В голове у него крутится вопрос, который уже возникал не раз во время последних экзаменов: а что будет, если он решит провалиться нарочно? Его уверенность в том, что ничего страшного не произойдет, растет с каждым разом. Сдать этот экзамен означает для него только одно — завтра же надо будет начать все сначала: отложить книги, по которым он занимался до сих пор, открыть новые и зубрить новые тысячи и тысячи страниц. Все стены его дома уставлены книжными полками. Сначала он расставлял книги на них. Когда ставить стеллажи стало некуда, книги начали накапливаться на столах, под кроватью и на кровати. Сейчас ими завален весь дом. Выбросить самые старые было бы большой ошибкой, потому что очень часто для подготовки к новым экзаменам нужны сведения, которые можно найти только в книгах, прочитанных много лет тому назад, когда он маленьким мальчиком готовился к первым экзаменам. Четыре или пять экзаменов тому назад нашему герою пришло в голову, что он совершенно забыл, каким был его первый экзамен; самый давний экзамен, который еще сохранился в его памяти — тот, который он сдавал в прошлый или в позапрошлый раз.

Почему он продолжает сдавать экзамены? В самом деле, какой в этом толк и что он выиграет? Не лучше ли будет немедленно прекратить это занятие? Точно так же, как он уже не помнит свои первые экзамены, наш герой уже забыл конечную цель этого процесса, которая должна быть более высокой, чем возможность на краткий миг превратиться в экзаменатора. Ему известно, что экзаменаторы (которыми и становятся, преодолев целую серию экзаменов, тех самых, что он сдает сейчас) в свою очередь сдают экзамены, хотя он и не знает зачем. Чтобы превратиться (тоже на краткий миг?) в экзаменаторов экзаменаторов? Даже став экзаменатором, он, вероятно, этого не узнает. Точно так же, как не знал ребенком, начиная сдавать экзамены, что первая цель (которая, как ему теперь кажется, уже близка) состоит в том, чтобы стать экзаменатором. В памяти его сохранилось воспоминание о том, что это его родители (как все родители в мире) хотели, чтобы их сын учился. Но родители погибли много лет тому назад, разбившись на спортивном самолете однажды вечером, когда он сдавал очередной экзамен. Наш герой пытается связать воедино обрывки сохранившихся в его памяти воспоминаний детства и юности. Его когда-нибудь интересовало то, что ему приходилось учить?

Сдать экзамен в очередной раз — это скучно. Он уже более десяти лет этим занимается и всегда неизбежно получает положительную отметку. Зачем ему доказывать экзаменатору, что он может ответить на четыре вопроса из пяти? А сам экзаменатор — сколько экзаменов пришлось ему сдать, чтобы занять свое место? Наличие экзаменаторов позволяет заключить, что последний экзамен существует. Но действительно ли это так? Может быть, все более сложно (или более просто), чем он себе представляет? Ему осталось совсем немного до этого последнего экзамена или впереди еще долгие годы? Почему он с каждым днем все больше утверждается в мысли о том, что единственный способ разорвать заколдованный круг — это бунт. И единственная форма взбунтоваться против бесконечных положительных оценок, которая приходит ему в голову, состоит в том, чтобы завалить экзамен. Он подозревает, что многим из экзаменующихся рядом с ним в этой аудитории уже приходила раньше в голову идея, которая в последнее время не дает ему покоя: надо ответить на вопрос неправильно. Не может быть, чтобы он один считал идиотизмом сдавать (бесконечно?) один экзамен за другим. Сначала у него дрожит рука, но очень скоро к нему приходит уверенность: он отвечает на вопросы один за другим, четким и размеренным почерком выводит одно слово за другим; ровные строчки плотно ложатся на лист — но его ответы умышленно неверные. Когда он закончит, то встанет из-за парты, отдаст листы экзаменатору, и это будет означать (по крайней мере, он так думает), что он завалил экзамен.

Независимо от того, в котором часу он ложится спать, вечером накануне дня выборов кандидат ставит, по крайней мере, один будильник, а иногда даже два или больше, если спит очень крепко или если боится, что его обычный будильник может не зазвонить именно в это утро. Кандидат должен быть уверен в том, что проснется достаточно рано, хотя избирательная кампания уже закончилась и теоретически он может позволить себе отдохнуть после долгих недель, когда он ездил с митинга на митинг и спал по два или по три часа в сутки. Нужно встать рано, потому что ему известно, что на последнем этапе ничто не производит такого неприятного впечатления, как кандидат, являющийся на избирательный участок поздно, заспанный и неопрятный. Кандидат, который приходит голосовать в полдень, не отдает себе отчета в том, что избиратели сочтут его лентяем: он не может оторвать голову от подушки даже в тот день, когда на кон поставлено его собственное ближайшее будущее и, как следует думать, будущее города. Их мысль совершенно ясна: если сейчас, когда он еще не стал мэром, этот человек позволяет себе лениться, что же будет, когда он займет вожделенный пост?

Все это не имело бы большого значения, если бы избиратели узнали о лености кандидата задним числом: сегодня вечером или завтра, после окончания выборов. Но репортажи о том, как голосуют кандидаты, будут показывать по телевизору в полуденном выпуске новостей. А от полудня до закрытия избирательных участков остается еще много времени, поэтому подобные репортажи превращаются в последние пропагандистские акты предвыборной кампании, хотя официально таковыми не являются. По закону вся агитация уже закончилась позавчера в полночь. Однако многие потенциальные избиратели (из тех, которые всегда все дела откладывают до последней минуты: такие люди покупают продукты на ужин в магазине, когда его вот-вот закроют, и приходят в кино, когда фильм уже начался) увидят эти репортажи в полдень, и поведение кандидата в момент голосования может заставить их встать с дивана и пойти голосовать. И даже (а это для него самое важное) отдать свой голос ему. Поэтому его манера держаться, когда он приедет на участок, когда будет пожимать руки членам избирательной комиссии, когда будет опускать свой бюллетень в урну и когда будет выходить с участка на улицу, имеет решающее значение. Серьезное выражение безупречно выбритого лица может оказать положительное воздействие на тех колеблющихся избирателей, которые считают, что во время кампании кандидат позволял себе слишком много шуточек и вел себя заносчиво. Однако это самое серьезное выражение лица может вызвать недоумение у других людей: они могут счесть его неожиданно сдержанный тон признаком боязни поражения. Могут ли тогда эти избиратели изменить свое решение голосовать за него? А вот, напротив, легкомысленный и заносчивый тон может понравиться тем, кто находил его слишком бесстрастным во время кампании, — но не нанесет ли он ему вреда, если избиратели увидят в этом признак высокомерия и излишней уверенности в своей победе? И уж совершенно неуместно входить на избирательный участок, насвистывая. Плакать тоже плохо, и смеяться плохо, а если и не смеешься и не плачешь, все равно нехорошо.

Единственную компенсацию за все муки на пути в мэрию кандидат получает в конце этого крестного пути: он является гражданином, у которого — по определению — должно быть меньше сомнений, чем у всех остальных, в момент выборов. Даже его родственники или сотрудники могли бы (или из-за того, что семейная жизнь им опостылела, или из зависти, или в результате скрытых интриг) проголосовать за кого-нибудь другого — с целью подложить ему свинью или просто поддавшись неожиданному желанию схулиганить, вспомнив школьные годы. Но у него не должно быть сомнений. Таков неписаный закон. Возможность нарушить его сверлит мозги кандидата, пока он, следуя ритуалу, приезжает на избирательный участок, выходит из машины, улыбается вспышкам фотокамер, входит в зал, где проходит голосование, и продвигается вперед в толпе избирателей. А что, если он проголосует за соперника? Говорят, что если кандидат действительно честен и уверен в своей программе, то он обязан голосовать за себя. Однако, если подумать хорошенько, не является ли этот голос, отданный самому себе, неким подобием заклятия, ритуалом магического жертвоприношения? Наш герой вспоминает о том времени, когда в первый раз получил право голосовать (это было задолго до того, как он решил посвятить свою жизнь политике): свое волнение, сомнения, за кого надо голосовать, а за кого — нет; свой подробный анализ предвыборных программ всех кандидатов до единого, свою веру. Он берет по одному бюллетеню от каждой из партий, заходит в кабинку и задергивает занавеску. Журналисты улыбаются, считая это шуткой. Ему-то совершенно ни к чему брать по одному бюллетеню от каждой партии и не надо заходить в кабинку, чтобы решить, за кого голосовать. Все знают, за кого он голосует, и из этого не нужно делать никакого секрета.