Я вдруг почувствовал страшную, всё опустошающую усталость. Огромное нервное напряжение, доселе владевшее мною и переполнявшее меня, вдруг вмиг исчезло, лопнуло, как гигантский воздушный шар. Я на мгновение оказался внутри чёрного, чёрного пространства, безжалостно затягивающего меня во внутрь себя, состоящего из вакуума и абсолютной тишины, а потом потерял сознание, которое готово было вот-вот взорваться, как миллион термоядерных бомб. Бомб, бомб, бомб… Бум, бум, бум…

Очнулся или, вернее, проснулся я уже утром. Было трудно дышать. Солнце ослепительно и слегка мутно било в глаза, в мире стояла почти полная тишина. Почему именно полная? Да потому, что не было слышно ни пения птиц, ни криков чаек, ни шума моря, ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни-че-го! Почему тишина была почти полной? А потому, что я нарушал её своими стонами, проклятиями, охами, ахами и возмущённым пыхтением.

Я по-прежнему находился в коконе, но не в энергетическом, а в обычном. Скорее даже не в коконе, а внутри своеобразного яйца, стенки которого состояли из какого-то странного, серого, запёкшегося вещества. Внизу и по бокам оно было мутным, тёмным, а сверху — тонким и почти прозрачным, покрытым густой сеткой мелких трещин и дырочек. Воздух был спёртым, тяжёлым и душным. Я немного полежал, щурясь от солнечных лучей, потом решительно ударил кулаком по верхней тонкой стенке яйца. Она рассыпалась на множество мелких осколков.

Прохладный, свежий утренний воздух живительной волной накатился на меня, наполнил и переполнил лёгкие, влил в мои затёкшие мышцы необыкновенную и неимоверную силу. Я счастливо и облегчённо засмеялся, приподнялся, сел, огляделся.

Серая, застывшая, стекловидная масса заполняла всё обозримое пространство вокруг меня. Холма, как такового, не существовало. Он, как и другие ему подобные участки рельефа местности, сгладился, нивелировался, обрёл почти ровные очертания. Ничего теперь не мешало мне созерцать раскинувшееся передо мною утреннее, тихое и безмятежное море, имеющее цвет глаз моей прекрасной МАРКИЗЫ. О, МАРКИЗА!

Да, море есть море… Земля дама непостоянная. Её хрупкая кора под внутренним давлением периодически и панически смещается, рвётся. Вулканы взрываются, выбрасывая тучи пепла и изрыгая магму, словно старые алкоголики, блюющие и пердящие после затяжного запоя. Поверхность планеты неотвратимо и неумолимо меняется. Что-то разрушается, уходит в небытие, или преобразуется. Что-то рождается, в корне изменяя окружающий ландшафт, а море всё равно остаётся таким, каким оно было тысячи лет назад. Вернее, остаются таковыми океаны.

Подумаешь, магма и пепел, подумаешь, землетрясения и цунами. Лаву охладим и погрузим на дно. Землетрясение и цунами переждём. Они пройдут, как страшный сон, сойдут на нет и уйдут в небытие. Всё проходит… А загадочная, могучая и таинственная водная масса будет по-прежнему тяжело и равнодушно колыхаться и властвовать на планете, скрывая под толщей воды погибшие цивилизации, бывшие материки и острова. Впрочем, и море и океаны не вечны…

Я решительно встал, ещё раз с наслаждением и глубоко вдохнул свежий и ароматный воздух полной грудью, посмотрел в ясное и высокое небо, улыбнулся. Цыплёнок вылупился из яйца! Здравствуй, прекрасный и трепетный мир! Цыплёнок, цыплёнок… Да нет, я отнюдь не цыплёнок, а детёныш ящера! Скоро он окрепнет, нарастит массу и превратится в грозного и страшного хищника! Дайте время! Мой рык ещё не раз потрясёт Вселенную и сотрясёт всё Мироздание!

Я осторожно дотронулся до РЕЛИКВИИ. Она была холодна на ощупь. Висела спокойно и мирно на моей шее, не подавала никаких признаков жизни. Я улыбнулся, сжал её в руке, мысленно поблагодарил за чудесное спасение. РЕЛИКВИЯ вдруг на секунду нагрелась, слегка завибрировала и вернулась в своё первоначальное состояние.

Я задумчиво огляделся вокруг. Вся местность в радиусе примерно ста метров от эпицентра взрыва, то есть от того места, где ещё недавно находилась моя палатка, была покрыта застывшей, серой, стекловидной массой. Холмы предгорий превратились в бесконечную степь, вернее, в безжизненную, гладкую и мёртвую пустыню. Ни единой живой души вокруг. Ни звука, ни малейшего движения.

Сердце в моей груди учащённо забилось. ШЕВАЛЬЕ, ПОЭТ, что с ними!? Боже мой, а как там лебёдушка моя ненаглядная?! ГРАФИНЯ! Свет моих очей! Любовь моя! Я бросил лихорадочный взгляд на море. В паре сотен метров от береговой полосы несокрушимо и тяжело лежала на лёгкой голубой воде наша Флагманская Галера! Цела и невредима! Слава Богу! Рядом с ней дрейфовали ещё четыре большие галеры, а чуть дальше — остальные корабли разных мастей и водоизмещений. Слава мелководью и коварным подводным рифам, которые не позволили флоту расположиться близко к берегу! Фу, о, как от сердца отлегло!

Воздушная волна от взрыва, видимо, не достигла пяти громоздких и тяжёлых кораблей, а если и достигла, то, настолько ослабла, что не смогла сокрушить их. А остальные суда были расположены подальше от берега для того, чтобы обезопасить район нашей высадки от возможного нападения противника с моря. Они вытянулись дугой вдоль всей бухты, беззаботно покачивались на волнах. Слава Богу!

Вообще-то, я не планировал ночевать в палатке. Это решение пришло в мою голову неожиданно, в связи с полночным визитом МАРКИЗЫ. Ну, не вести же её на корабль! В таком случае рядом с нами незримо и укоризненно присутствовала бы ГРАФИНЯ. Мне было бы стыдно и нехорошо, как пить дать. О каком полноценном сексе в такой ситуации могла идти речь?! Муки совести и страшные, невыносимые душевные страдания затопили и поглотили бы меня целиком и, возможно, никогда бы не выпустили из своих хищных и жестоких объятий!

Перед взрывом со мною на берегу осталась только пара десятков Гвардейцев. Все мои другие уцелевшие воины и моряки расположились на кораблях. ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ, очевидно, также отбыли на Флагманскую Галеру. О, моя бедная Гвардия! О, мои несостоявшиеся Бароны, не успевшие вкусить всех прелестей новой жизни! Редеют наши ряды. Как жаль, как жаль! Потери, к сожалению, бывают и после войны. Это крайне неприятный и обидный факт, который имеет место быть во все времена…

Я направился к берегу, мягко ступая по твёрдой серой корке, не торопясь, подошёл к морю, присел около него, окунул руки в прозрачную голубую воду, омыл лицо, сложил ладони ковшиком, набрал в них живительную влагу, вылил её на голову, пригладил волосы. Ах, как хорошо, не смотря ни на что! Море, море, край бездонный…

Я увидел, как к берегу от флагманской галеры направляется большая трёх вёсельная шлюпка. Я прищурился, сфокусировал зрение, непонятным пока для самого себя образом оптически приблизил объект ближе, разглядел на носу лодки ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТА. Слава Богу, всё-таки, живы, курилки! Ах, вы верные спутники мои!

Скоро лодка тяжело причалила к берегу.

— Здравствуйте, Ваше Величество! — бросились ко мне мои славные соратники. — О, как же мы рады Вас лицезреть живым, невредимым и здоровым!

— Я тоже рад, что вы остались живы, господа! — я решительно заключил их в свои железные объятия.

— Сир, а уж как мы рады! — запричитали Глорианин и Островитянин. — Мы с рассвета уже дважды приплывали сюда, вроде бы обшарили всё побережье вокруг, да около, а никого не нашли! Где Вы были?! Как смогли уцелеть!? Невероятно!

— Господа, ну к чему эти глупые вопросы, адресованные Бессмертному Императору!? — легко и беззаботно воскликнул я. — Вы что, до сих пор сомневаетесь в моих способностях и возможностях?

— Нет, Сир, конечно, нет, — смутился ШЕВАЛЬЕ.

— РЕЛИКВИЯ, Сир? — спросил ПОЭТ.

— Да. Она… — я задумчиво посмотрел на корабли, потом перевёл взгляд на ШЕВАЛЬЕ. — Как там ГРАФИНЯ?

— Жива, но по-прежнему не приходит в сознание, Сир, — скорбно произнёс юноша.

ПОЭТ задумчиво и горестно посмотрел на флагманский корабль, поёжился. Я также взглянул на него. Галера по-прежнему тяжело и величественно покоилась на абсолютно ровной и безмятежной глади моря. Из пары мачт на ней осталась только одна, без рей и парусов, но по бокам из открытых люков воинственно торчали два ряда вёсел. Загадочная, грудастая и воинственная дама на носу судна отсвечивала золотом под лучами солнца, которое сияло и грело совсем не по-осеннему.