Да они, мать их еди, и не собирались убивать! И пуля лжевнучке досталась отнюдь не вместо меня — ей она и предназначалась. Суки, угробили девку, чтобы облажать меня в первый же час после приезда! И друг тот в окно полез вовсе не добивать меня — наоборот, он испугался, что я готов, а ему теперь нагорит от "начальства".
Ну конечно: он чуть ли не собирался оказать мне первую медицинскую помощь, а я, дубина, его благих порывов не понял и от волнения придушил сильнее, чем следовало. Второй же, почуяв, что пахнет жареным, слинял. Ну а потом уж я, совсем запутавшись, вызвал Паука, и так далее…
Что "и так далее"? Я еду к Ларисе, узнаю, что Маргарита ушла и не вернулась. Выхожу от Ларисы и получаю от проезжающего мимо мотоциклиста прямо на улице лаконичное послание, которое в определенной степени расставляет точки над "i". Дальше… А вот дальше я своим партизанским налетом на "Голубой поплавок", возможно, делаю глупость… А возможно, и нет. Боссики-то зашевелились.
Ну и — покуда почти всё, ежели не считать нестандартной ночки, проведенной в квартире Ларисы, и знакомства с нанятыми "длинноволосым" орлами. Нет, все-таки я не вполне понимал логику его действий (если главный действительно он). Одновременно ведет переговоры и ставит на меня капканы — натравливает ментов и проч.
Ладно! Тряхнул головой и посмотрел в окно. О, следующая остановка моя! Соскочил с подножки автобуса и поканал по кипарисовой аллее, ведущей к еще одной, подобной Маргаритиной, "долине нищих". Я вышагивал по дорожке и думал о том, что опять влип, и влип капитально. Вдобавок влип не только сам, а пусть и косвенно, но втянул в это дерьмо Маргариту. Гм, если только не она втянула в это дерьмо меня…
Нет, можно, конечно, возразить: мол, а разве же год назад было легче?
Да, год назад было легче. Год назад все основные события тоже закручивались вокруг бриллианта, но я был отнюдь не единственным их участником. И тогда я вполне мог, коли бы захотел, сойти с дистанции на любом этапе и преспокойненько унести свою драгоценную задницу за тысячу километров отсюда, предоставив остальным кладоискателям самостоятельно рвать друг другу глотки, в то время как теперь…
Да, теперь я мог сойти с этой долбаной дистанции лишь в одном случае — с пулей в башке. Потому что отныне я, увы, отождествлял собой для неведомого покамест врага и себя лично, и "Чёрного Скорпиона" одновременно. Гм, забавно, забавно…
Эта "долина нищих" располагалась на невысоких, разбросанных к северу от города холмах. Судя по размерам и архитектуре домов, возникла она раньше, чем поселок, в котором жила Рита: дома были поменьше и внешне на дворцы и замки почти не походили. А вот участки были больше; некоторые особняки торчали на вершинах холмов, а некоторые, подобно ракушкам, лепились к склонам предгорий. Дальше же постепенно начинались и сами горы.
Резиденция "папы"-Паука стояла на отшибе от остальных владений. И место было получше — участок ровный. Рядом с массивным двухэтажным домом-кубом, безо всяких дизайнерских излишеств, два гаража, а от дома до каменного забора — огромная и уже вовсю зеленая лужайка. Вокруг — густые кусты и высокие деревья — настолько высокие, что, по-видимому, Владимир Евгеньевич отгрохал себе эту хижину еще задолго до времен перестройки и гласности.
От ворот и калитки до дома было метров сорок, к нему вела аккуратная, посыпанная каменной крошкой дорожка — асфальтовое же полотно сворачивало вправо, к гаражам. Я постоял, повертел головой, однако ни единой живой души во дворе не узрел. Тогда, вцепившись в толстые металлические копья, рывком подтянулся и, с риском усесться на наконечник такого копья, оседлал калитку и через секунду спрыгнул вниз.
Знаете, вообще-то у меня еще с юности какой-то с трудом преодолимый трепет перед подобными "заборными" и "оградными" конструкциями, и пошло это с того дня, а вернее, вечера, когда лет двадцать пять назад на одной из танцплощадок, обнесенной таким же вот частоколом, произошел кошмарный случай. Перелезая через ограду, чтобы попасть на танцы бесплатно, какой-то парень не удержал на самом верху равновесия и сорвался, однако не полетел вниз, а напоролся руками на острые штыри. Это было действительно жутко: он висел на пробитых черным железом кистях, извивался, корчился от боли и страшно кричал. (Ансамбль, помнится, играл тогда "Видел ли ты когда-нибудь настоящий дождь?" "Криденс".) Его попытались снять, но безуспешно. Музыка еще играла, а толпа стояла и, вся в шоке, безмолвно глазела на муки несчастного. Наконец подкатила "скорая", понабежали ребята в серых мундирах, и объединенными усилиями парня сняли с копий и увезли. Через несколько минут музыканты врубили "Дым над водой", а я ушел. И хотя за последующие годы повидать довелось всякого, однако копья оград до сей поры вызывают в моей вроде бы уже и достаточно заскорузлой душе самые неприятные ассоциации. И та песня Фогерти тоже.
Но мы отвлеклись. Итак, я спрыгнул на дорожку, и вдруг… И вдруг из-за угла дома выскочило и решительным намётом направилось прямо ко мне косматое чучело с разверстой пастью и весьма красноречивым обликом и взглядом. Правда, уже в следующий момент я врубился в ситуацию и по возможности решительно постарался прокукарекать:
— Линда!.. Ой, то есть, Герда! Свои! Фу! Кому сказал!..
Да считай, что никому — ей, собаке, на мои страстные призывы было абсолютно начхать. Она молча приближалась, и я инстинктивно сжал в кармане чужой куртки рукоятку трофейной пушки…
Спасение пришло едва ли не в самый последний миг. В лице, а вернее, морде моего ненаглядного дебила, который с грацией медведя-гризли внезапно выломился из кустов слева от дорожки и чудом успел в невообразимом прыжке сбить всей своей массой с курса негостеприимную хозяйку. Та закувыркалась по траве, а когда встала наконец на ноги, дёргаться было уже поздно: Джон передними лапами охаляпил меня за шею и, радостно взвизгивая, лизал в физиономию. Эта сука сделала было, правда, еще одну попытку исполнить свой профессиональный долг, но Джон моментально бросил лизаться и, развернувшись к ней, грозно оскалился. Чёртова мадам прижала обрубки ушей и попятилась, а я с благодарным умилением и даже каким-то отцовским чувством в душе подумал: "Надо же, похоже, юноша и впрямь стал мужчиной! Так их, брат, так!.."
На взаимные приветствия ушло еще минуты две, в течение которых Герда совсем сникла — видимо, окончательно сообразила, что со мной ловить нечего, проще найти другую жертву. Наконец я сказал:
— Всё! Всё, Джон, отстань! Фу!
Он отстал и подбежал к своей пассии, игриво ткнул носом в морду.
Пассия с демонстративной обидой отвернулась, точно говоря: "Иди вон целуйся со своим этим!", однако мне тратить время на дальнейшие этологические наблюдения было некогда, и я решительно тронулся к дому. Джон — за мной. Герда подумала-подумала — и тоже поплелась следом.
Всей оравой мы поднялись на крыльцо. Я увидел кнопку звонка, нажал. Да, Паук и в быту был консерватором — никаких тебе "Турецких маршей" и "Ламбад". Из-за двери донеслось лишь старорежимное "динь-динь" и — тишина.
Немного подождав, я нажал еще раз:
"Динь-динь".
Нет ответа.
"Динь-динь, динь-динь… Динь-динь, динь-динь, динь-динь…"
Эффект тот же, вернее — никакого.
Тогда я осторожно толкнул дверь, и она бесшумно распахнулась передо мной и собаками, которые уже через несколько секунд как лошади загарцевали где-то во чреве здания. Я же скромно остался на пороге и правильно сделал, потому что откуда-то из-за дома раздался вдруг приглушенный расстоянием женский крик:
— Герда, бессовестная, где ты там? А ну-ка иди ко мне! Слышишь?..
Кто бы это мог быть?
Спустившись с крыльца, я невольно подтянулся и приосанился. Обогнув дом, пересек целую маленькую рощу платанов, магнолий и кипарисов и увидел бассейн. Небольшой, приблизительно шесть на восемь метров, но шикарный как в заграничном кино: отделанный разноцветной плиткой (дно — небесно-голубой) и "обсаженный" по периметру стилизованными под старину, с понтом газовыми фонарями. Обрамляла бассейн зеленая лужайка, и повсюду в живописном беспорядке были разбросаны (в смысле — стояли) зонтики от солнца и несколько шезлонгов и плетёных стульев. "А уездный предводитель команчей живет, однако, в пошлой роскоши", — плагиаторски подумал я и внимательно обозрел окрестности.
