— А ты знаешь, что с ним случилось? — продолжает Цурило таким тоном, будто это меня взяли с пистолетом на площади Царей Израилевых.

— Застрелили, — отвечаю, напустив печали в голос.

— Это потом застрелили! — напирает он на слово «потом». — А сначала ему устроили древний каббалистический обряд «Пульса денура»!

— Что за обряд? Первый раз слышу.

— Говорю же, древний каббалистический. Собираются десять «приближенных к истине» раввинов. Или больше. Обязательно все старше сорока лет. И все должны быть с бородами. И обращаются к Всевышнему. Проклинают человека и просят забрать у него душу. Если Творец сочтет, что проклятие несправедливо, то он забирает душу у того, кто проклял. Поэтому проклинают обычно больших грешников.

— То есть, вы считаете, что Рабин — грешник?

— Да, считаю. — жарко зашептал Цурило, перегнувшись ко мне через стол. Он расстрелял «Альталену», погубил восемьдесят душ. Он раздал арабам оружие, которое они направят против нас и наших детей. Но я не об этом хотел с тобой поговорить. — он опустился в кресло. — Проклятие действует в ближайшие сорок дней. Они точно его прокляли. Сто процентов. Мы знаем, где и кто. На старинном кладбище в Цфате, двадцать раввинов. Правда, они потом еще пришли к дому премьер–министра днем и повторили обряд, но это просто для того, чтобы он знал. Срабатывает именно ночное моление при черных свечах. Вот фотографии. — он выложил на стол пачку.

Я перебрал фотографии. Благообразные такие дядьки.

— Что вы хотите от меня?

— Картинку. Достоверную. Будто снимали любительской скрытой камерой откуда–то из–за надгробья. Сделай художественно. Чтобы было загадочно и страшно. Можешь напустить башевис–зингеровщины. Но лица должны быть различимы и узнаваемы.

— Цури, как вы это себе представляте? Наймете актеров и гримеров?

— Миша, не надо. Я знаю, что ты сделал с Поляковским, который не хотел сниматься в клипе. Он из–за тебя вообще из Израиля уехал.

— Как — уехал?

— Вот так. Взял и уехал обратно в Москву. Из–за тебя, повторяю! Так что не надо тут строить из себя. За две недели клип сделаешь? Звука не надо, только картинку. Это проклятье нельзя по телевизору озвучивать.

— Слушайте, да кто этому поверит–то? Это даже представить себе невозможно! Двадцать человек, прекрасно друг друга знающих в лицо и надежных, собираются ночью на кладбище. Понятное дело, ни у кого из них никакой скрытой камеры нет и быть не может. То есть, с ними вроде бы пришел туда некий двадцать первый оператор? Да они бы его точно увидели и взашей бы выгнали!

— Ты, конечно, прав. Но, поверь, этим вопросом зададутся ровно два процента населения. И они не входят в нашу целевую аудиторию. Наша целевая аудитория — это идиоты, которые верят, что эйзенштейновские кадры взятия Зимнего Дворца — это кинохроника. Чего там, есть и такие, которые кадры из «Александра Невского» считают документальными. Раз черно–белое, значит древнее. И никто не задается вопросом, откуда взялся оператор на Чудском озере. Этих идиотов — большинство. Тем более, что речь идет о недавних событиях. Если кто на самом деле серьезно заинтересуется, мы скажем, что по поводу готовящегося обряда была утечка информации, и камеру слежения установили заранее.

Ну что мне оставалось делать? Взял фотографии раввинов и кладбища. И уже собрался было выйти из кабинета, но в голову пришел вопрос.

— Цуриэль, а почему этот обряд не устроили Гитлеру?

— Почему не устроили? Устраивали, и не однажды.

— Так почему же не помогло? Еврейский бог отвернулся от своего народа?

— Я же сказал тебе — обряд отнимает душу. Не тело. И тот, кто его совершает, ставит свою душу против души проклинаемого. Так у Гитлера души просто не было. Нечего было отбирать. Или же она была не при нем, а в залоге у сатаны. Поэтому с душой каждый раз расставался тот, кто решился его проклясть. То же самое со Сталиным. А вот с Троцким получилось. Его проклял раввин Хафец Хаим за все страдания, которые он причинил еврейскому народу. А есть такие, что говорят, что нееврею этот обряд сделать нельзя, так как в формулу входит фраза «не соблюдающий заповеди Торы». А неевреи и так не обязаны соблюдать заповеди. Поэтому многие раввины говорят, что проклинать злодея масштаба Гитлера опасно, только хуже будет. И «столб огня» ударит не только по проклинающему, но и по всему народу. Все понял? Иди, работай.

Мне страшно. И не потому, что Цурило знает, на что я способен. А потому, что просьбы будут повторяться, и соскочить я не смогу.

И вообще, страшно. Взрываются автобусы. Погибают люди. Неужели все это — моя ошибка? Надо было уйти вовремя, не идти на поводу у Ломброзо, не рисовать бедолагу Поляковского. Нарисовал — и нате вам.

Сколько уже жертв на моей совести, кроме тех двоих?

Уйти от Ломброзо я сейчас не могу. Он подключил контору, а также все наши домашние компьютеры к всемирной сети Интернет. Он хотел внедрить в наш быт электронную почту и дать возможность подключаться к своему рабочему компьютеру из дома. Но для меня это открыло новые возможности хранения, архивирования и передачи файлов.

Работа над сценарием близится к концу. Я уже начал рисовать некоторые сцены.

Псевдофильм «Пульса Денура» прошел по всем каналам. Действительно, ни в ком не вызвала сомнений достоверность съемки. Я сымитировал статичную камеру слежения. Цурило доволен.

Псевдокаббалистические группы, основанные на принципе «несите ваши денежки» резко активизировались. А чего ж не активизироваться–то, коли работает? Сделал я им рекламу…

Это еще не все неприятности. Габи Ротштейн, депутат Кнессета, овдовел. Отбыв положенный траурный год, он намеревается сочетаться браком с моей Талилой. Талила переезжает к нему. Мне жаль с ней расставаться. Я привык к ней и к ее привычкам. Красится она пальцами обеих рук, и после этой процедуры ее мизинцы вымазаны тенями, безымянные — пудрой, средние — румянами, указательный правой руки — блеском для губ. Иногда она переходит улицу, подняв над головой вместо светофора свою любимую красную сумку. На правом заднем крыле ее машины рисунок, точно повторяющий татуировку на ее правой ягодице. Она научила меня готовить трапезу и понимать вкус еды, научила таким ивритским словам, которых не найдешь ни в одном словаре. Показала, где у фисташки фиолетовое пятно, а у граната — корона и хохолок.

Одна моя радость — работа над сценарием подходит к концу. Мы с Булгаковедом встречаемся у него на балконе почти каждую пятницу, когда я приезжаю к Бабариве и Дедамоне. Я гуляю с Бонни, и вместе с ним заваливаюсь к Булгаковеду. Жена Булгаковеда холит и лелеет Бонни, а мы священнодействуем.

Булгаковед поощряет мои компьютерные изыскания по тексту романа. А меня они потрясают каждый раз заново.

Слово «бог» упоминается в романе 65 раз, не считая слов «богомольцы», «богомаз», «богобоязненный», отчества Степана Лиходеева «Богданович» и фамилии «Богохульский». Вместе с ними я насчитал 85. А вот результаты поиска буквосочетания «церков» (ну, чтобы охватить и «церковь», и «церковный») мне просто вновь открыли природу романа. Всего это буквосочетание встречается в романе 4 раза. И вот в каких местах:

Глава 5. Было дело в Грибоедове. Арчибальд Арчибальдович отчитывает ресторанного швейцара за то, что пустил Бездомного.

Смотри, Николай! Это в последний раз. Нам таких швейцаров в

ресторане и даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи.

И еще три раза в одном абзаце главы «Неудачливые визитеры», там, где буфетчик Соков разглядывает комнату Воланда.