Он немного помолчал, ожидая, не скажет ли что-нибудь Талли, но не дождался и продолжал:

— Это работа, Талли. Работа.

В последующие дни мало что изменилось. Талли была одной из четырех заместителей Лилиан — кроме нее, там работали еще две женщины и мужчина. Однако Талли оказалась на особом положении — она ведь была всего лишь «руководитель специальных проектов», — это не уставали подчеркивать ее коллеги.

— Все ее «специальные» обязанности — лишь предлог, чтобы делать меньше, чем все остальные, — сказала одна из сотрудниц как-то в обед так громко, чтобы Талли ее услышала.

Талли приходилось работать с двумя женщинами — Сарой и Джойс, и мужчиной — Аланом, который казался чуть любезнее остальных. Они помогали Талли с ее специальными проектами, то есть обрабатывали корреспонденцию, проводили опросы, вели занятия. Но у них были и свои собственные обязанности — бесконечный поток детей и довольно ограниченное число приемных родителей постоянно занимали их время. Большая часть дня проходила в беседах с родителями, которые приходили с нескончаемым набором самых разнообразных проблем, и в попытках разговорить детей, поступавших к ним из неблагополучных семей. Для поисков и обучения семей, которые могли бы со временем взять к себе трудного ребенка, катастрофически не хватало времени. О каком отборе приемных родителей могла идти речь, когда желающих было так мало? Около дюжины сотрудников вцеплялась в любую семью, изъявившую желание приютить у себя подопечного, — поиск таких семей был основной задачей всех работающих. В этой нескончаемой борьбе Талли с ее «специальными проектами» воспринималась как фантазерка.

Но Талли все же старалась выкраивать утренние часы для своей непосредственной работы. Она приходила в офис в восемь и до девяти часов разбирала поступившие заявки и обзванивала людей. Около одиннадцати она понималась наверх в отдел рекламы помогать разрабатывать кампанию по привлечению семей из средних и зажиточных классов к усыновлению трудных детей.

Остаток рабочего дня отнимали голодные подростки, которые искали то, чего Талли явно не могла им дать. Хотя агентство получало в неделю не больше дюжины заявок от потенциальных приемных родителей, никто не в состоянии был как следует побеседовать с ними, не говоря уже о необходимом инструктаже. Времени на это почти не было. Его не хватало даже на детей. Сара и Джойс вроде бы в шутку говаривали, что единственный критерий, по которому определяется, подходит ли семья для того, чтобы воспитывать ребенка, — это способность мужа заполнить анкету.

Талли это не показалось смешным.

— Да, — сказала она, — Лилиан неплохо воспитала вас, ребята. У нее-то один критерий: если вы в состоянии найти дорогу в Сити-Холл, значит, можете распоряжаться судьбой несчастного ребенка, если не двух…

Ей хотелось добавить, что за годы работы Лилиан чаще выставляла за дверь нуждающихся в помощи детей, чем жадных до денег приемных родителей.

Наконец Талли удалось ввести новую форму заявления, в которую она включила несколько отдельных вопросов о том, почему данная чета считает свой дом подходящим для того, чтобы там воспитывался ребенок. Она лично забраковала многих претендентов еще до того, как они попали к Лилиан, Саре, Джойс или Алану. Никто из ее коллег не решался на подобный поступок, зная, скольких детей необходимо пристроить. Не все ли равно в конце концов, думали они.

Талли работала совсем недолго, как случилась беда. И она была уверена, что это — не первый такой случай. Лилиан всегда стремилась к тому, чтобы малыш остался с собственными мамой и папой. Это было куда проще, чем искать приемных родителей. Маленький Тимоти просто заходился от плача при одном упоминании о том, что он вернется домой. Психолог, занимающийся им, настойчиво рекомендовал как можно скорее отдать мальчика в другую семью, пусть даже на усыновление. Талли отправилась на шестой этаж в надежде, что можно будет что-то предпринять, но Лилиан отказалась ее выслушать, и мальчика вернули родителям. Спустя несколько недель ребенок поступил в больницу с ожогами второй степени. В понедельник, с утра, встретив Талли, Лилиан недоуменно подняла брови.

— Что ж, такое часто случается, — сказала она, глядя в упор на Талли.

«Да, — подумала Талли, — конечно. Я должна здесь работать. Мне нужно все это. Я могла бы загорать на пляже вместе с моим мальчиком. Или ухаживать за цветами в саду. Я могла бы поехать на озеро Вакеро. Но нет. Я буду работать здесь».

— Лилиан, — сказала Талли, — мы не должны были возвращать Тима домой. Талли сказала «мы», но подразумевалось «вы». И Лилиан ее прекрасно поняла.

Талли все реже и реже заходила к Анджеле на ланч. Она не могла оставить работу даже на час и, кроме того, не хотела обсуждать с Анджелой свои дела. Талли неохотно распространялась о своих служебных обязанностях.

И еще. Всякий раз, когда Анджела спрашивала у Талли, как она собирается провести воскресенье, ощущала какой-то странный дискомфорт.

Первые две недели работы Талли обедала с Сарой и Джойс, но ей трудно было преодолеть свою неприязнь к ним. Она никак не могла простить им враждебный прием. Они вели себя так, словно она постоянно что-то делала неправильно. Или затевала что-то плохое.

Когда смотришь на Сару, можно подумать, что ей уже за шестьдесят, — размышляла Талли, разглядывая грубый макияж и неаккуратную прическу коллеги. Джойс выглядела лучше. Эта белокурая женщина казалась гораздо доброжелательней.

На одном из совместных ланчей Талли обнаружила, что Саре и Джойс тоже нелегко скрывать свои чувства.

Разговор начала Джойс:

— Талли, скажите, вы собираетесь завести еще одного ребенка?

— Я не планирую дальше завтрашнего дня, — ответила Талли, думая про себя: «Почему она задала такой странный вопрос? Считает, что мне нечем заняться дома?»

— Почему вы спрашиваете, Джойс? Думаете, что я недостаточно загружена?

— Нет, нет, что вы, Талли! — сказала та, переводя взгляд с сандвича на Сару. — Я только потому спросила об этом, что мы все не можем угнаться за вами. — Джойс смотрела на стол, чтобы не встречаться с Талли взглядом.

— Угнаться? — удивилась Талли. — Не понимаю, о чем вы говорите. Я всего лишь выполняю свою работу.

— Ладно, — вмешалась Сара, — вы так стремитесь делать добро, Талли.

— Минутку, минутку! — воскликнула Талли, еще не уловившая — не желавшая улавливать — смысл разговора. — Делать добро? Что вы хотите сказать? Объяснитесь же наконец.

— Талли, мы все ждем, когда вам надоест носиться со своей миссией, — сказала Джойс.

— Да, со своей невыполнимой миссией, — добавила Сара и, очень довольная, рассмеялась.

Талли не испытывала желания разделить их веселье.

— Миссия? Пусть так, отлично. Почему бы тогда не оставить все попытки? Ведь делать добро не входит в наши обязанности, правда? Конечно, нет. Мы всего лишь окончили колледж, получили специальность и устроились на службу. Однако моей служебной обязанностью является помогать людям, — в голосе Талли звучал сарказм. — Разве я не положительный пример? Я обязана помогать бедным детям, которые попадают ко мне по воле обстоятельств. Я помогаю им по мере сил и возможностей, но получается, что я делаю добро. Нет, подождите! Ведь моя обязанность состоит не в том; чтобы делать добро. Нет. Мы подбираем на улице детей и к каждому из них прикрепляем наблюдателя. Если он хорошо справляется со своими обязанностями, ребенок скорее всего снова отправится на улицу, а к наблюдателю попадет следующий малыш. Ну и зачем мы все это делаем? Потому что получили специальность наблюдателя, и теперь наша задача, чтобы каждый ребенок с улицы прошел через наши руки? Ведь так? Я права?

Воцарилась неловкая тишина. Сара и Джойс быстро обменялись взглядами.

— Талли, мы делаем то, что можем, — сказала Сара.

— Что вы хотите доказать мне? — возмутилась; Талли. — Что я добиваюсь невозможного?

— Ну зачем же так? — Сара попыталась уклониться от прямого ответа. — Иногда нам кажется, что вы полны несбыточных ожиданий. Боюсь, что вы слишком многого ждете от нас.