Непоколебимая уверенность в своей силе, ловкости и умении вершить любые дела придала Мархамат спокойствие. Она снова почувствовала себя во всеоружии готовой ринуться в бой. Недавние страдания были забыты. Она даже подумала об Арзу с невольным сожалением: «Бедняжка, не знает, на какие муки обрекает себя!» Но к жалости примешивался восторг предвкушаемой победы. И все-таки она не могла отделаться от непонятного внутреннего беспокойства. «Если сегодня он посмел отказаться от приглашения, — рассуждала она, — то неизвестно, какие фокусы начнет выкидывать завтра. В молодости человек неосторожен, не боится пить сырое молоко. Я должна действовать как можно быстрее и осторожнее».

Прими решение — и сразу придет успокоение! Мархамат успокоилась, задремала. Встала она нарочно как можно позже, когда дочь уже ушла в школу, а свекор на прогулку. И Сохраб сегодня, против обыкновения, рано уехал в институт. Мархамат осталась в доме одна. Налив себе крепкого чаю, она уселась возле телефона.

Итак, прежде всего разузнать об Арзу. Все разузнать. Что за семья, какие люди ее родители. Каждая семья загадочный узел, развязать его не легко. А развяжешь, кто знает, какие секреты обнаружишь… Одной со столь щекотливым делом не справиться, а первому встречному такое не доверишь. Мархамат задумчиво положила руку на телефонную трубку, перебирая в памяти родных и знакомых.

Кому позвонить? Каждый человек на свой лад выкроен. Проведает о ее замыслах какой-нибудь краснобай и ославит на весь город. Надо быть осторожной, не то так ошпаришься, что не залечишь ожогов…

Длинный и настойчивый звонок в дверь нарушил размышления Мархамат. Она отдернула руку от телефона и с недовольной миной вышла в коридор, наверно, свекор возвратился с утренней прогулки! Но, отворив дверь, она просияла, словно солнце обдало ее веселыми брызгами. В озабоченных глазах сверкнула нескрываемая радость.

— Смотрите, кто к нам пожаловал! — воскликнула она. — Вот кстати! — И Мархамат раскинула руки для объятий. — Добро пожаловать, Зумруд-баджи, рада тебя видеть! Сердце сердцу весть подает. А я только трубку сняла, чтобы набрать твой номер…

— Долго же ты собиралась! Говорят, уже четыре дня, как приехала, а про меня до сих пор не вспомнила.

— Клянусь драгоценной твоей жизнью, в первый же день бросилась тебя разыскивать! Сколько раз на работу звонила. То говорят, на заседании в исполкоме, то уехала разбирать квартирную склоку. Не сидишь на месте.

— Что поделаешь, служба! Хорошо домашним хозяйкам, весь свет перевернись, им никакой заботы. А мы камень в праще начальства, куда пожелают, туда и запустят.

— Зачем говоришь о себе, как о подчиненной? — быстро возразила Мархамат-ханум, стараясь задобрить гостью. — Ты руководящий работник. Управдом разве маленькая должность?

— Не управдом, девочка, — гордо поправила ее Зумруд, — а начальник Жилищно-эксплуатационного управления номер один города Баку! Пора бы запомнить!

— Ну, вот видишь, — серьезно согласилась Мархамат. — Но серьезность была внешняя, в душа она потешалась над подругой. — Не маленькое управление! А название-то какое длинное, на верблюжий караван не уместишь… Сколько улиц, домов, квартир в твоем ведении! В каждой квартире люди. Выходит, тысячи людей от тебя зависят… Клянусь, Зумруд-баджи, ты гораздо больший начальник, чем председатель какого-нибудь районного исполкома.

Зумруд погрустнела. Слова Мархамат вызвали в памяти далекие, невозвратные дни…

В тридцатые годы Зумруд Вахидову знал весь Азербайджан. Простая работница-текстильщица, она обладала незаурядными ораторскими способностями и часто выступала на собраниях и совещаниях, покоряя всех своей деловитостью. Речи ее всегда звучали умно и страстно. А в те годы большинство восточных женщин еще только сняли чадру и, не решаясь целиком открыть лицо, носили повязки, прикрывавшие рот. Где было им выступать с речами? Они слово боялись молвить на людях.

Зумруд быстро выдвинулась. Вскоре ее избрали председателем исполнительного комитета одного из самых крупных районов города Баку.

Красивая, статная, с необыкновенно легкой походкой, где бы ни появлялась, она вызывала всеобщее восхищение. Зумруд представляла женщин Азербайджана в делегациях, произносила на банкетах тосты, делала доклады на торжественных заседаниях, украшая своим присутствием президиум. Зумруд, что называется, отвечала требованиям времени. Но времена меняются. Упоенная славой, она не думала о будущем. Ее сверстницы, над которыми Зумруд еще недавно подсмеивалась, окончили институты, получили специальность и наравне с мужчинами трудились во всех областях народного хозяйства. А у Зумруд образования не было. И так же, как стремительно взлетела вверх, она покатилась вниз. Ее уже не включали в состав делегаций, не приглашали на торжественные собрания, не поручали ответственных докладов. И по службе одно понижение следовало за другим. Как все неудачники, она обвиняла в этом других, уверяя, что кто-то за что-то мстит ей, мол, у начальства она как бельмо на глазу. Слава — изысканное блюдо. Редко приходится его отведать, а вкус не забывается. Зумруд не могла забыть блеск былых времен. Узнав, что какая-нибудь женщина заняла высокий пост, она исходила злостью и завистью. С каждым годом все ниже и ниже опускалась Зумруд. Ее интересы сосредоточились на городских сплетнях, на тех новостях, о которых не пишут в газетах и не передают по радио.

Случалось, Мархамат-ханум, изнывая от безделья, не знала, чем себя занять. Тогда она снимала трубку, и Зумруд доставляла ей немало развлечений своими рассказами, порой заставляя хохотать до упаду.

Сегодня Зумруд появилась как нельзя кстати. Казалось, сам аллах сжалился над Мархамат и, чтобы утешить, сбросил с небес в корзине Зумруд. Человека более подходящего для осуществления ее замыслов подыскать трудно.

— Заходи, родная, заходи, — щебетала Мархамат. — Что нового в городе произошло, пока мы были в Кисловодске?

— Новостей много, да некогда мне, тороплюсь…

— Понимаю, занята, но неужели не найдешь для меня минутки? — Мархамат держала ее за руку, не отпуская.

— Нет, нет, — вырывая руку, сопротивлялась Зумруд. — Я по делу зашла.

— По делу? Вот и прекрасно, садись.

Но Зумруд упрямилась, точно капризный ребенок:

— Некогда мне сидеть! — И неожиданно официальным тоном спросила: Почему задержали квартплату? За два месяца не уплачено!

— Со вчерашнего дня собираюсь, все времени нет. Сегодня обязательно заплачу.

Зумруд обозлилась:

— Из-за таких должников, как вы, не можем выполнить квартальный план, нам достается! И работникам нашим вовремя не выдают зарплату.

— Хорошо, хорошо! Все поняла! Не порть себе кровь, лучше садись, я тебя таким пловом угощу…

— Не голодная, благодарствую.

— Знаю, что не голодная. Кто трудится, голодным не бывает. Хоть две-три ложки отведай… Вчерашний плов — что может быть вкуснее? Мархамат силой втащила Зумруд в прихожую и захлопнула дверь. — Признаться, я тоже еще не завтракала, аппетита нет. Поедим вместе, в компании-то веселее!

Заглянув в кухню и увидев груду немытой посуды, Зумруд нахмурилась:

— Понятно. Значит, вчера гости были?

— Товарищи Сохраба…

— Это по какому же случаю?

— Так, пустяки, — с неохотой ответила Мархамат, — день рождения Алагёз.

— Почему меня не пригласила? Недостойна попасть в такое общество?

— Зачем перегибаешь палку? — Мархамат запнулась, подыскивая отговорку. — Собрались мужчины, все незнакомые.

— Что из того, что мужчины? Если хочешь знать, я сама любого мужчину за пояс заткну!

— Тты права… — Мархамат снова замялась. Но тут же заговорила быстро-быстро, не давая Зумруд слова вставить. — От скуки мухи дохли! Хорошо, что тебя не было, испортила бы себе настроение на целую неделю…

— Не води за нос! Сочинять небылицы тебе соперниц нету!

— Тобою клянусь! Счастьем и жизнью единственной дочери клянусь, только правду говорит мой язык! Сколько денег ухлопала, так старалась, и все понапрасну! Какая разница, вчера или сегодня ты у меня пообедаешь? Идем, покажу, что из Кисловодска привезла.