Еще куры не слетели с насестов, а в селе уже началась суета. Мальчишки бегали от дома к дому, будили друг друга, оглашая сонную улицу громкими выкриками. Они растревожили всех собак, и дружный звонкий лай разнесся над селом. Заблеяли овцы, замычали быки и коровы, плакали маленькие дети, громко переговаривались взрослые.

Медленно таяли голубые утренние сумерки, розовая заря забрезжила на горизонте, люди группами выходили из села и вереницей тянулись по проселочной дороге к станции.

Ребята, согнувшись под тяжестью сумок, хурджунов, узелков, верные вчерашнему уговору, спотыкаясь шествовали впереди всех. Они еще не знали усталости, им все было, в новинку!

Заткнув за пояса подолы длинных платьев, чтобы легче было ступать, медленно шли пожилые женщины. Девушки-невесты, что говорится, наступали на пятки мальчишкам. А старики, опиравшиеся на посох или ковылявшие на костылях — инвалиды мирной жизни, вскоре отстали от остальных, образовав самостоятельную группу.

Дорога горбатилась, петляла, выпрямлялась, и расстояние между группами постепенно увеличивалось.

И на этот раз не сбылись мечты и надежды. В полдень, шипя и отфыркиваясь, к станции подошел один-единственный товарный поезд. На открытых платформах высились неуклюжие, плотно укрытые брезентом машины. Танк это или обычный грузовик, понять невозможно.

Мальчишки сразу потеряли всякий интерес и лишь досадовали, что зря претерпели столько неудобств, отправившись со взрослыми.

Но вот, пыхтя, словно из последних сил, тяжелый состав, который тянули два паровоза, остановился на третьем пути. Из вагонов высыпали солдаты в серых папахах и в длинных шинелях, застегнутых на все пуговицы до самого горла и туго перетянутых широкими ремнями с большими пряжками. Люди, выстроившиеся вдоль перрона, разом бросились к солдатам, в надежде найти знакомых, узнать у них хоть что-то о своих близких. И лишь мальчишки, сбившись в кучку, со стороны наблюдали за происходящим. Вугар решил не терять времени даром. Схватив за руку Исмета, он мчался к дальним вагонам, по опыту зная, что состав здесь не задержится. Паровоз передохнет минуты две-три, наберет запас воды, издаст устрашающий вой, и завертятся огромные, с красной каймой колеса, окутав все вокруг горячим белым паром…

Медлить было нельзя. За эти несколько минут надо продать хлеб и как можно быстрее, бегом, вернуться к матери, которая с нетерпением ожидает их возвращения, надеясь на скудную выручку. Возвратиться с пустыми руками значило огорчить ее, причинить боль, а этого Вугар боялся больше всего на свете.

Исмет мешкал, лениво передвигая ноги, и Вугар, выпустив его руку, решительно побежал вперед. Он был так увлечен торговлей, что не заметил, как состав тронулся. Соленый пот струился по лицу мальчика, но он этого не чувствовал. Раздавшийся вдруг отчаянный женский крик заставил его оглянуться. Сбившись в кучу, словно случилось несчастье, женщины причитали, то ударяя себя по коленям, то вытягивая вперед руки. Вугар не понимал, почему они кричат, не мог расслышать, над кем причитают, и лишь растерянно глядел в ту сторону, куда они указывали. И вдруг он увидел Исмета. Вцепившись обеими руками в поручни вагона, Исмет повис на подножке, ноги его то касались земли, то, отрываясь от нее, беспомощно повисали в воздухе.

— Деньги! — кричал Исмет. — Отдай деньги за хлеб! Отдай!

А поезд все набирал скорость.

— Чего вы ждете?! — донесся до Вугара сердитый мужской голос. Помогите ему! Мальчика затянет под колеса!

И правда: еще несколько десятков метров — и рельсы начнут сужаться, потом разойдутся снова, и если до этого не оторвать Исмета от подножки, ноги его попадут под колеса! Вугар отшвырнул наполовину опустевший узелок с лепешками и кинулся к брату.

— Сейчас же отпусти руки! — повелительно крикнул он и, обхватив Исмета, изо всех сил потянул на себя.

Мальчики кувырком покатились по земле. Прогромыхал последний вагон, Исмет испуганно пополз в сторону. Он сел на камень и горько заплакал.

Женщины с воплями подбежали к ним. Худощавая старуха стала осторожно ощупывать Исмета. Убедившись, что он цел и невредим, отделался лишь легкими царапинами, она стала утешать его:

— Успокойся, детка, слава аллаху, все обошлось благополучно…

Другая, бойкая молодуха, быстро сбегала к арыку и принесла в ладонях воды.

— Выпей, — ласково проговорила она. — Выпей и успокойся!

Дрожащими пересохшими губами Исмет припал к ее рукам.

Занятые Исметом, женщины позабыли о Вугаре.

Он лежал неподвижно с закрытыми глазами на том месте, где упал.

Наконец, его заметила одна из женщин.

— Вай! — завопила она. — Несчастный сирота! — И, спотыкаясь, подбежала к Вугару.

Снова шум и крики огласили станцию. Подняв Исмета и поставив его на ноги, женщины, плотным кольцом окружили Вугара. Перепуганные, растерянные, они не знали, что делать.

Кто-то попытался поднять его, но Вугар был без сознания.

— Сыночек наш несчастный, — запричитала та, что бегала за водой. — За что только все горести мира валятся на бедную твою голову?!

Помогая друг другу, женщины подняли Вугара на руки, оттащили подальше от полотна железной дороги, уложили на землю, осмотрели рану. Затылок у него был в крови, ухо рассечено. Мальчику необходима медицинская помощь, а где ее возьмешь — врача поблизости нет! Подошли старики, посовещались. Самый старый из них, тот, что, еле волоча ноги, подошел последним, предложил сжечь тряпку и пеплом посыпать рану, чтобы остановить кровь. Так и сделали. Перевязали Вугару голову женским платком, смыли с лица кровь, смочили водой посиневшие запекшиеся губы. Кто-то мокрым платком растер ему грудь. Прошло довольно много времени, пока мальчик наконец пришел в себя. Веки, дрогнув, медленно приоткрылись, и он обвел беспомощным взглядом склонившихся над ним перепуганных женщин. Люди смотрели на него в тревожном ожидании. Глаза мальчика были мутные, бессмысленные, видно, он еще не понимал, что с ним стряслось. Старуха, сидевшая возле него на корточках, не выдержала, и слезы брызнули из ее глаз; воздев к небу руки и раскачиваясь из стороны в сторону, она затянула тоскливым, надрывающим душу голосом:

Чуть в стороне, опираясь на свои суковатые палки, стояли старики, с тоской глядя на причитающих и плачущих женщин. Наконец кто-то из них прикрикнул с досадой:

— Хватит! Вместо того чтобы голосить, поторопитесь отнести ребенка в село!

Женщины разом притихли. Две из них, крупные, сильные, вышли вперед и попытались поднять Вугара на руки. Он застонал и снова потерял сознание.

У беды резвые ноги. Не успеет одной ступить на порог, а другая уже тут как тут! У Вугара оказалось еще и бедро переломано.

…С утра на сердце у Шахсанем было тревожно. С той минуты, как проводила мальчиков на вокзал, она не находила себе места. Словно чувствовало материнское сердце, что беда стоит на пороге. То и дело выбегала Шахсанем из дома поглядеть, не возвращаются ли ее сыновья? А их все нет и нет. Уже солнце клонилось к закату, когда она — в который раз вышла во двор, с тоской глядя на дорогу. И вдруг увидела: большая толпа, молча свернув с проселочной дороги, по тропинке направляется прямо к ее дому. Шахсанем почувствовала, как сердце у нее оборвалось и покатилось куда-то под ноги. Все вокруг завертелось в стремительном вихре. Хотела броситься навстречу людям, но ноги подкосились — и она едва успела ухватиться за столб, врытый возле крыльца. Немного успокоившись и словно позабыв о ноющих болях, рванулась вперед и с отчаянным криком кинулась навстречу.

— Люди добрые, что случилось?! Кого вы несете?

Говорят, когда кочевье возвращается на старое место, впереди всегда идут аксакалы — старейшины рода. Вот и сейчас самые старые, самые уважаемые в селе люди шли впереди. Отделившись от толпы, они молча подошли к Шахсанем.