— Хорошо, Талли, — сказал он, — хорошо.

Они подошли к трейлеру. Джереми спросил, можно ли ему войти, и она сказала: нет!

Оставшись одна, Талли пожалела об этом разговоре. Что-то в Джереми ее привлекало. Он был милый, он хорошо говорил, и Талли никогда еще не была знакома ни с одним нью-йоркцем. К тому же он был старше. Но лучшее, что в нем было, как и в мистере Хиллере, как и там, в Калифорнии; — это то, что Джереми Мэйси совсем не знал ее.

Талли и Джереми вместе выходили еще пару раз и ежедневно встречались за ланчем до самого Дня Благодарения, когда Джереми улетел в Нью-Йорк, чтобы провести праздник с семьей. Он полусерьезно пригласил ее с собой, а она полушутя отклонила его приглашение.

День Благодарения Талли провела с Робином, с его братьями и их подругами. Весь уик-энд она думала о Джереми.

На занятиях в понедельник утром Талли думала только о том, что больше не в силах ждать, когда останется с ним наедине. Вечером они отправились развлекаться, а когда он отвез ее домой, Талли пригласила его зайти.

Она приготовила кофе, села рядом с ним на диван и рассказала, как скучала по нему. Джереми отставил кофе, привлек ее к себе и поцеловал.

Они занимались любовью на диване, потом перешли на кровать и снова занимались любовью.

Потом они легли рядом, и Талли положила голову ему на грудь. Джереми гладил ее волосы.

— Почему ты так коротко стрижешься, Талли? — шепотом спросил он.

Она чуть напряглась и пожала плечами.

— А почему бы и нет, — ответила она.

— Это твой стандартный ответ мне? Я не знаю, почему нет. Наверное, потому, что у тебя будут красивые волосы, если ты отрастишь их, — сказал он,

— А вот и нет. Они у меня тонкие и тусклые. — Она улыбнулась, прикоснувшись к его бородке. — Совсем не такие красивые, как у тебя.

Они полежали еще немного. Она подумала о подарках Робина и о фотографиях, на которых они были сняты вместе и которые она предусмотрительно спрятала в ящик. Джереми оглядел спальню.

— Какая голая у тебя спальня, Талли. Совсем нет фотографий — ни на стенах, ни на ночном столике. Ты что, прячешь их?

— Нет, не говори глупостей, — сказала она.

Он набрал в грудь побольше воздуха.

— Ты чувствуешь себя виноватой? — спросил он.

— Виноватой? — переспросила Талли. — А-а… а что означает это слово? Я никогда им не пользуюсь, это какая-то разновидность эмоций или что-то в этом роде, да?

Он улыбнулся, но не отступил.

— Ты чувствуешь вину перед Робином?

— Нет, Джереми, — ответила Талли. — Не чувствую.

«Но я предательница, — подумала она. — От Робина я видела только хорошее, а я предала его. Я чувствую себя предательницей».

— Я практикую это раз в месяц, хочу убедиться, что меня не будет мучить чувство вины.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты делаешь это раз в месяц?

— А почему бы и нет?

— Тебе это что-то дает? — спросил Джереми.

— Это дает мне то, что раз в месяц кто-то смотрит на меня, как ты.

— А Робин не смотрит на тебя, как я?

— Да, но что из этого? — Она не хотела говорить с ним о Робине. Джереми и так уже знает слишком много. «Калифорния. Полная анонимность — вот что мне надо», — думала Талли.

— Значит, вот что я такое, — горько подытожил Джереми. — Одноразовое использование для улучшения самочувствия?

— Джереми, — сказала Талли, — что тебя оскорбляет? Раз в месяц? Или хорошее самочувствие?

— Меня ничто не оскорбляет. — Джереми решил сменить тему. — Вы с Робином много разговариваете?

— Не много, а что?

— Ты говорила, что неразговорчива. Мне было интересно, как обстоит дело с ним.

— Дело обстоит по-другому с тобой, — сказала Талли. — С ним нет особой нужды говорить, — объяснила она. — Мы просто вместе, и больше нам ничего не нужно.

— Робин знает о тебе все?

— Нет, слава Богу, — сказала Талли. Она перекатилась через Джереми, и они занялись сексом в третий раз.

Несколько дней спустя за ужином с Робином Талли была молчаливей обычного.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Нет, ничего, — ответила она. В этот вечер она сказала, что слишком устала и ему не стоит к ней заходить.

— Ага, — сказал Робин. — Теперь я уверен, что-то случилось. Я ведь всегда к тебе захожу. Ну, так что же?

И Талли позволила ему зайти, и легла с ним в постель, и позволила ему целовать и гладить себя, с нежностью смотреть и говорить, что он ее любит.

В начале недели она позвонила Робину и сказала, что простудилась и не сможет встретиться с ним в субботу вечером.

— Ты будешь больная ходить на работу? Щ спросил он ее.

— Если я не пойду на работу, я окажусь на улице, — ответила Талли.

— Нет, не окажешься, — сказал Робин. — Ты всегда можешь переехать ко мне.

— Я окажусь на улице, — повторила она.

Почти месяц перед Рождеством Джереми оставался у Талли по три раза в неделю. Уик-энды принадлежали Робину. В субботу вечером они после работы шли развлекаться, а в воскресенье Талли отправлялась на кладбище Святого Марка.

Как-то вечером, оставшись у Талли, Джереми увидел письмо, забытое ею на кофейном столике.

— Ты что, получаешь письма? От подруг? А мне пишут только родители.

— Это потому, что у тебя нет друзей, — шутливо заметила она и забрала у него письмо.

— А у тебя? У тебя много друзей?

Талли указала на Джереми.

— Ты, — сказала она. — У меня есть ты.

— Но, как оказалось, не только я, да, Талли? — пытался разговорить ее Джереми.

Талли не ответила, и немного погодя, когда она вышла на кухню, он крикнул из спальни:

— Так от кого было письмо, Талл?

— От моей подруги, Джулии, — ответила Талли из-за двери. — Она сейчас в Нортвестерне.

— Я понял это по штампу. Это твоя школьная подруга?

Молчание в кухне.

— Нет, подруга детства.

— Ого, — поразился Джереми, — я ни с кем из своего детства связи не поддерживаю. Только разве что из колледжа. Вы наверное, были очень близки с ней?

Талли вышла из кухни, вытирая руки посудным полотенцем.

— Да, вроде того, — сказала она, скрестив средний палец с указательным. — А теперь пойдем, поможешь мне вытереть посуду.

— Ты часто ей пишешь? — спросил Джереми, вытирая тарелки.

Талли кусала губу.

— Не так часто, как должна бы, — ответила она. — Пойдем сядем.

— Но мы только начали…

— Пойдем, — предложила она. Ее тон не оставлял сомнений относительно ее намерений. — Давай сядем.

Уже была глубокая ночь, а Талли никак не могла уснуть. Она осторожно сняла с себя руку Джереми, вышла в гостиную, нашла письмо Джулии и перечитала его.

1 декабря 1980 года

Дорогая Талли!

Я приезжала в Топику на День Благодарения и была очень, очень удивлена. Ты мне даже не позвонила. Я не знаю, что с тобой происходит, Талли, я не имею об этом ни малейшего представления. Но я постараюсь упростить тебе жизнь, хорошо? Я больше не буду тебе писать. И звонить не буду! Это мое четвертое письмо к тебе в этом семестре. Ты ни разу не ответила, и я поняла, что ты просто не хочешь отвечать. И хотя меня очень огорчает это, Талли, я больше не собираюсь тебе надоедать. Когда тебе самой захочется, можешь написать мне. Я всегда буду счастлива получить от тебя весточку, хотя совершенно ясно, что про тебя нельзя сказать того же Я только хочу, чтобы ты знала, Талли, — мне очень грустно от всего того, что с тобой происходит, и я хочу тебе как-нибудь помочь. Я считаю, мы обе должны поддерживать связь, но вижу, что ты решила избавиться от старых друзей и стать другим человеком, и мне очень жаль, что это так, Талли, потому что я очень любила тебя — такую, какой ты была раньше.

Ну, вот и все. Пока.

С любовью, Джулия.