Я смог сконцентрироваться, решительно выйти из мерзкого панического транса, правда, с определённым трудом. Потом я резко расслабился. РЕЛИКВИЯ на моей шее слегка-слегка завибрировала, словно раздумывая о своих дальнейших действиях, но я мгновенным усилием воли вернулся от полной расслабленности к нейтральному, повседневному состоянию, почувствовал себя, как обычно. РЕЛИКВИЯ повисла на цепочке мёртвым, холодным и безразличным ко всему грузом. Я сделал несколько глубоких, медленных и плавных вдохов и выдохов, а потом весело и беззаботно обратился к ШЕВАЛЬЕ:

— Сударь, а не хотите ли услышать ещё пару высказываний горячо любимого вами Сократа?

— Государь, — с огромным интересом и удовольствием, — живо и облегчённо ответил юноша. — Для нас с ПОЭТОМ этот греческий мудрец, — кумир!

— «Да не сотворите себе кумира!». Не советую. Сотворение кумиров — это одно из самых глупых, отупляющих и неблагодарных занятий в мире. Оно влечёт за собой порабощение разума, лишает личность индивидуальности, что крайне опасно, — поморщился я. — Так вот, слушайте… Первый афоризм. «Хорошее начало — не мелочь, хотя и начинается с мелочи». Это о любом нашем деянии! А вот и второй афоризм… «Чем меньше у меня желаний, тем ближе я к Богам!». Это высказывание перекликается с ранее обсуждаемыми нами мыслями Сократа. Ну, а третье высказывание, пожалуй, самое известное: «Я знаю, что я ничего не знаю!». Я считаю, что комментировать его следует после глубокого осознания. Ну, и как вам данные афоризмы? Достойны ли они Императора!?

ШЕВАЛЬЕ глубоко задумался. Сзади неожиданно раздался весёлый голос ПОЭТА:

— Превосходно сказано, Сир!

— А вы-то как здесь оказались? — удивился я.

— Ваше Величество, — возмутился ПОЭТ. — Но Вы же сами приказали мне сопровождать Вас везде!

— Даже в спальне ГРАФИНИ? — улыбнулся я. — Впрочем, вы делаете всё правильно. Летописец, он на то и Летописец, чтобы всегда присутствовать рядом с Императором! Имперский Цитатник, как известно, необходимо пополнять. Мои подданные нуждаются в постоянном притоке свежих, оригинальных и умных мыслей. Вы только что получили их целую порцию и по достоинству, надеюсь, оценили!?

— Конечно же, Сир! Я в глубоком восторге! — с некоторым сарказмом заверил меня ПОЭТ.

— Ну, ну…

— Сир, не сердитесь, заранее простите меня. Можно я задам Вам один э, э, э… неприятный вопрос? Я это давно хотел сделать.

— Задавайте. Вы же знаете, что я вам прощаю всё, — вальяжно произнёс я.

— Так уж и всё, Сир? — засмеялся ПОЭТ.

— Не прощу только предательства, — становясь абсолютно серьёзным, сказал я, пристально глядя ПОЭТУ в глаза.

Он их не отвёл и, став таким же серьёзным, ответил мне:

— Сир, это исключено! Никогда!

— Никогда не говори никогда! Ладно… Я вам верю, именно вам, — снова повеселел я.

— Извините, Сир, но почему Вы верите именно ему, — возмущённо взвился в седле ШЕВАЛЬЕ. — А как же я?

— Боже, успокойтесь! Я верю и вам! Давеча, кажется, на Тёмном Озере я об этом уже говорил, — буркнул я, а потом обратился к ПОЭТУ. — Так какой такой неприятный вопрос вы хотели мне задать?

— Сир, а Вас не смущает, что в Летописи и в Цитатнике абсолютно все высказывания принадлежат исключительно Вам, и только Вам? — несколько робко спросил ПОЭТ. — Я это говорю не к тому, что хочу констатировать данный факт из-за какой-то своей особой зловредности, тайной зависти или непочтительности к Вам. Нет! Упаси Бог! Просто я испытываю определённое беспокойство по этому поводу именно потому, что переживаю за Вас! Многие умные люди в Империи испытывают то же ощущение. Вы же знаете, что беспокойство ума рождает подчас совершенно ненужные и опасные мысли.

— А что, в Империи есть умные люди кроме меня? — захохотал я, а потом стал серьёзен. — Извините за глупую и банальную шутку. Вернёмся к проблеме. И с чем же связано данное ваше беспокойство?

— Сир, понимаете, на этом свете никто не может быть абсолютно умным и всегда правым, даже сам Император, — совсем немного побледнев, ответил ПОЭТ. — Абсолютно умным может быть только Бог, если он, конечно же, существует. Вы несколько перебарщиваете с умом, Сир. Извините…

— Не понял…

— Простите, Сир… Что здесь непонятного!?

— Эх, слышал бы вас сейчас БАРОН! — весело начал я, а потом осёкся и помрачнел.

Мы некоторое время ехали молча. ШЕВАЛЬЕ искоса и с иронией периодически посматривал на ПОЭТА, тот сурово глядел только вперёд.

— Так что вы хотели мне посоветовать, исходя из этого самого вашего заботливого беспокойства? — спросил я.

— Сир, я бы посоветовал Вам разбавлять Летопись и Цитатник умными мыслями и других людей, вернее, не все такие мысли выдавать за свои. И вообще, не помешает больше простоты, шуток, юмора, балагурства, иронии, в том числе и в отношении себя. Понимаете, тогда Вы будете намного естественней, понятней, станете ближе к народу, а он это любит. Нужно только чуть-чуть приподнять краешек Вашего чёрного, загадочного, идеально чистого плаща и показать часть сапога, несущего на себе лёгкую и беззаботную пыль дорог. Необходима некоторая релаксация разума тех, кто постигает мудрость, заложенную в Цитатнике. Понимаете?

— Возможно, вы и правы, — рассмеялся я, а потом снова помрачнел. — А откуда это в вашем словаре вдруг появилось слово такое заморское и диковинное, — «релаксация», а!? Вития вы наш?!

— Сир, я немало времени провёл в библиотеке БАРОНА.

— А, ну да… — поморщился я. — Вернёмся к основной теме… И как же теперь вы будете писать в Летописи? «Как сказал мудрый грек Сократ в пятом веке до нашей эры…». Ну так далее и тому подобное. Как объяснить народу, где находится Греция, и когда был этот самый пятый век, и что такое эра?

— Сир, можно сделать немного по другому. Ну, допустим, в Летописи я пишу так: «Император внимательно и иронично посмотрел на меня, неспешно поболтал в бокале Звизгун и сказал: «Как говорили в старину э, э, э… — ПОЭТ замялся, подбирая подходящую цитату.

— «Сколько же есть на свете вещей, без которых можно жить», — иронично усмехнулся я. — Кстати, первым эту, в общем-то, простую мысль выразил именно Сократ. А насчёт старины вы правы. Ссылки на неё всегда уместны. Нам всем кажется, что в старину люди жили лучше и были мудрее. Полная чушь, конечно, но многие в это верят. Пусть так и будет…

Все облегчённо рассмеялись, расслабились.

— А вот ещё вариант, — задумчиво сказал я. — Можно написать примерно так… «Шла долгая и изнурительная осада крепости, где находился мятежный Правитель Третьей Провинции. Император и Придворный Летописец стояли на холме и внимательно наблюдали за её жестокой и кровавой осадой. Летописец вздохнул и сказал: «Да, Ваше Величество! В буре мятежа люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, овладевают рулём». Император грустно ответил ему: «Ну что же. Излишнюю жажду власти приходится утолять кровью». Оба после этого скорбно замолчали. Через некоторое время Император хлопнул Летописца по плечу и весело сказал: «Дружище, есть время для печали, есть время для радости. Поехали, пообедаем и выпьем! Поднимем настроение!».

Все дружно рассмеялись. Потом наступила минутная тишина, которую прервал ПОЭТ:

— Сир, афоризмы великолепные. Я сейчас же внесу их в Летопись. А, вообще, Вы меня прекрасно поняли. Я очень рад. Такие сцены будут разбавлять несколько однообразное и поэтому скучное описание истории в нашей Летописи. Надо придавать повествованию этакий шарм, романтизм, лёгкость, воздушность, беззаботность! Следует чаще рассказывать о встречах с простыми людьми, о ваших соратниках, показывать их в привлекательном свете. Вы же сами как-то сказали, что Короля делает свита. И, вообще, больше юмора, иронии, даже сарказма! Понимаете?

— Я не дурак, всё схватываю на лету. Но, сударь, к чему такие длинные нотации и советы? Ведь вы, а не я, пишите Летопись! Что до сих пор мешало воплощать в жизнь ваши вполне разумные мысли?

— Вы её редактируете, Сир… И ещё — ГРАФИНЯ…

— Ну, да, ну да… — улыбнулся я. — Ладно, начинайте Летопись улучшать, добавлять, разбавлять, углублять, простирать, и так далее… Только знайте меру! Перебор порой бывает хуже недобора, и наоборот. Балансирование на тонкой и неверной грани каната между этими двумя вечными ипостасями и определяет мастерство канатоходца. Думаю, вам не стоит объяснять, кто у нас в данной ситуации канатоходец?