Лео с криком подскочил к державшему женщину палачу и ударом меча отсек ему руку. Дикарь закричал. Произошло замешательство, во время которого женщина ускользнула из рук своих мучителей и скрылась. Жрец вскочил и начал что-то сердито выговаривать Лео, который в свою очередь выругал его на своем родном английском языке. Вдруг испуганная кошка прыгнула и вцепилась бы в лицо Лео, если бы тот не успел схватить животное и ударить его о землю. Кошка растянулась и судорожно забилась у его ног. Тогда Лео словно одумался, поднял кошку и, не помня себя от гнева, бросил ее в огонь.

Крик ужаса вырвался из уст дикарей при виде такого святотатства — кошка была священным животным. Как морская волна, толпа хлынула на нас. Я увидел, как Лео отчаянно размахивал мечом, защищаясь от неприятеля. Отовсюду нас теснили все ближе и ближе к костру. Меня уже схватили чьи-то руки, огонь уже опалил мне волосы…

Но тут перед костром появилась вся дрожащая от гнева фигура в белом. На этот раз она была не одна. С ней стояли человек десять одетых в белое и вооруженных воинов с выбритыми головами и большими темными глазами.

При виде белой фигуры и ее свиты дикари в ужасе разбежались, как стадо овец, завидевшее волка. Тогда один из одетых в белое жрецов обратился в дикарю-жрецу и сказал:

— Собака, проклятая собака, поклоняющаяся животным, знаешь ли, что ты чуть не оскорбил людей, которые пришли поклониться Богине Горы? Разве для того щадили так долго тебя и твое идолопоклонство? Говори! Отвечай скорее, твои минуты сочтены!

Дикарь пал на колени перед фигурой женщины в белом и молил о пощаде.

— Довольно, — сказал верховный жрец, — она — судья, который судит, и меч, который бьет, я же Слух и Глас. Неужели ты хотел ввергнуть в огонь людей, которым тебе велено оказать гостеприимство, за то, что они спасли жертву вашего варварства и убили животное, которому вы поклонялись? Ведь я все видел! Ты просто попал в ловушку, тебя и так уж слишком долго терпели!

Негодяй валялся в пыли и молил о прощении.

— Произнеси свой приговор, — обратился верховный жрец к женщине. — Он в твоей власти.

Женщина в белом медленно подняла руку и указала на костер. Видя это, дикарь побледнел и свалился, как сноп. Он умер от ужаса и потрясения…

Тогда верховный жрец призвал немногих дикарей, которые не убежали.

— Взгляните, — сказал он, — и содрогнитесь при виде справедливого суда Гезеи. Каждого из вас, кто будет убивать и заниматься колдовством, постигнет такая же участь. Подберите эту собаку и бросьте в огонь, который он уготовил своим жертвам.

Они исполнили его приказание и бросили тело своего вождя и жреца в костер.

— Слушайте, — продолжал верховный жрец, — он заслужил такое наказание. Но вы, зачем хотели вы убить женщину? Вы думаете, потому, что жрец ваш считал ее колдуньей? Нет, потому, что она красива, и он хотел отнять ее у мужа, но она не соглашалась. Но Око узрело, Глас изрек, и Вестник произнес приговор. Ваш жрец сам попал в расставленные им сети. Так будет с каждым из вас, кто помыслит или совершит зло! Таков справедливый приговор Гезеи, которая говорит с престола на Огненной Горе.

Когда испуганные дикари разбежались, и мы остались одни, жрец приветствовал Лео, прикоснувшись рукой к его челу.

— Я знаю, что с тех пор, как вы перешли через священную реку, вас охраняла невидимая сила, — сказал он на том же ломаном греческом наречии, на котором говорили при дворе Калуна. — Никто вам не причинил вреда, но эти презренные осмелились прикоснуться к вам. Если вы только захотите, они будут все преданы смерти у вас на глазах. Так повелевает богиня, которой я служу.

— Они были ослеплены безумием. Не наказывай их за нас, — отвечал Лео. — Мы не хотим крови. Скажи, как тебя зовут, друг?

— Называйте меня Оросом.

— Орос — хорошее имя для человека, живущего в горах. Итак, друг Орос, дай нам поесть, приюти нас и отведи поскорее к той, которой ты служишь, и к мудрому Оракулу, к которому мы шли издалека.

— Пища и кров ждут вас, — поклонился Орос. — Завтра же, когда отдохнете, я отведу вас, куда вы хотите.

Мы последовали за ним к прилегавшему к скалам зданию, похожему на гостиницу. Дом был освещен, и в очаге горел огонь, чтобы можно было согреться.

— Войдите. — пригласил Орос во вторую комнату, по-видимому, спальню. — Здесь вы можете умыться и почиститься с дороги. А тебе, — обратился он ко мне, — я перевяжу укушенную собакой руку.

— Откуда ты знаешь об этом? — удивился я.

— Это неважно, я все приготовил! — отвечал он степенно.

В комнате было светло и натоплено, металлические тазы наполнены теплою водою, на кроватях лежало чистое белье и темное, обшитое дорогим мехом платье. На столике стояли баночки с мазью, приготовлены лубки и бинты для перевязки. По-видимому, Оросу было все известно, даже характер повреждения моей руки. Он помог мне раздеться, промыл рану теплой водой со спиртом, приложил мази и сказал, что к утру опухоль спадет, и тогда он вправит сломанную кость. Потом он помог мне умыться и переодеться. Лео также переоделся, и мы вышли к столу, совсем не похожие на запыленных и окровавленных странников, какими пришли. В соседней комнате был накрыт стол; мы молча поели и легли спать.

Ночью я проснулся, почувствовав, что в спальне есть кто-то, кроме нас с Лео. При свете теплевшего ночника я различил фигуру и тотчас же узнал нашего таинственного проводника. Видение устремило взор на спящего Лео. Вдруг оно тяжело застонало. Этот стон вырвался, казалось, из глубины души. Итак, это существо страдает и выражает свои страдания как человек. Вот оно заломило в беспредельной тоске руки. Должно быть, Лео почувствовал его близость: он заметался и тихонько заговорил по-арабски:

— Аэша! Аэша! — расслышал я.

Женщина-призрак подошла к нему ближе. Он сел на кровати и в страстном порыве протянул руки.

— Я долго искал тебя, Аэша. Приди ко мне, желанная моя богиня!

Женщина тоже простерла ему навстречу руки. Я видел, как она дрожала. Она остановилась у постели. Лео снова лег. На его обнаженной груди темнела ладанка с локоном Аэши. Лео спал. Женщина тонкими, бледными пальчиками вынула из мешочка длинную шелковистую прядь волос, долго-долго с грустью смотрела на нее, потом снова вложила ее в ладанку и заплакала.

— Приди ко мне, дорогая моя, моя красавица! — послышался страстный шепот Лео.

Как испуганная ночная птица, женщина вскрикнула и убежала. Мучительное любопытство охватило меня. Что могло значить все это? Ведь то был не сон! Кто эта ужасная, похожая на мумию женщина, которая охраняла нас на пути? Кто она, что ее боялись дикари? Зачем она тайком пришла сюда, как на свидание к любимому человеку? Ее присутствие разбудило меня и навеяло на Лео сны. Почему она вынула из ладанки прядь волос и как догадалась, что она там? Почему нежная, страстная речь Лео так испугала ее?

Орос назвал ее жрицей богини, исполнительницей ее приказаний, но что, если это Аэша, которую мы ищем? Что, если мы пришли к цели, и наш путь окончен? Есть что-то нечеловеческое, ужасное в этом существе. Если это Аэша, она изменилась. Это уж не та Аэша, которой мы поклонялись. «Та, которой все повинуется» тоже носила свободную тунику, но ни туника, ни покрывало не могли скрыть ее лучезарной, жизненной красоты, и мы угадали ее раньше, чем она показала нам свое чудное лицо.

А эта? Но нет, должно быть, я ошибся. Прав, конечно, Орос, утверждавший, что она лишь служительница богини. И сейчас она приходила ночью, чтобы донести пославшей ее, что видела.

Усталость пересилила сомнения и страх, и я снова уснул. Проснувшись утром, я решил не говорить Лео о виденном.

Было светло, когда я проснулся. Орос стоял у моей постели. На мой вопрос, который час, он с улыбкой ответил, что уже два пополудни, и он пришел перевязать мне руку. Он говорил шепотом, чтобы не разбудить Лео.