— Спокойной ночи, сэр, и спасибо вам большое, – Маргарет обернулась у самой двери.

— Спокойной ночи, Поттер. – И добавил уже себе под нос:

— Кто бы мог подумать, что я буду желать спокойной ночи человеку, носящему фамилию Поттер, да ещё и принимать горячее участие в его судьбе. Удивительно…

Маргарет вышла за дверь, и видение исчезло, но тотчас же возникло другое. Маргарет разбирала какие‑то баночки, склянки, колбы и реторты, сортируя их по полочкам небольшого шкафа. Она аккуратно протирала полки и читала наклейки на пузырьках, написанные мелким косым почерком Снегга, поднося их к глазам. Видимо, она отрабатывала какое‑то наказание, убираясь в шкафчике. Р–раз! – и круглая жёлтая баночка быстро перекочевала к ней в карман. А вот это мне будет нужнее, чем профессору Снеггу… Ноготки для любовной лихорадки – звучит интригующе и многообещающе… – пробормотала девочка себе под нос. – Он даже не заметит пропажи. Надеюсь.

Вдруг она резко обернулась и увидела Снегга. Очевидно, она повернулась на звук хлопнувшей двери.

— Ну, как вы тут, Поттер? – спросил Снегг, подходя к девочке. – Пойдёмте пить чай с лимоной мелиссой. Наверняка вы такой ещё не пробовали – заваренный по моему фирменному рецепту. Ради вас я даже запасся печеньем. Вот – Алфавит, ваше любимое, – он помахал пакетиком. – Всё разобрали? Я думаю, что ваши усилия достойны десяти очков.

— Спасибо, сэр, но не надо. Я же не ради очков вам помогала, а просто так. По доброте душевной, как говорится. Я всё разобрала. Первая полка – яды, вторая – противоядия, третья – всякие вредительские смеси, типа мозольного экстракта, четвёртая – наоборот всё полезное – от облысения и всё такое, пятая – лечебные – от зубной боли и тому подобное.

— Ну вы и умница. Хотите сказать, что вы уже разбираетесь в ядах и противоядиях?

— Не то, чтобы разбираюсь. Но я в курсе, что мышьяк пахнет чесноком и даёт голубоватую окраску слизистой оболочки, если его принять внутрь, а цианистый калий пахнет миндалём.

— Вы интересуетесь ядами в столь юном возрасте?

— Нет, просто знаю… Так… Мне всегда нравились зелья, даже в детстве. Зная мои пристрастия, брат меня всё время разыгрывал. Давал якобы секретные рецепты самых настоящих зелий, обладавших какими‑нибудь желанными эффектами. Например: растолките в ступке по сорок три сушёных головастика и таракана, добавьте нитку с нанизанными на неё зубами тринадцати чёрных кошек, залейте сгущённой кровью дракона и добавьте парочку яиц химер, обязательно тухлых. Кипятите до появления чёрного дыма, потом слейте непременно в греческую амфору и держите под кроватью до полнолуния. Затем вымойте этим голову и станете блондинкой! – Маргарет заливисто рассмеялась. – А ведь я пару раз покупалась, представляете, сэр? Правда, я тогда совсем маленькая была, и в школу‑то ещё не ходила. – Снегг снисходительно рассмеялся. – поэтому я много чего о зельях знаю, и о ядах в том числе. Ну, для общего развития.

— Для общего развития… Да этого половина выпускников не знает. Не то что третьекурсников.

— Я не половина выпускников. Я – Маргарет Фиона Поттер! – гордо заявила девочка.

— Что вы говорите! – насмешливо удивился Снегг. – Вы так гордитесь своей фамилией?

— Да. Руди сказал, что когда‑нибудь о ней весь мир узнает! Может, это я её прославлю. Если уж он отказался от карьеры самого популярного ловца квиддича, то нашу фамилию про–славлю я!

— Что ж, дерзайте, – не очень весело усмехнулся Снегг. – Кстати, почему вы зовёте вашего брата Руди?

— А, это я ещё маленькой его так называла. У меня любимая игрушка была, когда мы ещё у магглов жили – олень Санта Клауса, такой, с красным носом. Его звали Рудольф. Я всё никак не могла решить, кого же я больше люблю – Джеймса или этого игрушечного оленя… Глупо, правда? И, чтобы не мучиться, я решила звать их одинаково – Руди. Все привыкли. Он меня за это Сорокой зовёт. Я всё блестящее люблю, украшения там всякие, одежду яркую, а ещё я очень люблю болтать, у меня рот просто никогда не закрывается. Хорошо ещё, что он прозвал меня Сорокой, а не Попугаем!

— Вы очень любите своего брата? – искренне удивился Снегг, будто Джеймс Поттер был настолько плохой, что его и любить‑то было нельзя.

— Конечно! Он для меня всё–всё делает. Когда летом бывает гроза, и призрак зелёной собаки воет от страха у нас в колодце, он сидит ночью со мной, потому что я боюсь. А когда я болела один раз очень долго, месяца два, так он со мной всё время сидел, даже от какой‑то там важной работы отказался. Книжки мне читал, сказки рассказывал. Они с Римусом и Сириусом, ну, вы их знаете, мне спектакль устроили – танец мышиных скелетов под музыку из Последнего Единорога! Я так хохотала, что у меня даже живот заболел. Знаете, как на них мама ругалась! Зато я потом быстро выздоровела. А ещё Руди меня тренирует летать. Всякие сложные приёмы показывает. Жалко, что это мне в жизни не пригодиться… А Римус меня плавать научил, я теперь хорошо умею. А Сириус, он меня учит всяким проказам! Только я вам не скажу, каким, в то вы ещё с меня очки за это снимете! А ещё он мне Ужасные сказки рассказывает, запрещённые, пока мамы нет поблизости. Знаете, какое у меня было самое любимое место в сказке про помидоров–убийц? Кровь рекой течёт по мостовой… её жадно слизывают гоблины–мутанты… Сириус ещё таким зловещим голосом рассказывал, как будто эти гоблины–мутанты и помидоры–убийцы уже дожидаются под дверью моей спальни! А мне всё равно не было страшно! С Сириусом мне вообще ничего на свете не страшно… Они такие хорошие! Правда же?

— Помидоры–убийцы или друзья вашего брата? – хмыкнул Снегг. – Ну, если вы так утверждаете, значит, они действительно хорошие, – кисло согласился он. – Надо же, они хоть кого‑то любят. Впрочем, глядя на вас, это неудивительно, – пробурчал Снегг себе под длинный нос, а вслух добавил:

— После таких сказок вам самое время резервировать палату в больнице Святого Мунго. И чем только этот Блэк думает? Рассказывать такое ребёнку! Вот, почему вы такая нервная.

— Вы прямо как моя мама. И вовсе я не нервная. Я живая и подвижная, как любая нормальная девочка–подросток, так папа говорит.

— Ладно, живая девочка–подросток, пейте чай, а то он, наверное, остыл совсем, пока вы тут трещали как сорока.

Маргарет отпила глоток чая и потянулась за печеньем.

— Сэр, а правда, что если в полнолуние после весеннего солнцестояния заспиртовать древесную жабу, а потом смотреть в её мёртвые глаза и произносить жуткие проклятия, то они сбудутся? – взгляд Маргарет как раз наткнулся на кукую‑то заспиртованную лягушку в стоящей на полке колбе.

— Что за глупости, Поттер! Такая умная девочка, а говорит какую‑то ерунду! Это вам тоже брат сказал? Или его дорогие дружки? – ехидно осведомился Снегг.

— Не–е-ет, это мне Айрис Пибоди из Когтеврана сказала. Она верит, что её Синди Плюсквам из Пуффендуя так сглазила…

— О, Мерлин, когда вы перестанете слушать всякую чушь, сказанную с умным видом? Как вас научить отличать нужную информацию от всякого бреда?

— Ой, профессор Снегг, я вам, наверное, ужасно надоела со всей этой чепухой!

— Пока ещё нет, – хмыкнул Снегг. – Когда я устану от вашей болтовни, я поставлю вас в известность.

— Ну хорошо. А можно вас тогда ещё спросить, сэр?

— Спрашивайте, Мисс.

— Почему вы не похожи на других учителей? – внезапно посерьёзнела девочка.

— Что вы имеете в виду, мисс? – удивился Снегг.

— Ну, вы другой. Что‑то в вас такое есть, не знаю, как объяснить. Вы просто другой. Вот профессор Флитвик, например, он очень простой. Даже если его подушкой случайно свалить на Отбрасывающих чарах, то он и то не обидится. А профессор МакГонагалл очень строгая, прямая как кочерга, она просто застёгнута на все пуговицы. При ней не пошутишь и не побалуешься, как глянет на тебя, так сразу хулиганить расхочется. Но это она только на уроках такая, она притво–ряется. На самом деле она совсем другая, я думаю. Мне Чарли рассказал, как она ему новые ботинки на Рождество подарила, когда у его старых подмётка напрочь отвалилась. А профессор Стебль будто немножко не в себе. Она похожа на мартовского зайца, правда же? Вы только не подумайте, что я к ней плохо отношусь, она мне нравится. Но есть в ней какая‑то сумасшедшинка. Профессор Трюк похожа на ястреба. У неё глаза какие‑то птичьи и нос как клюв. Она так резко и отрывисто говорит, будто слова выплёвывает. А профессор Выпивани по Защите похож на огородное пугало, разве нет? Мне кажется, что он оправдывает свою фамилию и частенько закладывает за воротник, это он всё придумал про итальянские корни…