Мы распрощались далеко за полночь и договорились увидеться на следующий день, чтобы уточнить детали нашей стратегии: в таком-то месте, в такой-то час. Естественно, назавтра, протрезвев, я не пошел на встречу.

На улице шел дождь.

Здание кинотеатра было ветхим, краска на стенах, бывшая в незапамятные времена кремовой, облупилась. Фасад украшало множество выцветших афишек с изображением актеров, которые, наверное, уже умерли десятилетия назад, — лица, покрытые густым слоем грима, звездочки блесток вокруг. Когда я вошел в зал, еще показывали слайды[42]. Очереди в кассу не было, и кассирша сама надорвала мой билет; штат работников здесь явно сократили: это доказывало (впрочем, сомнений на этот счет не возникало), что дела предприятия шли из рук вон плохо.

Хотя партер был практически пуст, меня проводил в зал администратор кинотеатра (нечувствительный к тому, что был смешон своей никчемностью) — он хромал впереди меня, наступая на скорлупки от арахиса, пластиковые пакеты, бумажные носовые платки, обрывки газет и презервативы — этот ковер устилал весь пол зрительного зала. Я мог бы уйти сразу, но не ушел. Администратор плюнул на пол. Я выбрал место рядом со средним проходом, не слишком близко и не слишком далеко от экрана. Показ слайдов закончился, и — всего на один миг — зажегся свет. На боковых стенах вместо обивки свисали отдельные лоскуты малиновой ткани. Снова наступил мрак, и на весь зал зашумел мотор проектора — в жизни мне не доводилось такое слышать. Никто, однако, не стал возмущаться.

Какая-то гетеросексуальная парочка (они гомонили так, словно в зал вошел целый полк солдат), спотыкаясь, прошла по проходу и села как раз сзади меня, скрипя стульями. Как только с экрана раздался львиный рык, они начали болтать. Пока шли титры, разговор на время смолк. Потом парень сказал что-то девушке на ухо, и она начала хихикать, а за ней загоготал и сам шутник, заразившись ее смехом. Я слегка повернул голову в их сторону (в подобных случаях очень важно показать незамедлительно невоспитанным людям, что они тебе мешают, это может заставить их вести себя прилично) и сжал губы в гримасе, которая была призвана выразить мою досаду.

Некоторое время позади царило молчание, нарушаемое только скрипом их стульев (не знаю, возымела ли действие моя выразительная мимика или речь шла о простом совпадении), но очень скоро до моего уха донесся шорох разворачиваемого целлофана. Совершенно очевидно, это была обертка от карамели, и шум (в практически пустом зале) обрел космические размеры: казалось, музыкальное сопровождение картины исчезло и вместо него из динамиков раздавалось «фру-фру» бесконечной целлофановой ленты. Еще не была развернута до конца первая конфета, а голос девушки уже спросил: «Тебе тоже дать?» «Да» юноши слилось с началом новой симфонии: всего они развернули семь карамелек или, может быть, шоколадных конфет. Потом оба затихли.

До этого момента на экране проплывали только иссушенные ветром пейзажи: камера двигалась то вверх, то вниз. Как раз сейчас начиналось действие: чужак заходил в бар, и все местные жители смотрели на него с подозрением. Он просил виски, и официант нехотя наливал ему спиртное. Какой-то бородач с заспанной физиономией ковырял зубочисткой во рту.

Неожиданно девушка сзади меня чихнула. И то, что вначале показалось мне отдельным сиюминутным явлением, превратилось в бесконечный концерт (на протяжении которого раздались четыре щелчка — она пыталась открыть застежку сумочки). Он закончился только тогда, когда девушка высморкалась — дуновение из ее ноздрей было достаточно чувствительно, но меня от него отвлек запах воздушной кукурузы.

Если существует в мире невыносимый для меня запах, то это именно запах воздушной кукурузы. Ни справа, ни слева от меня никто ее не ел, а парочка сзади была слишком увлечена разворачиванием то ли карамелек, то ли шоколадных конфет, чтобы одновременно уделять внимание еще и кукурузе. Однако у меня само собой сорвалось с губ:

— Как вы можете?..

Впереди меня (хотя до этого я не заметил никого в этом ряду) появилась голова человечка, который посмотрел на меня как удав на кролика, хотя я и не видел его глаз.

— Эй, там, хватит шуметь!

Я уже собирался ответить, что был виновен только в последней реплике, произнесенной шепотом, и не нес никакой ответственности за звуки и запахи, распространявшиеся раньше, а потому ругать за них следовало не меня, а других, но на первом полуслове в мою сторону обернулись уже три головы, требовавшие, чтобы я заткнулся.

Я поднялся со своего места и пересел на два или три ряда вперед по другую сторону от прохода. Теперь мне было совершенно непонятно, что происходит на экране: четыре балбеса с видом отъявленных шулеров (и среди них — чужак, который приехал раньше) играли в покер. Казалось, у одного из них на руках был фул: три туза и два джокера. Сия комбинация невероятно удивила незнакомца, которому достались два туза: таким образом, на столе одновременно было пять тузов — явление абсолютно невозможное, если учесть, что игра шла в одну колоду. Следовательно, один из игроков явно мухлевал. Поскольку ни тот ни другой не желали признать свою вину и каждый обвинял в обмане противника, конфликт разрешился при помощи небольшой дуэли, победителем в которой оказался чужак, к сильному негодованию местных жителей, которые унесли труп и тут же нашли нового игрока для продолжения партии. Из колоды вынули одного из двух тузов-близнецов, и игра продолжилась. Перепалка началась снова, когда двое других игроков (на сей раз чужак только рассеянно наблюдал за спором), уверенные в том, что им достались отличные карты, все увеличивали ставки, пока наконец не поставили все до последнего гроша, не сомневаясь в своей победе. Когда они раскрыли карты, то на руках у каждого из них было по тузовому покеру.

Если из-за одного несчастного лишнего туза несколько минут тому назад возникла дуэль, два тузовых покера одновременно должны были повлечь за собой настоящую бойню. Однако этого не случилось: не начиная спора, один из двух возможных мошенников выстрелил в другого, что явилось немедленным доказательством его невиновности. Выбывшему опять нашли замену, а колоду взяли новую.

У меня вторично возникло желание уйти из кинотеатра. Сидеть в этом мрачном помещении было неприятно, да и фильм к тому же казался мне совершенно бессмысленным. Кроме того, музыкальные темы повторялись без конца, а актеры явно не знали, чем им заняться. Сейчас на экране продолжалась игра: то и дело появлялись лишние тузы. Сначала игроки без конца заменяли колоды, а потом, вконец рассердившись, начали стрелять направо и налево. В результате за столом остался только один игрок — им оказался как раз чужак, который встал во весь рост и выдвигался на авансцену, словно судьба, подарив ему жизнь на этот раз, поставила перед ним какие-то более важные задачи, чему он сам не слишком верил. Впереди, через два ряда от меня, какой-то парень, смеясь, разворачивал газетную бумагу и вынимал бутерброд. Он был с тунцом: до меня долетал запах.

По всей вероятности, не считая хозяина бара, все население поселка погибло во время кровавой бойни. Чужак сейчас пил, опираясь на стойку, не зная, что ему предпринять (примерно то же самое происходило и с режиссером фильма). Этот план длился бесконечно: чужак осушал стакан за стаканом, словно ожидая, что кто-нибудь из нас подаст ему идею относительно дальнейшего действия. Какое продолжение могла иметь подобная ерунда? С каждой минутой у меня оставалось все меньше желания узнать это. С правой стены зала упал круглый плафон лампы и разбился вдребезги. Кто-то засмеялся.

И в эту минуту чья-то рука погладила мое бедро. От удивления я не знал, что предпринять. Я впервые в жизни сталкивался с подобным, и мне было неудобно повернуть голову и посмотреть, кто дотрагивался до меня украдкой. Когда я сел на это место, соседнее кресло пустовало. Существо в моем воображении не было ни мужской особью, ни женской (вес руки мало о чем говорил), но, независимо от этого, мне представлялось скрюченное тело и прыщавое лицо. Весьма вероятно, рядом со мной оказалось человекообразное существо с другой планеты, инопланетянин! Я представлял себе его зеленую кожу, рот, полный стальных зубов… Может быть, лучше всего не обращать на него никакого внимания, и тогда, почувствовав мое безразличие, рука исчезнет так же бесшумно, как и появилась. Я заставил себя сосредоточиться на фильме: на экране чужак отплясывал с девицей, чья прическа показалась мне излишне современной. Однако это не помогло: рука продолжала скользить вверх по моему бедру. Я перевел дыхание и обернулся: оказывается, меня лапала кассирша, у которой, таким образом, обнаружилась еще и третья должность в этом кинотеатре. А может быть, она действовала по собственной инициативе? Где-то в задних рядах раздался страшный треск и удар: одно из кресел развалилось, и все вокруг захохотали, включая жертву катастрофы, которая вставала с пола, отряхивая пыль с брюк. Кассирша тоже засмеялась коротким смехом, а потом сказала мне тихонько: