Ничего не ответив, Сохраб молча прошел в кухню.
Едва захлопнулась дверь за мужем и свекром, Мархамат-ханум вскочила с постели и набросила халат. Подойдя к окну, дождалась, пока машина отъехала от подъезда. Все шло как нельзя лучше. Теперь она свободна, никто не сможет помешать ей! Успокоенная и обрадованная, Мархамат снова легла в постель. Рано, солнце едва взошло, редкие машины пробегали под окнами. Можно бы еще час-другой поспать. Но сон не шел, мысли копошились в голове, набегая одна на другую. Вспомнилась весть, сообщенная Зумруд, и улыбка, как утреннее солнце, осветила лицо Мархамат. «Все будет по-моему! — радостно подумала она. — Вугар парень толковый, он не станет отказываться от дочки профессора Гюнашли. А сейчас упрямится, чтобы доказать свое достоинство, продемонстрировать твердый характер. Фокусы молодости… Смирится, станет послушнее ягненка. Сохраб в юности такой же был, а как поженились, переменился…»
Она успокаивала себя, но тревога нет-нет да и закрадывалась в сердце. «А может, он потому упрямится, что дал обещание девушке и не хочет изменять своему слову? Или просто боится ее? Но теперь упрямству настал конец! Да будет земля пухом отцу Зумруд! Она оказала мне неоценимую услугу! Безродная, детдомовская, какой срам! Наши прадеды говорили: если мать на дерево лазила, дочь будет на ветвях сидеть. Какой сумасшедший женится на девушке без роду и племени?» И все-таки на душе неспокойно…
Вскочив с постели, Мархамат пошла в комнату дочери. Надо разбудить, покормить. У девочки плохой аппетит, не позаботься Мархамат — до полудня крошки в рот не возьмет.
Крепок утренний сон в юности… Алагёз раскинулась, обычно бледное лицо ее разгорелось легким румянцем, длинные пушистые ресницы лежали на нежных щеках. Вот уж поистине прелестна, как ангел!
Мархамат остановилась в дверях, невольно залюбовавшись дочерью.
— До чего красива… — прошептала она. Но тут же гордость сменилась острой жалостью. «Видно, иссякло божье сострадание, если послал ей болезнь, от которой вот уж сколько лет бедняжка не может оправиться… Да если бы не проклятый недуг, стала бы я искать жениха для такой красавицы?» Мархамат расчувствовалась, сердце защемило, на глаза навернулись слезы.
Склонившись над спящей Алагёз, она нежно провела рукой по шелковистым, черным как смоль кудрям, откинула со лба пушистую прядь.
— Доченька, — позвала грустно и ласково. — Алагёз! Пора просыпаться…
Алагёз заворочалась. Сердце Мархамат готово было разорваться от любви и горя.
— Вставай, родная моя! Ну проснись же, моя ненаглядная, свет очей моих, счастье нашего дома…
Алагёз опять пошевелилась, но глаз не открывала и спросила тихо и сонно:
— Который час, мама?
— Не все ли равно, доченька. Долго спать вредно. Открой глазки, вдохни утренний воздух…
Ресницы ее дрогнули, губы еле слышно прошептали:
— Так хочется спать, мама…
— Вставай, стать мне твоей жертвой. — Мархамат легко тряхнула ее за плечи. — На свежую голову выучишь уроки, музыкой позанимаешься. Лучше потом доспишь.
Алагёз не отозвалась, ресницы замерли, дыхание стало ровным. «Утренний сон сладок, пусть поспит до моего возвращения», — сжалилась мать.
На пороге она еще раз обернулась, чтобы полюбоваться спящей Алагёз. Красота дочери лишь утвердила Мархамат в ее намерениях. Вернувшись в спальню, она решительно распахнула шифоньер, достала самое лучшее платье и, принарядившись и оглядев себя в зеркало, вышла из дома.
* * *
Возвратившись вечером с вещами, Вугар с трудом узнал свою комнату. Старый дощатый пол вымыт добела, на двери и окнах новые занавески. Вышитые коврики и салфетки украшали стены; кровать, на которой спал Вугар, передвинута к окну и застлана шелковым покрывалом: мама Джаннат расщедрилась и достала из большого сундука постельные принадлежности, много-много лет назад приготовленные к свадьбе старшего сына.
Вугар долго и благодарно оглядывался, потом обернулся к маме Джаннат, робко стоявшей за его спиной.
— Мама, дорогая, да это свадебное убранство!
— Если бы настал этот счастливый день! — вздохнула мама Джаннат. Тогда и умирать не надо…
Они обнялись, взволнованные, растроганные. Вугар сел за стол, мама Джаннат, как всегда, принесла ему чай.
Снова таблицы, вычисления, проверки…
Просидев всю ночь, Вугар не заметил, как наступило утро. Обессиленный, он с трудом добрался до кровати и уже начал раздеваться, как дверь приоткрылась и показалась голова мамы Джаннат. Она нерешительно остановилась на пороге. Пыталась что-то сказать, губы тряслись.
— Опять пришла… — наконец еле слышно выговорила она.
— Кто? — Вугар устало взглянул на нее.
Мама Джаннат ступила в комнату и сказала еще тише:
— Та, что вместе с Исметом приходила, жена твоего профессора…
Рука Вугара застыла, так и не расстегнув пуговицы на рубашке.
— Что ей надо?
Приложив палец к губам, мама Джаннат испуганным жестом указала на дверь, давая понять, что гостья рядом и слышит их.
— Откуда мне знать? Ничего не говорит, хочет видеть тебя.
Нарочито громко, чтобы Мархамат слышала, Вугар ответил:
— Иди и скажи, что я сплю!..
Он начал быстро раздеваться, но не успел снять рубашку, как из-за спины мамы Джаннат показалась сама Мархамат.
— Салам алейкум! Доброго вам утра!
— Алейкум салам!
Мархамат-ханум словно не услышала холодного ответа Вугара и сияющая вошла в комнату:
— Поздно встаете! Молодым людям не положено так долго спать.
— Я не встаю, я ложусь! — не скрывая раздражения, сказал Вугар.
— О, в таком случае это и вовсе нехорошо! — Она бросила быстрый взгляд на груду бумаг, раскиданных по столу. — Ночная работа изнуряет. Надо думать о здоровье, у вас вся жизнь впереди.
От переутомления Вугар с трудом держался на ногах и, наконец, не выдержав и извинившись, опустился на постель.
— Срочная работа, — сказал он. — Нельзя откладывать!
— Здоровье прежде всего, — не унималась Мархамат. — Жить надо весело, получать удовольствие. На тот свет отправимся, ничего с собой не возьмем… Богатство, почести, славу все на земле оставим…
От ее мелкой и глупой философии тошнило, терпение иссякло, и Вугар лишь выжидал минуту, чтобы резко оборвать никчемный разговор. Мама Джаннат угадала его намерения и, хотя гостья внушала ей неприязнь и страх, побоялась, что питомец ее проявит неучтивость, и поспешно сказала:
— Почему стоите? Садитесь, пожалуйста! — И придвинула стул. Повернувшись к Вугару, она стала делать знаки: такое, мол, обращение с гостьей недостойно хозяина.
Мархамат-ханум так торопилась, боясь не застать Вугара, что почти всю дорогу бежала, и ноги ее гудели от усталости. Не дожидаясь приглашения хозяина, она грузно плюхнулась на стул. Бесцеремонность непрошеной гостьи раздражала Вугара и, забыв о вежливости, он грубо спросил:
— Чем могу быть полезен? Простите, я так хочу спать!
Но Мархамат-ханум не собиралась уходить. Удобно усевшись на стуле, она завела длинный разговор:
— Дел у меня к вам нету. Просто шла по вашей улице, дай, думаю, навещу, посмотрю, как живете, узнаю, как самочувствие, хорошо ли отдохнули. Вчера Сохраб говорил, что вы вернулись.
Молчание было ей ответом. Но Мархамат, не смущаясь, продолжала:
— А я ведь на вас обижена…
— За что?
— Ох, и в неловкое же положение вы меня поставили!
— Как это могло случиться?
— Я говорю о квартире. Искала, ходила смотреть, давала задаток…
Вугару очень хотелось прервать ее, ему стоило большого труда удержать резкие слова, готовые сорваться с языка.
— Я благодарен за ваши труды, Мархамат-ханум, но…
— К чему благодарность! Это наш долг, — торопливо сказала Мархамат, явно боясь, что разговор примет нежелательный оборот. — Не моя инициатива, а Сохраба. Кто-то сказал ему, что живете вы в трудных условиях. Вот и поручил мне подыскать. Я долго спрашивала и наконец…
— Напрасно трудились!
