Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В голове девушки опустело. Она чувствовала себя воздушным шариком — пустой, тонкой, готовой лопнуть от одного легкого укола.

Ей отчаянно хотелось сдаться. Бросить все и просто закрыть глаза.

«Мама, прости…пожалуйста, прости».

С губ сорвался протяжный, хныкающий стон.

Не могла она так! Просто не могла — даже если больно, даже если страшно, она должна выжить. Должна.

Ева перекатилась на живот. Желудок воспротивился движению, и подкатила тошнота. Руки дрожали, не слушались, каждое движение отдавалось острой болью в спине, но все же Ева поднялась. С хрипом она встала на четвереньки.

Не оглядываясь на вампира, девушка потянула себя вон из кухни.

«Телефон меня не спасет, — думала она лихорадочно, — надо добраться до соседей. Вампир не сможет переступить порог чужого дома, если его не пригласить — так говорила Алиса».

Но, несмотря на отчаянную волю, передвигалась она мучительно медленно. Попытавшись ускориться, Ева едва не упала — попросту не смогла выставить вовремя травмированную руку.

Во рту стояла кровь, с порезанной руки стекала кровь, и пол под ее ладонями был весь в грязно-алых разводах. Даже в глазах — и в тех — плясали красные пятна.

Ева не успела совсем чуть-чуть, в трех шагах от двери.

Холодная рука легла ей на шею и, словно железные клешни, пальцы сдавили хрупкое горло.

Ева задыхалась. Безнадежно скребя ногтями будто и вовсе неживую руку, она умирала.

«Не успела, не успела», — билась в мозгу отчаянная мысль.

В ушах стоял шум, но через него пробился некий звук. Уже теряя сознание, Ева уловила голос. Чей-то голос по ту сторону двери.

— Пригласи меня! Ева, пригласи меня!

«Пригласить? Еще один вампир? Плевать».

Она умирала и потому схватилась за эту ничтожную, гнилую соломинку.

— Войди, — беззвучно прохрипела она, и вампир вздернул ее вверх, сильнее смыкая пальцы. Еве чудилось, что ее голова вот-вот взорвется от нехватки кислорода. — Можешь войти, — безнадежно беззвучно выговорила она, и спасительная темнота поглотила все: боль, давление и звуки.

4 глава

Едва прозвучало приглашение, дверь настежь распахнулась. Вампир с девушкой в руках отчаянно застонал: не успел. Засомневался, замешкался на долю секунды!

— Филипп, — со сладкой укоризной проговорил новоприбывший, беспрепятственно переступив порог квартиры.

Филипп попятился, выпустив из рук девочку. Он знал, на что шел, придя сюда за ее жизнью, верил, что был готов к заслуженной каре, но теперь, когда столкнулся с угрозой немедленного наказания, храбрость изменила ему.

— Измаил, я…

— Шш, — оборвал его Измаил, приложил палец к губам. — Не шуми. Мы же не хотим потревожить ее, правда?

Филипп бросил короткий взгляд на неподвижно лежавшую Еву. Сверхъестественный слух уловил слабое сердцебиение, но с каждым мгновением удары становились тише и неувереннее. Она все-таки умирала. После всей той борьбы, что она ему оказала…

Филипп запутался в своих чувствах и мыслях. Он пришел сюда убить Еву Брянцеву, он знал, что так будет лучше, и все же теперь страшился мига, когда это маленькое отважное сердце остановится.

В наступившем безмолвии Измаил опустился рядом с девушкой, снял с шеи ненавистную Филиппу цепочку с подвеской в виде паука из белого металла, двумя пальцами ухватил тельце, аккуратно расположил его на левой груди Евы, там, где едва билось умирающее сердце, и надавил, пока проклятый жучок ни ожил, запустив лапки-иглы глубоко в плоть девушки.

В воздухе витал запах крови — живой и горячий, и к нему примешался другой — тяжелый, насыщенный древностью веков и силой. Два запаха поднялись и переплелись, как и их источники в жилах смертного тела.

С тихим, несчастным вздохом Филипп отступил еще на шаг и, привалившись к стене, закрыл глаза. Он слышал, как замедлялось сердце смертной, слышал, как редкие капли воды ударялись о дно мойки на разоренной кухне, слышал в одной из двух комнат четкие, жесткие щелчки секундной стрелки настенных часов. О, как много он слышал! И на фоне всего этого сердце девочки отчаянно терялось.

«Неужели умерла?»

Вампир прислушался. Да, вот оно: робкие, краткие удары сердца.

Духх… Ду-духх… Духх…

Но вдруг:

Духх! Ду-дух, ду-дух, ду-дух, ду-дух-ду-дух-ду-дух-ду-дух!

Филипп неверяще распахнул глаза. Измаил по-прежнему сидел на корточках рядом с девушкой и улыбался улыбкой мягкого торжества, так же, как и Филипп, прислушиваясь к сильному, бешеному биению сердца единственного в квартире живого существа.

С хрипом Ева выдохнула, выгнулась дугой от неведомого жара, зашлась в тяжелом, натужном кашле, прочищая легкие, раздувая их и жадно глотая кислород. Скрюченные пальцы ее заметались по полу, скребя старый линолеум. Но в сознание девушка так и не пришла.

Вскоре приступ окончился, Ева затихла. Измаил поднял ее, жадно прижал к груди. Прикрыл глаза, глубоко вдохнул воздух над ее лицом.

— Прочь с глаз моих, — сказал он с темной, пугающей дрожью. — Ступай к Палачу и получи сто ударов.

— Да, князь, — ошеломленно пробормотал Филипп, не смея верить, что так легко отделался. Сто ударов плети от Палача — это адская боль, от спины останутся одни ошметки, и все же это ничто по сравнению с тем, что с ним мог сделать князь за попытку вмешаться в его планы.

И лишь покинув квартиру Евы Брянцевы, Филипп задумался: а случайно ли он узнал о планах своего повелителя?

Окинув прихожую беглым взглядом, Измаил безошибочно определил комнату своей маленькой ноши. Миниатюрная Ева и правда выглядела в руках высокого вампира, словно ребенок. Опустив ее на кровать, Измаил на какое-то время застыл, молча вглядываясь в открытое, утомленное лицо девушки. Раздраженная, в мелких прыщиках кожа, маленький аккуратный рот с полными сухими губами, узкий прямой нос, едва заметная родинка на левой щеке, темнеющий кровоподтек с шишкой на виске, шоколадно-каштановые волосы в поникшем, растрепанном пучке на макушке — Ева выглядела далеко не в лучшем виде, но для Измаила она была желаннее прекраснейших из женщин. Он смотрел на нее с жадностью одержимого до тех пор, пока девушка не дернула ногой во сне. Это привлекло его внимание к ее стопам и пальцам ног с небрежно обрезанными ногтями. В памяти всплыла сцена давно минувших лет. Поддавшись мимолетной прихоти, Измаил прошелся по крохотной комнате, заглянул в шкаф с одеждой, скрупулезно изучил корешки книг на полке и, наконец, остановился перед туалетным столиком, где в самодельным коробочкам была разложена косметика. Избрав для своего развлечения маникюрный набор и прозрачный лак, он повернулся к спавшей и ничего не подозревавшей пока Еве.

В темноте время тянулось томительно долго. Еву тревожили смутные ощущения — призрачные и неуловимые, чтобы опознать их, но пугающе бесчисленные, чтобы их можно было не заметить. Что-то происходило с ней, с ее телом — где-то там, снаружи, и здесь, внутри.

Ей чудились голоса и прикосновения. Она даже слышала ток собственной крови. Каждая клеточка ныла притупленной, обезличенной болью, и это было почти терпимо.

Время в темноте тянулось долго, слишком, слишком долго. Но не бесконечно.

Ева возвращалась в сознание, словно всплывала с глубокого дна моря — навстречу свету, звукам и невообразимому чувству свободы, когда ты, наконец, можешь вздохнуть полной грудью, открыть глаза и просто пошевелить руками.

Она лежала на спине. В кровати. С мягкой подушкой под головой. И странной щекоткой в пальцах ног.

Ева открыла глаза, и холодок ужаса омыл ее с головы до кончиков пальцев, над которыми склонился человек.

Она не знала его.

«Еще один незнакомец в моем доме».

Сердце ухнуло куда-то в район желудка.

Была глубокая ночь и никакого света, кроме уличного фонаря за окном. В черно-белых тенях ее собственной комнаты неподвижное молодое лицо незнакомца почти светилось иномирной белизной. Серые глаза, словно редкий хризоберилл, мерцали, отражая свет, но жизни в них было не больше, чем в том же камне. Волосы темные, но не черные, с призрачным намеком на какой-то более теплый оттенок. Зачесаны назад, открывая высокий лоб. И рот изумительной формы, бледно-красный, уголки изогнуты в слабом намеке на улыбку.

4
{"b":"547677","o":1}