— Да не ори ты! — услышали Исаия и Ева его возмущенный крик. — В ночную выйду! Да знаю я, что много заказов! Могу вообще уволиться! А чего ты тогда? Да. Да. Я же сказал. Все, давай. Потом объясню.

Вернулся Илья в слегка взбудораженном состоянии, вертя в руках мобильный телефон.

— Завтра ночью выйду на работу, — объявил он всем.

— Кстати, — вспомнил Исаия, обратившись к Еве, — я с твоей начальницей говорил.

— И что ты ей сказал? — насторожилась та.

— Что ты вынуждена отсутствовать по личным причинам. Она дала тебе три дня выходных, но просила перезвонить.

«По личным причинам». Что ж, — рассудила девушка, — здесь был простор для фантазии. О правде не стоило и заикаться.

— Три дня — это начиная с какого? — уточнила она.

— Этим днем отдыхаешь, а следующим выходишь.

Ева доела кусок торта и прислушалась к своим ощущениям.

— Вроде наелась, — не слишком уверенно решила она, но из-за стола все же поднялась. — Вы как хотите, а я спать.

— Посуду можешь не мыть, — разрешил Исаия. А Еве вдруг пришло в голову, что кухня ее братьям больше не понадобиться. Никогда.

Ей снились коты. Огромные хищные звери, на которых она могла бы прокатиться верхом, не касаясь ногами земли. Их было много. Они крались через чащу заснеженного леса, и Ева чувствовала обжигающий мороз на коже, холод в легких. Золотистые, светло-карие, желто-зеленые глаза хищников мерцали алым в темноте. Их гибкие, мощные тела мелькали меж стволов деревьев разноцветными призраками — песочные, бурые, грязно-рыжие, дымчато-серые. У одних шерсть была однотонной, у других — радуга приглушенных оттенков; с мелкими полосками без намека на тигриную шкуру, с пятнами и полукольцами, или будто припорошенные пеплом — такие разные и в то же время словно вышедшие из одного помета.

Они шли к Еве, и в радушном приветствии она протягивала руки им навстречу…

…

Ева спала, свернувшись клубком на облюбованном диване под тонким покрывалом. Илия пару раз проходил мимо нее на кухню — выпить воды (к жидкостям его новый организм относился более лояльно, чем к тем же пельменям), но на третий раз остановился, залюбовавшись игрой света и тени на ее лице.

В полумраке зала она казалась ему одновременно эфемерной и невероятно по-теплому земной. Иное зрение, доставшееся ему с клыками, видело, как под тонкой кожей ровно бился пульс, а иное обоняние ловило сладкий, полузнакомый с детства аромат ее тела. Раньше Илия не мог в полной мере и так отчетливо чувствовать сестру. Сейчас же ему открылось, какая она у него все-таки красавица: и грудь у нее для малолетки просто шикарная, в руку едва поместится; и шейка белая, лилейная, и волосы блестящие, длинные, как ему всегда нравилось.

Не обращая внимания, насколько странны его мысли, он опустился на пол рядом с ее лицом и осторожно прикоснулся к щеке, очерченной бледным румянцем. Ощущения, возникшие при этом, чудились ему маленьким чудом, чем-то волшебным и естественным, святым — если бы он верил в подобное.

Осторожно, чтобы случайно не разбудить Еву, Илия примостился подбородком на край дивана, оказавшись в паре сантиметров от ее лица. В ушах стучала кровь — ее кровь — по телу бежали мурашки, заставляя внутренности сжиматься в будоражащем предвкушении. Из ее приоткрытых губ он ловил мятное дыхание зубной пасты, и нестерпимо хотелось попробовать, будут ли при поцелуе мешать клыки. А если все-таки ранят ей язык или губы, то насколько крышесносней станет все с ее кровью?

Посторонний шорох из комнаты Исаии заставил Илью отшатнуться. Не глядя схватив пульт с журнального столика, он включил первый попавшийся канал.

Когда Исаия вошел в зал, Илия уже сидел спиной к дивану, таращась в экран при минимально включенном звуке.

— Что ты здесь делаешь? — в голосе брата сквозило неприкрытое подозрение.

— Смотрю телевизор, — как можно равнодушнее ответил Илия, но пульс на языке плясал пойманной мошкой.

— Не ври мне.

— Я не беспокою ее.

— Встань и отойди от нее, Илия.

«Исаия?» — сквозь сон узнала Ева голос брата.

— Я не хочу пить, — скрипнул зубами Илия. — Я просто смотрю телевизор.

Не открывая глаз, Ева прислушалась.

Да, точно. Тихие, невнятные реплики и закулисный смех.

И при таком звуке Илья что-то различает? — удивилась девушка. — Хороший слух.

— Тогда, — прошептал Исаия, присаживаясь рядом с братом, — посмотрим телевизор вместе.

Они просидели так три рекламных ролика, когда Илья вдруг прохрипел:

— Солнце… давит.

— Да.

Оба, как по команде, посмотрели в сторону зашторенного окна, по краям которого просачивался белый, солнечный свет. Одиннадцать утра — солнце, набирая силу, входило в зенит.

Кожа близнецов хранила ровный, насыщенный загар, но теперь это казалось не более, чем насмешкой. Солнце давило на них неосязаемой мощью, словно над их головами был невидимый пресс, и сама природа кричала, что они более не люди, и время их — ночь.

В сумрачном настроении братья смотрели криминальные новости, когда мобильный телефон Евы внезапно завибрировал на журнальном столике.

Исаия немедленно схватил аппарат в надежде не разбудить сестру, но та, поморщившись, стала просыпаться.

— Алло, — ответил он на звонок. На том конце провода повисла тишина, но прежде, чем Исаия повторил дежурное слово, звонивший подал голос:

— Мне нужна Ева.

Всем нужна, — мимоходом подумал Исаия, напрягшись. Уж не привет ли от Измаила?

— Кто ее спрашивает?

— Артур.

Поморгав, Исаия вспомнил, что так звали парня сестры. Бывшего.

— Минуту.

Убедившись, что Ева окончательно проснулась, он протянул ей телефон:

— Твой бывший.

— Мой что?.. — спросонок не сразу сообразила девушка. — Ах, да, Артур. Ему-то чего надо?

Не получив ответ на, в общем-то, риторический вопрос, она приподнялась на локте и, подслеповато щурясь, прохрипела в трубку:

— Алло.

— Кто это был? — голос Артура на том конце связи звенел от злости. Как-то быстро и сразу выведя ее из сонливости. От души зевнув, Ева постаралась придумать остроумный ответ:

— Вампир.

— Я спрашиваю: кто это был? — бывший парень еще не кричал, но голос ощутимо повысил. Ева представила его лицо: синие глаза мечут молнии, правый уголок рта оттянут назад, узкое лицо с ярко выраженными скулами налилось кровью. Артур всегда был крайне эмоционален, честен в том, что чувствовал. Это ее в свое время в нем и привлекло.

Когда ты новенькая не только в группе, но и в городе, где из всех знакомых лиц, не считая далеких братьев, лишь Алиса, да и то на параллельном потоке, это нелегко. Когда к ничего не знающей и во всем неуверенной девчонке подходит симпатичный парень и знакомится с широкой, открытой улыбкой, это маленькое, но очень нужное чудо. И как-то само собой вы проводите время вместе, и ты на каждой перемене ищешь его в толпе студентов. Он знакомит тебя с друзьями, и вот, ты уже своя. И все хорошо, и жизнь прекрасна.

Но к концу первого курса влюбленность сползает как, вдруг ставшие малыми, розовые очки. И ты видишь, что парень твой многовато выпивает и хамит, и все чаще смотрит на тебя с усталой раздражительностью. Он уже забыл о своем обещании ждать твоего совершеннолетия, ему плевать на твои доводы, он хочет здесь и сейчас, или катись со своей девственностью искать другого дурака.

И первые дни ты действительно считаешь себя последней дрянью и полной дурой с устаревшими моральными принципами. И даже веришь, что на такую тебя никто никогда не поведется.

Но страх отпускает, и мысли проясняются. В груди еще тянет, но рана уже не кровоточит — зарубцевалась.

Ева вовсе не считала себя бедненькой, обманутой жертвой. Она видела, с кем встречалась, просто его отношение до сих пор не доставляло ей дискомфорт.

Так вышло, что секса он хотел больше, чем любил ее.

Так вышло, что ее принципы и самоуважение оказались выше любви к нему.