Некоторое время спустя мужчина и женщина засыпают и просыпаются одновременно («Ты слышал этот шум?»). Они сидят почти в обнимку, голова одного лежит на плече другого, а их глаза находятся так близко, что, когда один произносит какие-то неясные слова, а второй открывает рот, чтобы спросить: «Что?», губы первого неизбежно тянутся к губам второго: но вдруг это движение прекращается (в шести миллиметрах от цели), потому что как раз в то самое мгновенье лифт трогается, набирает скорость, останавливается и (преодолевая последний отрезок пути рывками) прибывает в холл, где их ждут консьерж и монтеры («Вы целы?»). Мужчина и женщина переглядываются. Им бы следовало сказать друг другу какие-то слова, договориться о встрече… Однако ей кажется, что хотя он и провожает ее взглядом, но почему-то не спешит предложить ей встретиться, а ему кажется, что хотя она и смотрит на него, но почему-то идет слишком решительно в сторону четвертого лифта и выглядит при этом, по его мнению, совершенно равнодушной. История с поломкой лифта закончилась, и значит, их истории тоже конец? Итак, мужчина идет к выходу, размышляя о том, что не должен был уйти, не договорившись о встрече, не обменявшись с ней, по крайней мере, номерами телефонов. В ту самую минуту, когда его ботинки касаются мостовой, он спохватывается и спрашивает себя, почему покидает здание, если ему надо было оказаться на двенадцатом этаже. В результате он поворачивает назад, открывает дверь в холл и обходит техника и консьержа, которые наблюдают за тем, как другой техник, сидя на крыше кабины очередного неисправного лифта с огромным фонарем в руках, проверяет тяговые и уравновешивающие канаты и натяжные устройства. Мужчина бежит к четвертому лифту, двери которого уже начали закрываться. Ему удается просунуть правую ногу в оставшуюся узкую щель и таким образом заставить обе створки автоматической двери немедленно открыться.

Мужчина, ждущий за стойкой бара в ресторане, чтобы ему приготовили столик, разговаривает сам с собой. С раннего детства он слышал тысячи раз, как о людях, которые разговаривают сами с собой, говорили, что они сумасшедшие: «Он совсем спятил. Сам с собой разговаривает». Сейчас ему стало совершенно очевидно, что это ложь. Его собственный опыт доказывает: вести беседы с самим собой отнюдь не мешает человеку находиться в здравом уме. Обычно он говорит тихим голосом, шепчет фразы и ведет оживленную и бурную беседу с другим человеком или с разными людьми, которые никому не видимы и все как один являются им самим. Наш новый знакомый беседует с ними сейчас за стойкой бара и поступает точно так же, когда сидит за рулем, или отдыхает дома, или работает в офисе. Он разговаривает сам с собой даже в присутствии других людей. Иногда кто-нибудь из них, слыша его шепот, думает, что эти слова обращены к нему, и говорит: извините, я не расслышал. Наш знакомый отвечает, что он ничего не сказал, потому что на самом деле ничего сказать не хочет (он и сам не знает, какие именно слова произносит; его гораздо больше интересует просто их шелест, звуковой эффект, бла-бла-бла, видимость разговора). И его слова обращены вовсе не к тому, кто задает ему вопрос, а к тому другому или тем другим, с которыми он ведет беседу. Наш знакомый не знает, когда он начал разговаривать с самим собой, и ему трудно установить границу между тем ранним периодом, когда он еще разговаривал только с реальными собеседниками, и нынешней ситуацией. Иногда ему кажется, что в какой-то степени он всегда говорил сам с собой, и единственная разница заключается в том, что постепенно наш герой стал давать себе волю и поступать так совершенно произвольно, не задумываясь и ни в коем случае не сдерживая себя. Если подумать хорошенько, говорит сам себе иногда наш знакомый, теперешние беседы являются лишь продолжением тех воображаемых разговоров, которые он вел в детстве со своим выдуманным другом (имя которого, как это ни странно, стерлось из его памяти) — каждый вечер, оказавшись под одеялом, он встречался с ним, и мальчики переживали множество приключений среди пальм и лиан. Разговоры с несуществующими знакомыми столь же интересны, как те, которые он ведет с другими людьми, когда у него не остается другого выхода. О чем он сейчас говорит, словно обращаясь с речью к стакану? Обо всем и ни о чем. Можно говорить о теннисе или о жизненных планах. Можно плести словесные кружева, воображая, что изрекаешь глубочайшие истины, или просто-напросто повторять общие места. Очень часто с ним случается именно последнее: он разглагольствует в одиночку довольно долго и только потом отдает себе отчет в том, что все его слова, обращенные к его невидимому собеседнику, совершенно пусты и бессмысленны. И тогда, чтобы не молчать, ему приходится сменить тему.

А вот этот человек, сидящий за столиком ресторана в компании, ведущей оживленную беседу, напротив, не произносит ни слова. Вот уже много лет, как он бесстрашно хранит молчание. Окружающие теперь уже привыкли к этому и относятся к нему с пониманием. Все с уважением позволяют ему молчаливо созерцать, как собеседники рассуждают, спорят и уточняют все детали, которые нуждаются в конкретизации. Им неизвестно, что молчун считает банальными все их рассуждения и уточнения, потому что он молчит, но они об этом догадываются. В целом его приятели чувствуют, что молчун не испытывает к ним какой-то особенной неприязни, и когда он оценивает их разговоры как банальные, в его мнении звучит скорее не порицание, а агностицизм. Он агностик в отношении остальных и самого себя. Молчун не протестует, ему просто все до лампочки. Он и себя чувствует совершенно ненужным и банальным существом и именно поэтому молчит. Ему не дано никакого права осуждать остальных за их вульгарность, если он и сам грешит вульгарностью. Впервые он замолчал однажды во время разговора, который вылился в рассуждение о степени влияния фанданго на появление гуапанго, когда неожиданно обнаружил, что ему нечего сказать. Бедняга ничего не знал ни о фанданго, ни о гуапанго; эти темы его никогда не интересовали, и, следовательно, принять участие в разговоре он не мог. Как ему следовало поступить, чтобы внести в обсуждение свою лепту и включиться в беседу, чего от него и ожидали его приятели? Придумать свое мнение и защищать его? Вместо этого — в первый раз в жизни — он предпочел промолчать. До этого дня он всегда с жаром отстаивал свое мнение во всякого рода разговорах и дискуссиях, и нельзя сказать, что его интерес был притворным. Несмотря на вытянувшиеся от удивления лица собеседников, он счел, что своим молчанием не наносит никому вреда. Оказалось к тому же, что молчать не так уж неприятно. Приятелей его поведение тоже, кажется, не слишком раздражало. Наш герой настолько привык отстаивать мнения, высосанные из пальца, что неожиданно испытал необычайное облегчение, позволив себе роскошь сидеть, не произнося ни слова. Он наблюдал, как остальные продолжали оживленно спорить о том и о сем, изредка поглядывая в его сторону — не изменит ли он поведение и не выскажет ли наконец свое мнение. По сути дела, его мнение не слишком-то их интересовало. Оно было им необходимо только как часть ритуала их вечерней беседы. Доказать это ничего не стоило: он мог произнести любую стандартную фразу из четырех ничего не значащих слов, и все сочли бы это вполне естественным! Никто не ожидал от него искреннего или хорошо продуманного ответа: самого шаблонного предложения им было бы более чем достаточно. И, напротив, его теперешнее молчание ставило под сомнение разговорчивость остальных, и на самом деле их раздражало именно это, а вовсе не его молчание. Он продолжал сидеть, точно набрав воды в рот, и с каждой секундой молчания чувствовал себя все лучше. Через три четверти часа и после неоднократных удивленных взглядов в конце концов кто-то из присутствовавших обратился к нему и поинтересовался, неужели ему нечего сказать. Наш герой лишь слегка отрицательно покачал головой. Остальные продолжили свою беседу, сочтя, что каждому человеку иногда хочется помолчать. Однако на следующий день он тоже рта не раскрыл и с тех пор никогда и нигде ничего не говорит. Ему известно, что некоторые считают его воплощением снобизма, думают, что он зазнался, что он асоциальный элемент. Сам молчун вовсе с ними не согласен. Просто ничего интересного он сказать не может и поэтому не произносит ни одного слова и просто слушает, как остальные оживленно беседуют.