— С ней, — выделил он, — навсегда.
— Тогда на месте ее людей, я бежал бы от тебя, куда глаза глядят.
— А на своем месте? — улыбнулся Измаил. Илья посмотрел на Еву. К князю он обратил уже совершенно иной, жесткий взгляд.
— Я постарался бы убить тебя раньше.
Ева едва не поддалась панике, боясь за безопасность брата, но Измаил вновь ее удивил, громко, от души рассмеявшись. На этом князь отпустил их обоих, попросив не покидать общину, пока зачистка и волнения не закончатся. Ради их же блага.
— Если устанете, воспользуйтесь любой свободной квартирой, — предложил он на прощание. — Ной объяснит остальное.
Ной проводил Илью и Еву обратно в клуб, по дороге раздав распоряжения своим людям. Одного он оставил с ранеными Ильей подручными княгини. По пути провожатый не проронил ни слова, пока все трое вновь не оказались в шумном, заполненном людьми зале. Сдав ребят с рук на руки администратору, он перепоручил приказ Измаила именно ему. Тот, представившись Самиром, клятвенно заверил, что пожелание князя будет исполнено в точности.
Илья и Ева вернулись за свой столик, перед ними поставили бокал пива и сладкий коктейль и, к ужасу девочки, оставили наедине.
Вцепившись в свой напиток, Ева уставилась на сцену. Там, в свете прожекторов, зажигательно танцевали три пары в ярких, красно-черных нарядах. Гости клуба, что на танцполе, напрасно пытались повторить их грациозные, отточенные движения. Ева вдруг сообразила, что все танцоры на сцене — вампиры, и удивилась тому, что поняла это. Казалось бы, они ничем не отличались от людей, никаких сверхфокусов, но что-то в том, как они двигались, дало подсказку.
«Прекрасно, — уныло подумала девочка, — я начинаю в этом разбираться».
Мысль отчего-то не внушала ничего, кроме дискомфорта.
— Долго еще будешь дуться? — спросил Илья, и Ева дернулась от неожиданности, слишком глубоко уйдя в свои мысли. Она подняла на брата озадаченный взгляд, но вдруг смутилась и снова стала гипнотизировать бокал в руках. Незаметно для себя, она выпила почти половину. Сквозь приторную сладость сиропа язык покалывало от горчинки цитруса и алкоголя.
— Ты о чем? — как можно небрежнее отозвалась Ева, сглотнув вязкую слюну. Но глаз так и не подняла. Их столик был столь небольшого диаметра, что Илье не пришлось даже наклоняться, чтобы заключить ладони сестры в свои. От его прикосновения она вновь напряглась, крепче стиснув бокал.
Руки брата казались огромными в сравнении с ее. Так было всегда, с раннего детства. Отвешивал ли он ей щелбаны или помогал залезть на дерево, катал ли на велосипеде или отбирал игрушку — эти руки всегда были большими и родными, несмотря ни на что.
А теперь этими руками он перечеркивал все шестнадцать лет воспоминаний.
Потому что был «влюблен». Влюблен!
— О, только не говори, что мои слова настолько тебя шокировали, — насмешливо проговорил Илья, настойчиво ловя забегавший взгляд сестры. — Ты же видела, как мы изменились. Изя и тот сказал это вслух.
— А ты сказал, чтобы я его не слушала, — угрюмо откликнулась Ева и все-таки высвободила руки, опустив их на колени.
— Ну да, — припомнил Илья тот вечер. — Не слушай его. Слушай меня, — выкрутился он с победной усмешкой — старой и знакомой до слез. — И я говорю, что буду за тобой ухаживать и всячески тебя соблазнять.
— Ты дурак? — воззрилась на него девочка, не выдержав. Щеки ее пылали пунцовым румянцем до боли в голове. — По-твоему, это смешно?
— Ну, я смирился, что извращенец и псих, педофил и вообще полный вампир, — пожал он плечами. — И ты меня хочешь.
— Что?!
— Ну, не прямо сейчас, — не смутился парень. — Но в целом…
— Прекрати.
— Что прекратить? — облокотился на руки Илья, ближе к Еве. — Прекратить о тебе думать? Прекратить чуять твое желание, когда мы вдвоем? Прекратить…
— Прекрати говорить! — взвыла девочка, зажав ладонями уши. — Господи, поверить не могу, что слышу от тебя такое!
Илья фыркнул, закатил глаза. Вдруг Ева обнаружила себя в его руках. Немыслимо быстро он перегнулся через столик, обхватил ладонями ее лицо — и вот уже целовал, лаская короткими, воздушными прикосновениями губ. Ева вздрогнула, воспротивилась, но поцелуй лишь углубился. Клыки давили на нежную кожу, угрожая в любой момент пустить кровь.
Ева сама допустила ошибку: она дернулась, стоило ощутить влажное давление его языка.
Крохотная ранка вспыхнула мимолетной искрой боли. Но ее хватило, чтобы в голове девочки щелкнуло и зародилось тепло. Чувство возбуждения пришло пугающе быстро, подобно приливу. Оно словно парило где-то на поверхности, ждало легчайшего толчка и, вырвавшись, смело все сомнения, все страхи и сопротивление.
Ладони Евы, что упирались в грудь Илье, дрогнули, соскользнули ему на талию и нерешительно обняли. Разум затуманился, тело млело и дрожало от желания дать больше крови и получить больше удовольствия.
Это было так хорошо. Так хорошо!
Но Илья прервал поцелуй, напоследок слизнув кровь с ее нижней губы.
— Н-нет…
— Что «нет»? — спросил он ласково, заглянув в замутненные глаза сестры. У Евы дыхание перехватило от его взгляда. Грудь заныла от силы, с которой сердце колотилось внутри, словно рвалось на свободу, к нему. Илья глубоко вдохнул и удовлетворенно констатировал: — Видишь? Ты хочешь меня. И ты любишь меня. Еще возражения будут?
39 глава
— В чем дело? — спросил Ной у Рюрика, вампира, что он оставил приглядывать за ранеными подчиненными Мириам. Тот, вопреки его приказу, отчего-то находился не внутри помещения, а за ее закрытыми дверями, и вид имел крайне обеспокоенный.
— Князь пожелал… остаться с ними наедине, — прохрипел Рюрик, не сразу подобрав слова. Видимо, хотел сказать нечто более точное, но вовремя вспомнил, что Измаил мог его услышать.
Разумно.
— Оставайся здесь, — коротко распорядился Ной, войдя в двери. И тут же их закрыл, едва увидел, что сотворил его князь.
Считается, что есть лишь три надежных способа умертвить вампира: огонь, обезглавливание и уничтожение сердца. Однако, Измаил мог бы существенно дополнить этот список. Например, если вампиру вырвать позвоночник, это так же приведет к окончательной смерти. Среди прочих, Измаил находил этот способ наиболее приемлемым для казни предателей и приспособленцев, потому как считал, что понятие «безхребетник» придумано не просто так.
Глядя на то, что осталось от двух помощников Мириам, Ной предположил, что оба или один из них попытались подлизаться к победителю. Лизоблюдов и перебежчиков Измаил не любил.
— Двор Мириам притих, — доложил глава по безопасности, аккуратно обойдя кровавые ошметки на полу. — Их аристократы признали, что ты был в своем праве. Мириам официально мертва.
— Кого выбрали заместителем? — не обернулся к нему Измаил, в этот момент укладывая бормочущую Мириам в принесенный специально для нее гроб из бронестекла — прозрачный, но надежный.
Совсем как изо льда.
Бывшая княгиня была абсолютно покорна, не проявляя ни страха, ни маломальского сопротивления. Лишь повторяла, словно механическая кукла, снова и снова: «Рефаим. Рефаим. Рефаим».
— Ну-ну, тише, — приложил Измаил ей палец к губам. — Пора спать, Мириам.
Рот вампирши послушно остановился. Следом медленно, почти неохотно, она закрыла глаза, словно и правда уснула. Но Ной знал лучше. Однажды и он испытал на себе власть Измаила. Да, его тело тоже не двигалось, послушное приказу, но разум не спал. Ной все слышал, все ощущал.
И кричал — безмолвно, в собственной голове.
Со стороны он выглядел умиротворенным, спящим. Так ему сказала Агарь, когда заставила Измаила освободить его.
— Матео, — отбросив мрачные воспоминания, ответил Ной на вопрос своего князя. — Он…
— Да, Матео. Сторонник прагматичного подхода, — захлопнув крышку гроба, повернулся Измаил. Руки его были в свежей крови — казненных, вероятно. — Перевези гроб к остальным и приведи ко мне Матео. Думаю, мы с ним быстро договоримся.