Вдруг моя лошадь громко заржала, что-то тяжелое ударило меня по голове — вероятно, в меня бросили боевую дубину, — и я провалился в темноту.

Пришел в себя я, все еще сидя на лошади, которая плелась вперед со скоростью восьми миль в час. Скауль бежал рядом со мной, держась за ремень моего стремени. Он был весь в крови. В крови были лошадь и я. В чьей? В собственной или во вражьей? Вид мы имели ужасный. Я натянул поводья, и лошадь остановилась в кустарнике. Скауль пошарил в походной сумке и вытащил из нее большую фляжку с джином, наполовину разбавленным водой. Я отхлебнул большой глоток — напиток показался мне настоящим нектаром, — передал фляжку Скаулю, он последовал моему примеру. Новая жизнь, казалось, влилась в мои жилы. Что бы ни говорили члены общества трезвости, но иногда алкоголь незаменим.

— Где амавомбы? — спросил я.

— Вероятно, теперь все уже мертвы, начальник. И мы были бы убиты, если бы твоя лошадь не пустилась вскачь. Уф! Но как они дрались! Об этой битве будут долго рассказывать. Они унесли с собой на копьях все эти три полка.

— Но куда мы теперь едем?

— Надеюсь, в Наталь, начальник. Достаточно мы нагляделись на зулусов. Тугела недалеко, и мы переплывем ее. Едем, пока не одеревенели от ран.

Мы ехали, пока не достигли гребня холма, с которого открылся вид на реку. Мы увидели и услышали нечто страшное. Под нами внизу узуту убивали беглецов. Их сотнями тащили к реке, ори погибали или на берегу, или в воде. Река казалась черной от утонувших и тонущих.

А эти душу раздирающие крики и стоны!

— Поедем вверх по течению, — коротко распорядился я, и мы стали пробираться сквозь колючий кустарник и небольшой лесок. Бегущие изигкозы, по-видимому, не заходили в этот лес: берега реки здесь очень крутые и обрывистые, течение быстрое.

Некоторое время мы спокойно продвигались вперед, но внезапно я услышал шум. Мимо меня проскочил огромного роста человек, ломающий кусты, как буйвол. Он добежал до берега и остановился на скале, нависшей над Тугелой.

— Умбелази! — удивленно прошептал Скауль.

В ту же минуту мы увидели другого человека, стремительно гнавшегося за первым. Так гончая собака гонится за оленем.

— Садуко! — снова проговорил Скауль.

Я знал, что безопаснее держаться в стороне, но повернул лошадь к скале… Не мог я поступить иначе. Я доехал до края скалы, на которой схватились Садуко и Умбелази…

Вряд ли Садуко, даже со своей осторожностью и ловкостью, мог бы справиться с самым сильным человеком во всей стране зулусов в другое, более спокойное время. Но Умбелази пребывал в состоянии крайнего изнеможения. Его грудь вздымалась, как кузнечные мехи. По-видимому, внутренняя печаль терзала его. Вооружен был он плохо: только метательным копьем, не имел даже щита.

Садуко нанес ему удар копьем в голову, слегка ранив и перерезав повязку с воткнутым в нее страусовым пером. То самое перо, которое ветер сорвал утром, опять упало на землю. Другим ударом Садуко проткнул ему правую руку, она беспомощно повисла. Умбелази схватил свое метательное копье левой рукой, намереваясь продолжать борьбу, и в эту минуту подошли мы.

— Что ты делаешь, Садуко? — крикнул я. — Видел ли ты когда-нибудь, чтобы собака кусала своего хозяина?

Он повернулся и с удивлением уставился на меня. Умбелази тоже.

— Да, Макумазан, — ответил Садуко ледяным тоном, — иногда собака кусает хозяина. Представь себе, она умирает с голоду, а сытый хозяин выхватывает у нее кость. Отойди в сторону, Макумазан (я, безоружный, стал между ними), иначе ты разделишь судьбу этого вора.

— Не отойду, Садуко, — закричал я, обезумев, — разве что ты убьешь меня!

Тогда заговорил Умбелази глухим, прерывающимся голосом:

— Благодарю тебя, белый человек, но сделай так, как говорит эта змея, которая жила в моем краале и кормилась из моей чаши. Пусть он удовлетворит свою жажду мщения за женщину, очаровавшую меня… за ту колдунью, которая довела меня и тысячи людей до гибели. Слышал ли ты, Макумазан, о великом подвиге сына Мативани? Знаешь ли ты, что он все время был изменником, получая жалованье у Сетевайо, и что он перешел со своими полками на сторону узуту в тот момент, когда решался исход битвы? Смотри, предатель, вот мое сердце, которое любило тебя и доверяло. Порази его… порази!

— Прочь с дороги, Макумазан! — прошипел Садуко.

Но я не шевельнулся.

Тогда он прыгнул на меня. Я собрал все силы, чтобы бороться с ним, но ему удалось обхватить руками мое горло, и он стал меня душить. Скауль подбежал ко мне на помощь, но рана ли его, крайняя ли усталость и волнение свалили его на землю, он забился в припадке. Я уже решил, что все кончено, но тут услышал голос Умбелази и почувствовал, что Садуко отпустил мое горло. Голова кружилась.

— Собака, — проговорил Умбелази, — смотри, где твое копье! — и он швырнул копье Садуко, поднятое им, вниз, в реку. — Я, собака, мог бы легко тебя убить, но не сделаю этого. И знаешь почему? Не хочу мешать кровь предателя со своей. Смотри! — Он поставил рукоятку своего широкого копья на скалу и наклонился над острием. — Ты и твоя жена Мамина довели меня до гибели. Да падет кровь моя и всех моих приверженцев на твою голову! Твое имя будет вызывать отвращение всех честных людей, а я, королевич Умбелази, которого ты предал, не дам тебе покоя до самой твоей смерти! Прощай Макумазан, мой друг…

Слезы брызнули из его глаз — слезы, смешанные с кровью, сочившейся из раны на голове. Затем внезапно он испустил боевой клич изигкозов и всей тяжестью своего тела лег на острие копья.

Оно насквозь проткнуло его. Он упал на руки и колени, посмотрел на нас жалобным взглядом и скатился со скалы в реку.

Тяжелый всплеск — и не стало Умбелази прекрасного, королевича, которого Мамина поймала в свои сети.

Грустная история! С тех пор пролетело много лет, но печаль сжимает мое сердце и теперь, когда я пишу эти строки.

Сколько времени прошло после гибели Умбелази? Не знаю. Помню, к нам подошли несколько воинов узуту. Словно сквозь сон, услышал я голос Садуко:

— Не трогайте Макумазана и его слугу! Они мои пленники! Кто тронет их, умрет со всем своим домом!

Они посадили меня на коня, хотя я находился в полуобморочном состоянии, а Скауля унесли на щите.

Очнулся я в небольшой пещере, вернее, под нависшими скалами. Скауль, оправившийся от своего припадка, все еще пребывал в каком-то ненормальном состоянии. Он ничего не помнил об обстоятельствах смерти Умбелази, и я никогда не напоминал ему о них. Как и другие, он думал, что Умбелази утонул, пытаясь переплыть Тугелу.

— Они собираются убить нас? — спросил я его. По торжествующим крикам, доносившимся извне, я понял, что мы находимся в лагере победивших узуту.

— Не знаю, начальник, — ответил он. — Надеюсь, что нет. Не хотелось бы умереть после того, что мы пережили.

Я кивнул головой в знак согласия. Но тут вошел зулус, неся блюдо с поджаренными кусками мяса и кувшин с водой.

— Сетевайо прислал тебе это, Макумазан, — сказал он, — и жалеет, что нет молока или пива. Стража будет ждать, пока ты поешь, а потом проводит тебя к нему.

И он удалился.

— Если бы они собирались нас убить, — сказал я Скаулю, — то вряд ли сперва кормили бы. Нечего падать духом! Поедим!

— Кто знает! — отвечал Скауль, запихивая огромный кусок мяса в рот. — Но лучше умереть с полным желудком, чем с пустым.

Мы больше страдали от усталости, чем от ран, и силы вернулись к нам, как только мы сытно поели. Мы дожевывали последний кусок мяса, когда зулус появился снова и спросил, готовы ли мы. Я кивнул головой, и, поддерживая друг друга и прихрамывая, мы со Скаулем вышли из пещеры. Нас ожидали пятьдесят солдат. Они громко рассмеялись при виде наших плачевных фигур, но ничего враждебного по отношению к нам я не заметил. Там же стояла моя лошадь, печально понурив голову. Мне помогли забраться в седло, Скауль уцепился за стремя, и нас повели за четверть мили к Сетевайо.