Джовдат, опустив голову, внимательно слушал друга.

— Вот тебе и ученые!.. — казалось, откуда-то издалека донесся его сдавленный голос. — Передовые люди нашего общества… Чего ж тогда ждать от простых смертных? Ну, скажи на милость, что я после всего услышанного могу требовать хотя бы от такого мерзавца, как наш заведующий межхлопковым пунктом? — Такая горечь слышалась в словах Джовдата, что казалось, еще мгновенье — и он сорвется на крик. Но раз другой глотнув воздух, он овладел собой, и голос его зазвучал не громко и грустно: — Вот уже пять лет прошло с того дня, как скончался мой отец, а я до сих пор не могу забыть его предсмертные часы. За два дня до кончины он потерял речь. А глаза были по-прежнему ясные, живые, умные. По его взгляду я чувствовал — он хочет сказать мне что-то очень важное. Особенно в последний день он не сводил с меня напряженных глаз. Я склонился над ним и спросил: «Что ты хочешь сказать мне, отец? Чем встревожен?» Уголки сжатых губ дрогнули, в глазах появилось выражение страдания — он сердился, что его не поимают. Я спрашивал снова и снова, умолял хоть одним движением руки объяснить то, что он хочет сказать. Но у него на это не было сил. И он только смотрел на меня требовательно и мудро. До сих пор не знаю покоя: что он хотел мне сказать? Может, произнеси он это слово — и вся жизнь моя пошла бы иначе, я стал бы лучше, чище. Немой, беспомощный взгляд неотступно стоит передо мной, и не могу я понять его тайны.

Я знаешь о чем часто думаю? На Луну летаем, при помощи радиоволн приводим в движение автоматические установки на других планетах, изобрели роботов, которые сочиняют стихи и пишут музыку, пересаживаем сердца, оживляем мертвых, а разгадать тайну человеческого взгляда не можем… Почему бы современной науке не задуматься над этим?

Вугар грустно улыбнулся. Джовдат повернулся к нему и быстро продолжал:

— Тебе кажутся смешными мои слова, Вугар? Я это к тому сказал, что в наши дни авторитет науки огромен. Кажется, нет такой проблемы, перед которой она оказалась бы бессильна. Потому и ученые кажутся нам особенными людьми. То, что ты сейчас рассказал, поразило меня в самое сердце. Получается, что в одном человеке рядом с высокими стремлениями могут ужиться мелкие и низменные чувства? Как тут снова не вспомнить мудрость наших дедов: быть ученым легко, быть человеком трудно.

— Нет, Джовдат, быть настоящим ученым — дело нелегкое. Талант, трудолюбие должны сочетаться с горячим сердцем, глубоким внутренним содержанием, с чувством собственного достоинства. Наука требует полной отдачи…

Джовдат покачал головой.

— Эх, Вугар… — Голос его звучал взволнованно. — Может, ты снова станешь укорять меня, назовешь чудаком, мечтателем или бесплодным фантазером, называй, как хочешь, дело твое, но выслушай меня… Вот я агроном в маленьком селе, можно сказать, полуинтеллигент. А знаешь, о чем я мечтаю? Я хочу видеть свой народ в ряду самых развитых, самых прогрессивных и великих народов. Я мечтаю, чтобы имена наших сынов стояли рядом с именами великих людей, чтобы голоса азербайджанских ученых, поэтов, писателей, композиторов, врачей и инженеров звучали во всех уголках земного шара. Пусть и в славной семье космонавтов будет представитель моего народа. Помнишь, еще в школе учили мы стихи Мухаммеда Гади. Я запомнил их на всю жизнь:

— Какая горечь слышится в этих словах! Конечно, нельзя сравнивать эпоху поэта-мыслителя Мухаммеда Гади с нынешним днем. И все-таки, если трезво взглянуть на то, что нами достигнуто, всего этого окажется мало! Кто же и что нам мешает? Кто препятствует? Мы сами. У нас еще бытует мусульманское наследие — стяжательство, местничество, групповщина, а пуще всего трусость и подхалимство!.. За примером ходить недалеко. Вот ты, едва столкнулся с трудностями, бросил все и бежал в село. Не хватило мужества распрямить грудь и броситься в бой с несправедливостью. Как же ты слаб, если столько дней молчал, скрывал свое горе! От кого? От друзей?

Слова друга задели Вугара за живое, но он не обиделся. Резким рывком вынув руки из карманов, он расправил плечи и весело сказал:

— Ничего, все образуется! Нет, я не покинул арену борьбы. Просто решил немного отдохнуть. Тот, у кого есть терпение, никогда не бывает в проигрыше! — Голос его звучал уверенно, он гордо вскинул голову. — Я ни на минуту не жалею о том, что приехал сюда, — спокойно говорил он. — Пусть это произошло случайно, неожиданно прежде всего для- меня самого. Знаешь, я не помню, как очутился на вокзале, как взял билет. Но здесь я стал другим человеком… Этот лес, эта земля вдохнули в меня новые силы. Я успокоился, собрался. Нашел новое решение проблемы, над которой бьюсь вот уже несколько лет. А останься я в городе, кто знает, что стало бы со мной? Может быть, натворил бы глупостей. Злоба и гнев — первые враги человека.

Вугар примирительно положил руку на плечо Джовдата, заглянул в лицо. Ответная улыбка осветила лицо друга.

На следующее утро Шахсанем поднялась с петухами. Надо было приготовить гостинцы для сына и особую посылку Джаннат-ана, которую хотя никогда и не видела, но считала своей названной сестрой.

Вугар никуда не отлучался из дома, поджидая друга. Джовдат еще вечером предупредил, что сам отвезет его к поезду. Как в далеком детстве, был Вугар сегодня у матери на побегушках;- помогал по хозяйству, колол дрова, разводил огонь, бегал за водой, то и дело перекидываясь с Шахсанем ласковыми шутками.

Джовдат появился неожиданно, гораздо раньше, чем обещал.

— Магарыч! Магарыч! — выкрикивал он, словно на крыльях влетая во двор.

— Что случилось, Джовдат? — спокойно и сдержанно спросил Вугар. — С чего это ты так разбушевался?

— Я принес тебе добрую весть! — Джовдат обнял друга за шею и широко улыбнулся. — Во-первых, телеграмма, телеграмма из института: тебя срочно вызывают! А во-вторых… — Джовдат многозначительно замолчал, явно испытывая терпение Вугара. Потом взмахнул газетой, которую держал за спиной. — Вот тут какого-то Шамсизаде здорово расхваливают. Уж не знаком ли он тебе?

— Может, и знаю, дай почитать…

— Не спеши, сначала прочти телеграмму.

Вугар быстро пробежал глазами телеграмму, сунул ее в карман и потянулся за газетой. Он был очень взволнован. Но Джовдат ловко увернулся и отступил назад.

— Стоп! Терпенье! Мне в этой статье особенно понравилось одно место. Я сам прочту его тебе. — Он бережно развернул газету, держа ее перед собой. Глубоко вздохнув, предупредил: — Читаю, слушай!

— Я весь внимание!

Джовдат прокашлялся, прочищая горло, и стал громко читать:

— «… По поводу этого изобретения я неоднократно высказывался на конференциях и на авторитетных собраниях. Выступая в Центральной печати, я говорил о большом будущем открытия, о его технической и теоретической сути и о многих других достоинствах. Возможно, то, о чем я пишу сейчас, явится для кого-то повторением моих прежних мыслей. Но я все же считаю необходимым снова сказать, что В. Шамсизаде работал и продолжает работать над проблемой, которая имеет огромное значение и для настоящего и для будущего…»

Вугар не выдержал, вырвал газету из рук Джовдата и быстро огляделся, выискивая место, где бы сесть, — столь важную для него статью не хотелось читать наспех, стоя.

Сесть было негде, даже подходящего полена не оказалось поблизости. Хотел войти в дом, но едкий дым очага еще не выветрился. Вугар прошел на солнечную сторону галереи и, прислонившись к угловому столбу, погрузился в чтение.

Заложив руки за спину, Джовдат молча прохаживался взад и вперед по двору, время от времени искоса поглядывая на Вугара, и когда тот наконец окончил чтение, громко спросил:

— Ну, как?

— Отлично! — Вугар поднялся и, подойдя к Джовдату, счастливо улыбнулся. — Стрелу выпустил, а лук спрятал? — обратился он к другу. — Так какой же магарыч ты хочешь получить?