Из Тель — Авива душа рвалась в театры, в музеи, в Москву.

Шумная Москва была заполнена нелепыми новыми зданиями и тягучими, вонючими пробками. Кинопрокат, возрожденный из пепла, превратился теперь в посредника между Голливудом и зрителем. Отечественное кино, хоть и тоже возродилось, но в прокате составляло процент небольшой. Лазарский пользовался связями Орлова, то есть Катерины, то есть Фелишии, и успевал перехватить заграничные новинки первым. Орлов не докладывал боссу, каким образом он достал ту или иную лицензию.

Она все путешествовала, все разбрасывала по трем странам свои вещи — то забудет в Тель — Авиве любимую юбку, то в Москве — записную книжку. Говорила на гремучем суржике. По телефону всегда и везде отвечала «Пронто», а на вопрос «Как дела?» могла в Москве бросить «Беседер».

Она ждала, что после тридцати уйдет внешность, и тогда можно будет доучиться, осесть, родить, начать свою настоящую жизнь. Но внешность все цвела, а она все моталась, обрастая деньгами и разочарованиями.

Мне тридцать три, и работа моей жизни завершена. Собрание света и тени. Игра игольчатого экрана. Набор файлов. Встреча с Таей. Попытка не разгадать тайну Булгакова, но передать ее на экран неразгаданной.

Мы с Бумчиком просмотрели фильм пять раз подряд. Он, мой соавтор, оператор–постановщик и вообще консультант, в восторге от нашей работы. А я не знаю, что с ней делать. Кому показать?

День Независимости провел у Полотовых. Вот где благодать–то! Все цветет, бабочки летают, пчелки. Дана уже совсем большая. Узиэль и Разиэль тоже подросли, помогают деду на плантациях.

Вспоминали, как мы жили втроем в Тель — Авиве, бомбежки девяносто первого года. Предложил им посмотреть фильм. День Независимости — не религиозный праздник, можно включать–выключать телевизор. Кокбекаевы–старшие забрали детей и ушли куда–то в гости, а мы сели смотреть.

Вадьку во время сцены бала у сатаны вырвало. Мы остановили фильм. Он проблевался, выпил воды и велел продолжать просмотр.

Сцена не настолько натуралистична, чтобы вызывать подобную реакцию. Ну, выползают из камина скелеты, но без мяса на костях и прочих отталкивающих подробностей. А дамы и вовсе красавицы, что–то вроде Катьки или Фурдак. Но потом я вспомнил, как нехорошо было мне самому, пока я работал над этой сценой. Стало быть, в Вадьке сильно присутствие Всевышнего, а в этой сцене — присутствие Сатаны.

Когда уезжал, дали мне с собой сетку знаменитого авокадо под обещание сжечь косточки.

Их поселение, да и весь Гуш — Катиф, очень скоро ждет выселение по плану одностороннего размежевания Ариэля Шарона. Но там этого вовсе не чувствуется. Завершены весенние посадки и прочие сельхозработы, хотя, если план будет реализован, урожай будут собирать арабы.

Со вчерашнего дня запрещен въезд в Гуш — Катиф для тех, кто там не проживает. Кокбекаевы — Полотовы выехали оттуда еще месяц назад. Когда поняли, что Шарон не шутит, быстро оформили компенсацию и выехали. Удивительное дело, даже бюрократия тут не задержала дела. Односельчане осудили их.

Шимшон в свое оправдание говорит, что не смог остаться до конца и видеть, как пустеет насиженное место. Свои деревья он лично срубил. Потом жена и Сонька отпаивали его валидолом. Однако, он вывез ящик косточек. С косточками проделали штуку. Сонькина мама из каждой косточки сделала поделку — мышонка, собачку, пингвинчика. При этом завязь осталась в целости, уши и хвосты были наклеены сверху. Эти поделки Шимшон отправил посылкой сестре в Алма — Ату. При этом, по телефону он дал подробные наставления, как эти косточки прорастить. Шимшон соберается вернуться в Казахстан и разводить там авокадо. На это он потратит свою компенсацию от государства.

Сейчас они все, конечно, у Ломброзо. Вадька, сдернув с себя кипу, бегал по лужайке и орал: «По! Ло! Тов! По! Ло! Тов!». Нервный срыв. Насилу Изабелла его утихомирила.

На реках вавилонских сидели мы и плакали…

Размежевание завершилось. Всех вывезли. Разрушили синагоги, свитки Торы вынесли, как детей из горящих домов. Почему–то я не верил, что так это и закончится. Мы с папой привязали на машины оранжевые ленточки в знак несогласия с изгнанием.

Ленточки не помогли.

Шимшон Кокбекаев уже оформляет казахское гражданство. Вадька с Сонькой порвали с религией. Для детей это травма, они же выросли в убеждении, что если съешь бутерброд с сыром и колбасой, тут же помрешь. С Данкой я поговорил. Кажется, убедил ее в том, что Всевышнему относительно все равно, какой ложкой в какую кастрюлю мы залезли и смотрели в субботу телевизор или нет.

Чтобы отвлечься, устроил показ фильма у Дедамони и Бабаривы. Были еще родители и Булгаковед с женой. Булгаковед все эти годы не отсматривал рабочий материал. Ждал премьеры.

Смотрели семичасовую версию с перерывами на обед и чай. Потом обсуждали.

Дедамоня пожалел, что не позволил мультипликатору Зиновию Семеновичу взять меня в свои ученики и признал, что оживлять миры — мое призвание. Родители вспомнили, как прятали от меня в детстве самиздатовскую копию «Мастера». Бабарива прослезилась. Булгаковед помянул светлую память Бонни, который сыграл в его судьбе огромную роль — не только предупредил развитие страшной болезни, но и свел его, Булгаковеда, со мной. Бумчик произнес речь о том, что я продлил сценическую жизнь замечательных советских актеров, которые гордились бы таким использованием их посмертного образа.

Дедамоня разлил по бокалам нашей любимой «гранатовки», десертного гранатового вина. Это был мой семейный триумф.

Да что там говорить — меня самого потрясает, что актеры — живые, говорят своими голосами, пользуются своими красками актерской игры. А если я и добавил им новых красок, это вышло естественно.

Договорились пока о фильме никому не рассказывать. Я не хочу превратиться в диковинного кустаря, который на пяти пентиумах сотворил подобное.

Все, из Газы вышли окончательно. Ушли военные, всё разрушили и взорвали укрепления.

Ломброзо говорит, что программа размежевания — очень правильный ход. Скоро население Газы нападет на нас, и мы будем иметь моральное право ответить ударом на удар. Наивный Ломброзо! Он еще не понял, что никто не признает за нами никакого морального права. Никто и никогда. Не знаю, что орали ему в Италии, а в России евреям орали «чемодан, вокзал, Израиль». Уехали в Израиль, и оказалось, что весь мир признает за палестинским народом право на национальную борьбу. А целью этой благородной борьбы является уничтожение Израиля. Так на какой вокзал тащить нам теперь свой чемодан?

«Наш поезд уходит в Освенцим, сегодня и ежедневно… "

Недавно на одном фестивале, на которые Ломброзо исправно меня отправляет, а я исправно прославляю имя нашей студии и приношу премии, показывали документальный фильм об американских евреях. Одна еврейская девица заявила в камеру, что ей стало легче жить после того, как она извлекла любовь к Израилю из своих личных приоритетов.

И ты, Брут!

Между прочим, Израиль предлагал Египту взять сектор Газы под свою юрисдикцию. Не взяли. Не желают избавлять от сионистского гнета своих братьев–палестинцев.

Цурило поймал меня за пуговицу в коридоре и зашептал с жаром: