера в Ричардсоне. Ты помнишь, что учился там?
- О, господи, да, - простонал он. - Из этого никто не делал тайны, Падалеки...
- Себя ты, разумеется, узнал, - я кивнул на портрет зеленоглазого мальчишки. - А парнишка рядом с тобой - Джейсон Фергюсон Коул. Помнишь его?
- Джей? - беззвучно прошептал Дженсен, и глаза его расширились, лицо побелело, даже губы, казалось, побледнели до мелового оттенка.
- Джей, - подтвердил я. - Мальчик, которого ты любил все последующие семь лет. Дженсен, ты здесь?
Эклз часто-часто дышал, облизывая губы и сжимая кулаки, глаза невидяще смотрели вдаль, ноздри раздувались, словно он вдыхал одному ему слышимый запах.
- Нас ненавидели, - его голос звучал тонко и странно, словно ломающийся тенорок подростка. - Нас все ненавидели.
Он вскинул руки и заслонил лицо, покачнувшись. Я подхватил его, удержал, тряхнул за плечи, отвёл ледяные ладони.
- Дженсен, вернись.
Он что-то пробормотал. Я подтащил его вплотную к фотографиям, которые чуть покачивались от сырого сквозняка.
- Кто это?
- Я и... и... Джейсон Коул.
- Ты помнишь его?
- По-прежнему смутно, - неожиданно ровным и трезвым голосом сказал Дженсен. - Только глаза. Похожие, кстати, на твои.
- Вы учились вместе до окончания школы, - я повёл Дженсена к лестнице, стены которой были увешаны размытыми, но узнаваемыми снимками: за ними пришлось лезть в электронный архив школ Беркнера и Аполло. Я разместил их на презентационной подложке, снабдил подписями и датами - которые мне удалось выяснить. - После этого Джейсон Коул уехал. Бросил тебя на целых два года. Мать не рассказывала, что ты около десятка раз лежал в психиатрических лечебницах и несколько раз пытался покончить с собой, начиная с одиннадцати лет?
Дженсен запнулся и упал бы, если бы я не поддержал его.
- Почему? - глухо спросил он.
Пока мы поднимались по полуразрушенной лестнице на последний этаж, медленно, замирая надолго у каждого ярко подсвеченного снимка на изрисованной граффити стене, я рассказал Дженсену всё, что знал о том периоде его жизни. Не скрывал ничего, говорил размеренно, чтобы каждое моё слово закреплялось в памяти Эклза-настоящего, пресекал попытки уплыть в спасительное прошлое, заставлял смотреть мне в глаза и слушать мой голос... Меня трясло, я едва держался, чтобы не сорваться с катушек. Эта лестница из двух десятков раздолбанных ступеней стала самой длинной и жуткой лестницей в моей жизни, потому что она была единственной, которая вела не вверх, а... вглубь.
- Вы поссорились, - закончил я. - Он уехал сюда, чтобы решить свои дела, и, как выяснилось, не слишком удачно.
- Я помню, - пробормотал Дженсен внезапно, хватаясь за мою руку. - Он сказал: «Делай с этим, что хочешь».
Покачнулся, прерывисто вздохнул, широким жестом утёр лицо. Фраза-якорь была произнесена, но Эклз остался здесь. Ещё несколько дюймов липкого слоя отошло от бумажной подложки. У меня жутко ломило в висках, до нервной дрожи, но я держался. Я должен был. Понимаете? Я не мог сдаться раньше Дженсена.
Внезапно я вспомнил наш полёт сквозь ночь, мерцающую разноцветными огнями, наш медленный взлёт над Гудзоном, туда, где небо пестрит бесчисленными звёздами, про которые я хотел рассказать Дженсену. Про которые он не дал мне рассказать.
Последний этаж фабрики был озарён бледным светом угасающего дня - сквозь провал в крыше моросил мелкий дождь, на чисто убранном полу были разложены последние слайды презентации, формируя жуткую мозаику вокруг нарисованного мелом силуэта лежащего человека. Жёлтые ленточки полицейского заграждения обтягивали колонны, поддерживающие полуразрушенный свод крыши, очерчивая место преступления. Дженсен качнулся назад, прерывисто вздохнув, и я вновь поддержал его. У меня самого возникло странное ощущение, что я каким-то образом нырнул в прошлое, в тот момент, когда тело Джея Коула увезли в морг, а полумёртвого от шока и боли Дженсена Эклза - в участок. Я словно смотрел на всё это глазами... Кинни. Человека, который оттаскивал Эклза от трупа Коула, вызывал полицию, пытался вывести обезумевшего Дженсена из оцепенения...
