Хедда кормила Натали грудью только три месяца, а затем стала давать ей цельное молоко, наняла няню и вернулась на работу, невзирая на яростные протесты Генри. Но Генри видел, что маленькая Натали не возражает — вообще-то малышка казалась даже счастливее на руках у няни и под ее опекой.
Хедда ощутила настоящую тревогу, когда ее муж посмотрел на Натали — пухленькую, ползающую по полу девятимесячную девочку — взглядом, в котором Хедда прочла преклонение — на жену он никогда так не смотрел.
Генри только что вернулся с работы; он промчался мимо жены и подхватил на руки дочку; и вот тогда-то, первый раз в жизни, Хедду опалила ревность, а вместе с ней страшная, не знающая жалости ненависть. До этого момента она знала только любовь к Генри, но даже ее любовь к нему не была такой сильной, как это страшное темное чувство, камнем легшее ей на сердце, когда она увидела нежно воркующих мужа и дочку.
Хедда опять забеременела, когда Натали было около года, и на этот раз Генри надеялся на мальчика. Хедда также надеялась, что будет мальчик, рассчитывая, что тогда безумная любовь Генри к единственной дочери поостынет. В ноябре 62-го на свет появился Джонни Мейкер, и Натали поблекла в глазах отца, который теперь смотрел только на сына.
Хедде эта победа казалась незначительной, так как теперь всю любовь и привязанность Генри изливал на своего маленького мальчика. Хедда стискивала зубы и хрустела пальцами, выжидая, когда придет ее время. Она нянчилась с Джонни гораздо дольше, чем с Натали, потому что так захотел Генри. Натали слонялась по дому, играла на улице или ходила на прогулку с няней, а Хедда все это время сидела с Джонни. В восемь месяцев малыш начал ползать, и тогда же Хедда отняла его от груди, а через несколько дней Генри на фабрику позвонила няня и, рыдая, сказала, что маленький Джонни лежит в своей кроватке и не дышит.
«Внезапная смерть в грудном возрасте» — гласила запись в медицинском свидетельстве. Врач удивился, что это случилось с таким большим ребенком.
— Обычно внезапная смерть наступает, когда ребенок еще очень мал и не научился правильно дышать.
— И в каком возрасте это обычно бывает? — спросил Генри.
— Не старше десяти недель, — ответил доктор.
Джонни похоронили на кладбище Вудлон, и Генри Мейкер ходил туда каждое воскресенье, чтобы поговорить со своим сыном.
Натали он напрочь забыл. Генри ходил на работу, в остальное время грустил, а Хедда всеми средствами старалась сделать его жизнь как можно удобнее.
Когда Натали исполнилось четыре, няню рассчитали. Генри засомневался, не опасно ли оставлять такого маленького ребенка без присмотра, но Хедда переубедила его:
— Меня с трех лет оставляли одну. Натали уже четыре. Ничего с ней не случится. Она уже очень большая девочка.
Летом Натали гуляла во дворе вместе с курами, а зимой сидела в доме. Она смотрела телевизор, играла и разговаривала со своими куклами. Иногда бродила по улице и не приходила домой до тех пор, пока Генри и Хедда не возвращались с работы.
Каждый раз, когда Натали не оказывалось дома, Хедда надеялась, что она потеряется или ее кто-нибудь подберет и захочет оставить у себя.
Но полиция неизменно доставляла ее обратно, неодобрительно посматривая на Хедду и Генри. Через некоторое время Анджела Мартинес и Линн Мандолини стали оставлять Натали у себя и приводить ее домой только по вечерам. Хедду это устраивало, но ей не нравились неодобрительные взгляды, которые они бросали на нее и мужа. «Это вас не касается! — хотелось ей закричать. — Я хожу в церковь. Я — добрая христианка».
В сентябре 65-го Хедда забеременела в четвертый раз. Она была просто убита этим известием, а муж, наоборот, сиял. Хедда перестала есть, начала курить и ежедневно три месяца подряд пила «Южный отдых». Но, вопреки всем ее усилиям, Генри Мейкер-младший, семифунтовый здоровячок, появился на свет 2 июня 66-го года, за три дня до годовщины смерти Джонни.
Генри нанял ребенку постоянную няню, поставил ей кровать в его комнате и наказал не спускать с мальчика глаз. Хэнку удалось прожить первый год, а затем и второй. Он начал говорить, и первым его словом было «Тави» — так он окрестил старшую сестренку. Когда Дженнифер услышала, как ее называет Хэнк, она засмеялась и тоже назвала Натали «Тави», потом так же в шутку «Талли», но имя прижилось.
С того времени, как Хедда забеременела Талли и Генри запретил ей делать аборт, она знала, что Генри Мейкер уйдет от нее — это лишь вопрос времени. Она не сожалела о том, что сделала для того, чтобы перехитрить судьбу. Генри Мейкер прожил с нею еще девять лет, но 20 июля 68-го года он ушел.
Хедда была уничтожена, но не удивлена, хотя нет, она была удивлена — тем, что он так долго медлил. Длительность их брака она относила исключительно на счет собственных сверхчеловеческих усилий.
Хедда продолжала работать, но содержать такой большой дом и оплачивать счета стало слишком тяжело. И все- таки от одной заботы она была избавлена: о Талли можно было не думать. Талли позаботилась о себе сама.
Как-то на работе Хедда услышала о социальной программе штата Канзас; — штат платил по пять долларов в день за каждого взятого под опеку ребенка до двенадцати лет. «Это выход», — подумала Хедда. И взяла на воспитание Билли Бэйнса. Игнорировать его, как Талли, было трудно. Представители социальной службы приходили каждые два месяца и задавали вопросы и ей, и ребенку. Билли Бэйнс определенно не выглядел счастливым. Поэтому через некоторое время его забрали, и тогда Хедда попросила Лену и Чарли пожить у нее. Если посмотреть на это оптимистически, то можно сказать, что тут было поровну и хорошего, и плохого, но, как бы там ни было, вскоре Чарли, будучи безбожно пьян, умер от обширного инфаркта. После него осталась страховка, которая оказалась большим подспорьем при оплате счетов за дом. От Лены в доме не было никакого проку — сводная сестра Хедды во многом и сама была ребенком, причем трудным. У нее было плохо столовой, она была почти слепа, никогда не помогала по дому, а просто сидела где-нибудь или целый день болтала с соседками.
Многие годы чувства Хедды к Талли колебались от полного безразличия до неконтролируемой злобы. Талли иногда бывала такая надоедливая! Такая недисциплинированная! Уходила из дома, могла не возвращаться по нескольку дней, прогуливала школу, плохо ела. И никогда не разговаривала, что в принципе должно было быть просто подарком для Хедды, которой нечего было сказать дочери. Однако затравленное молчание Талли частенько действовало матери на нервы. К тому же Талли не верила в Бога. И еще эта история с Чарли в 73-м… Хедда тогда просто умыла руки, но когда Чарли умер, Хедда была втайне рада. После этого она даже несколько раз брала с собой в церковь дочь, но Талли стала еще молчаливее, чем когда-либо, и Хедда перестала, просто перестала стараться быть хорошей.
Хедда так много и так тяжело работала, что у нее не оставалось сил на родительские собрания в школе, на приготовление ужина, на дочь. Несколько дней в неделю Талли оставалась у Дженнифер, и несколько дней — у Джулии. И Хедда считала, что это нормально. В те дни, когда Хедда так не считала, она объясняла это Талли с помощью ремня и неделями не разрешала ей выходить из дома.
Потом был этот дурацкий случай, когда Талли танцевала, потом презервативы. Хедда для порядка наказала дочь, но в душе ей было безразлично, чем занимается Талли.
Хедда вставала в шесть утра, в восемь она уже была на фабрике, до которой добираться приходилось через весь город, и работала до половины шестого. Когда у нее были силы, она работала сверхурочно. Приходила домой, быстро готовила ужин или съедала то, что готовила Талли, и садилась к телевизору. Каждый вечер она засыпала на диване в гостиной, и Талли, если была дома, будила ее и отправляла в постель. После того, как Генри ушел, Хедда больше не встречалась с мужчинами, никогда никуда не ходила ни с Леной, ни с кем-нибудь с работы, ни с Талли. Хедде было тридцать шесть, когда от девушки по имени Гейл она узнала, что Талли крутит с каким-то парнем, и вне себя от ярости обрушилась на дочь. И когда Талли встала перед ней с пистолетом в руках, Хедда увидела у дочери точно такой же взгляд, какой был у Билла Раста, когда тот избивал Марту.
