— Для многих сражение стало гибелью, — отвечала Аэша. — Я же прилетела на крыльях ужаса. Скажи, что было с тобою с той минуты, как мы расстались?

— Меня связали и привели сюда. Здесь от меня требовали написать тебе, чтобы ты отступила, и грозили смертью. Я, конечно, отказался. Потом… — он взглянул на ханшу, — когда Афина узнала, что войска ее разбиты небесной силой, она пощадила меня, а сама выпила чашу с ядом. После этого старик хотел убить меня, но ты пришла. Пощади его: он ей родственник по крови и любил ее.

Лео опустился в кресло и впал в какое-то оцепенение. Он согнулся, как старик.

— Ты устал? — спросила Аэша. — Орос, дай сюда поскорее твое лекарство.

Старик вытащил из складок своего широкого платья склянку и приложил ее к губам Лео.

Лекарство было сильное. Через минуту глаза Лео заблестели, щеки покрылись румянцем.

— Я давно знаю, что твои лекарства хорошо действуют, — сказал он Аэше. — Но я голоден. Можно мне отведать этого? — спросил он, указывая на стол с разными блюдами.

— Да, — позволила Аэша. — Ешь и ты тоже, Холли.

Когда мы кончили ужинать, Аэша наклонилась, подняла золотой обруч, упавший с головы ханши, и надела его на голову Лео. Ее сильный, грудной голос зазвучал гимном торжеству и силе:

— Этим ничтожным земным символом венчаю тебя на земное царство. Будь царем! Этим неразрывным кольцом, знаком вечности, присуждаю тебе бессмертие. Живи, пока стоит мир, и будь его и моим властелином! Дарю тебе этим золотым обручем золотое сокровище знания. Это талисман, который откроет тебе все тайны Природы. Победоносно пойдем мы с тобой ее дивными путями, поднимемся до вершины утеса и вступим на престол бессмертия, поддерживаемый двумя столбами, — Жизнью и Смертью.

Аэша отбросила корону, и она упала на грудь Афины.

— Доволен ли ты этими дарами? — спросила Аэша.

Лео печально взглянул на нее и покачал головою.

— Чего же ты еще хочешь? Проси, клянусь, ты получишь.

— Я хочу, чтобы ты исполнила свое давнишнее обещание. Стань моей супругой сейчас же! Забудь свое величие и будь женщиной — моей женой.

Странными глазами взирала она на Лео. И вдруг изменилась и словно стала человеком. Видно было, как трепетало под туникой ее сердце, грудь томно вздыхала, очи засветились любовью. Она становилась все лучезарнее, все нежнее. Это уже была не отшельница пещер, не Оракул храма, не Валькирия поля брани, а прекраснейшая из невест. Она заговорила:

— Хорошо, я уступаю! Если бы я не знала наверно, Лео, что маленький ручеек твоей жизни впадет в огромный океан моей жизни, я и теперь не уступила бы. Но я вижу, что мы не достигнем берегов Ливии, что ты умрешь, по своей вине, а я овдовею, не став твоей женой. Итак, будь что будет! Смерть или жизнь — я их встречу смело. Иди же сюда, Холли, отдай девушку ее супругу!

Как во сне, соединил я их руки. Я чувствовал, как от ее руки к его руке струится горячая волна.

С сильным порывом страсти, с криком «супруг мой!» Аэша обвила руками шею Лео, привлекла к себе, так что его золотистые кудри смешались с ее черными волосами, и поцеловала. Так, обнявшись, стояли они, и сияние ее чела мало-помалу перешло и на его лицо. Сквозь белую ткань ее одежды стали просвечиваться очертания ее прекрасного тела. Она оторвалась от него с легким счастливым смехом.

— Второй раз отдаюсь я тебе, Лео Винцей, тогда — в пещерах Кор, сегодня — во дворце Калу на. Будь что будет, но отныне мы никогда не расстанемся. Пока ты жив, я буду жить с тобой. Когда ты умрешь, — если ты должен умереть, — я последую за тобой. Ни двери рая, ни врата ада не преградят пути моей любви. Слушай же, мой возлюбленный, Песню Судьбы!

Она взглянула вверх, как бы ища вдохновения. Никогда, никогда, даже в пещерах Кор, не была Аэша так божественно прекрасна, как в этот момент, когда созрела ее любовь.

Она запела. Кровь остановилась в моих жилах, дыхание замерло при звуках ее чудного голоса.

— «Света еще не было, и в лоне Молчания спали души людей. Были только мы с тобой»…

И вдруг песнь оборвалась. На лице Аэши отразился ужас. Лео закачался, точно стоял в челне. Он пошатнулся, протянул руки, чтобы обнять ее, вдруг упал и остался неподвижным.

О! Какой крик вырвался из ее груди! Тела убитых там, на равнине должны были содрогнуться от него. За криком последовало молчание…

Я бросился к Лео. Аэша убила его огнем своего поцелуя. Лео лежал мертвый, да, мертвый на груди мертвой Афины!

— Кажется, супруг мой покинул меня на время. Я должна спешить к нему! — сказала Аэша, и безнадежная покорность судьбе, с которой не могла бороться даже она, прозвучала в ее голосе.

Но тут я уже не помню, что происходило вокруг меня. Я лишился Лео — друга, сына. Я чувствовал себя мертвым.

Было утро, когда я проснулся. Давно желанный в Калуне дождь лил, как из ведра. Аэша сидела около одетого в саван тела Лео и отдавала приказания жрецам и придворным. Я опять уснул. Вечером Аэша разбудила меня.

— Вставай, — сказала она, — все готово, пойдем!

Мы поехали, провожаемые тысячью всадников, остальные остались оберегать, а может, грабить Калун. Впереди несли тело Лео, за ним шла Аэша со спущенным покрывалом.

Потом была ночь. На месте, где лежало недавно тело хана, в храме с огненными столбами, перед статуей Матери, стоял гроб Лео. Гезея сидела и отдавала приказания жрецам.

— Я устала, — говорила она, — уйду от вас отдохнуть в горы, может быть на год, а может быть, и на тысячу лет. Орос и Панава, соединитесь брачными узами и управляйте, пока я не вернусь. Жрецы и жрицы Гезеи, я приобрела вам новые земли, владейте ими умно и кротко. Да будет отныне Гезея в то же время и ханшей Калуна. Жрецы и жрицы древней веры, умейте открывать в ее обрядах внутренний дух религии.

Указав на меня, Аэша продолжала:

— Этот человек — мой гость и друг. Пусть он будет и вашим другом. Пусть живет у вас, а когда растают снега и наступит лето, помогите ему переправиться через пропасть и горы, чтобы с ним ничего не случилось.

Аэша встала на колени около Лео и молча взглянула в его застывшее в улыбке лицо.

— Скоро заря, Холли, — продолжала она. — Я прощусь с тобою на короткое время. Позови меня, когда будешь умирать, только не раньше, и я приду к тебе. Не двигайся и не говори, пока не свершится все. Не считай меня побежденной, потому что отныне мое имя Победа! Не думай, что сила Аэши утрачена, а судьба ее завершилась; ты знаешь только одну страницу ее жизни. Не думай, что я прежняя грешная и гордая Аэша, которой ты поклонялся и которой боялся. Моя душа возродилась любовью и жертвой Лео. Как в начале, наши души снова слились в одно. Друг, возьми на память обо мне этот скипетр, но не употребляй его до последней минуты, когда ты захочешь призвать меня, — и Аэша дала мне свой украшенный драгоценными камнями систрум. — Поцелуй еще раз Лео, отойди и молчи.

Как во время ее первого превращения, два огненных языка, точно крылья, обвили Аэшу. Только на этот раз я не слышал ни молитв, ни музыки. Царила тишина. Огонь сверкнул и погас. Медленно тянулось время, и когда над вершиною забрезжила заря, Лео уже не было. Не было и царственной, божественной Аэши.

Я почувствовал себя одиноким. О, таким одиноким… Куда исчезла Аэша? Не знаю. Знаю только, что когда взошло солнце, я увидел в его лучах как бы две поднимающиеся к нему тени, и казалось мне, что в неясном тумане я различил очертания лиц Лео и Аэши.

(На этом рукопись м-ра Холли обрывается, следующие листы ее сгорели при попытке автора сжечь рукопись в домике в Кумберлэнде).

Ви молился богам, каких знал, — Ледяным богам, тем, которым поклонялось его племя. Сколько времени верило в них племя — он не знал. Не знал также, откуда пошло оно, только слыхал легенду, что когда-то, в древние времена, предки, родоначальники племени, пришли сюда из-за гор, отступая к югу и к солнцу от грозного холода.