Я молча выслушал Скауля, а затем спросил, одна ли была Мамина?

— Нет. Умбелази и несколько солдат сопровождали ее, но они не слышали ее, она отошла со мной в сторону. Затем она вернулась к ним, и они быстро исчезли в темноте ночи.

— Очень хорошо, Скауль, — сказал я. — Завари мне кофе, да покрепче.

Я оделся, выпил несколько чашек кофе, все время «думая своей головой», как выражаются зулусы. Затем я прошелся к краалю, чтобы повидать Умбези. Он как раз выходил из своей хижины, зевая и потягиваясь.

— Что ты такой мрачный в такое чудесное утро? — спросил добродушный толстяк. — Или ты потерял свою лучшую корову?

— Нет, мой друг, — ответил я, — это ты потерял свою лучшую корову. — И я в точности повторил ему слова Мамины. Я думал, что Умбези упадет в обморок от моего рассказа.

— Будь она проклята! — воскликнул он. — Что же мне делать теперь, Макумазан? Хорошо еще, что она ушла так далеко, и мне не нужно устраивать погоню, в которой Умбелази и его солдаты убили бы меня.

— А что сделает Садуко, если ты не устроишь погони? — спросил я.

— О, конечно, он рассердится, ведь он несомненно ее любит. Но, в конце концов, я привык к этому. Ты помнишь, как он сходил с ума, когда она вышла замуж за Мазапо, но это их дело, пусть они сами разбираются.

— Я думаю, из-за этого могут произойти большие неприятности, — сказал я, — тем более в такое тревожное время, как теперь.

— Зачем придавать этому такое большое значение, Макумазан? Моя дочь просто не ужилась с Нэнди, мы все это видели — они едва разговаривали друг с другом. Садуко, правда, любит ее, но в конце концов есть на свете еще и другие красивые женщины. Я сам знаю одну или двух красавиц и укажу на них Садуко… нет, лучше Нэнди.

— Но что ты скажешь об этом деле как отец? — спросил я.

— Как отец?.. Ну, конечно, мне очень жаль. Пойдут опять суды и пересуды, как тогда из-за дела Мазапо. Но нужно все-таки отдать справедливость Мамине, — прибавил он с просветлевшим лицом, — она всегда поднимается, а не катится вниз. Когда она отделалась от Мазапо, ну, я хочу сказать, когда Мазапо казнили за колдовство, она вышла замуж за Садуко, который выше Мазапо. Теперь, когда она отделалась от Садуко, она станет женою Умбелази, будущего короля зулусов. Она станет первой женщиной в нашей стране, так как сумеет окрутить Умбелази, что он только о ней и будет думать и ни о ком другом. Ты увидишь, она станет великой и потянет за собой вверх своего отца. Конечно, Макумазан, солнце еще прячется за тучей, но не будем бояться тучи, раз мы знаем, что вскоре солнце прорвется сквозь нее.

— Да, Умбези, но иногда из-за тучи прорывается и нечто иное, например, молния. А молния может убить человека.

— Зловещие твои слова, Макумазан, они могут испортить мне аппетит. Если Мамина дурна, это не моя вина. Я воспитал ее хорошо. И в конце-концов, почему ты меня бранишь, если сам виноват? Если бы ты сбежал с ней, когда она была девушкой, то теперь не было бы всех этих неприятностей.

— Может быть, — ответил я. — Только я уверен, что меня бы теперь не было в живых. Желаю тебе приятно позавтракать, Умбези.

На следующее утро вернулся Садуко. Нэнди поведала ему ошеломляющую новость. Я тоже должен был присутствовать при этой тягостной сцене как лицо, которому Мамина послала свой прощальный привет. Садуко с осунувшимся лицом сидел, словно каменное изваяние. Но вот он повернулся к Умбези и стал упрекать его, что он устроил все это, чтобы возвыситься самому. Не слушая объяснений своего бывшего тестя, он пообещал, что убьет Умбелази, похитившего у него любимую жену при благосклонном участии всех нас троих, и он рукой указал на Умбези, Нэнди и меня.

Меня взорвало, я вскочил: если бы я хотел похитить его прекрасную Мамину, то сделал бы это уже давно. Садуко передернуло при моих словах. Затем поднялась Нэнди и заговорила своим спокойным голосом:

— Садуко, мой муж! Я, дочь короля, вышла за тебя замуж потому, что любила тебя. И я оставалась тебе верной даже тогда, когда ты взял в дом Мамину и жил больше в ее хижине, чем в моей. Теперь эта женщина бросила тебя ради моего брата Умбелази, если боевое счастье не изменит ему, он станет преемником моего отца. Мамина уверяет, что сделала это потому, что я обращалась с нею, как со служанкою, но это ложь. Я только хотела, чтобы она знала свое место. Под этим предлогом она покинула тебя, настоящая же причина та, что Умбелази знатнее и богаче тебя. Вот она и обворожила его. Ты, Садуко, можешь стать большим человеком, но мой брат может стать королем. Она любит его не больше, чем любила тебя, но она любит то положение, которого он может достигнуть, а вместе с ним и она. Ей хочется быть первой коровой в стаде. Муж мой, я думаю, что если бы Мамина осталась с нами, смерть снова посетила бы наш дом, может быть, смерть настигла бы меня, что не имело бы значения, может быть, тебя, что имело бы большое значение. Все это я тебе говорю не из ревности. Я чувствую, что это правда. Поэтому мой совет: забудь это дело и ничего не предпринимай. Главное же — не мсти Умбелази, месть и так, мне кажется, поселилась в его хижине. Я все сказала.

Эта спокойная и разумная речь Нэнди произвела большое впечатление на Садуко, но он ограничился только словами:

— Пусть больше никто не произносит при мне имени этой женщины. Мамина умерла для меня.

С этих пор ее имя не произносилось больше ни в доме Садуко, ни в доме Умбези, а если требовалось, зачем-то упоминать ее, то называли ее Дитя бури.

Со мной Садуко тоже ни разу не говорил о Мамине, но я заметил, что с этого дня он стал совсем другим человеком. Прежней гордости и чванства в нем не осталось и следа. Он сделался молчаливым и задумчивым. Я узнал, что он посетил Зикали мудрого, но не мог разузнать, какой совет ему дал хитрый карлик.

Единственным событием, случившимся после побега Мамины, было послание, присланное Садуко от Умбелази.

«Садуко, — писал королевич, — я украл у тебя корову, но я надеюсь, что ты простишь меня, так как этой корове не нравилось пастбище в твоем краале, а на моем она жиреет и очень довольна. Взамен ее я дам тебе много других коров. Все, что у меня есть, я с радостью отдам тебе, моему другу и верному советчику. Пошли мне сказать, о Садуко, что стена, которую я возвел между нами, рухнула, Помни, что в скором времени нам предстоит сражаться плечом к плечу».

На это послание Садуко отправил следующий ответ:

«О Умбелази, ты тревожишься из-за пустяка. Корова, которую ты взял у меня, не представляла для меня никакой цены. И кому нужно животное, которое вечно беснуется и мычит у ворот крааля, мешая тем, кто мирно спит внутри? Если бы ты попросил ее у меня, я бы отдал ее тебе с удовольствием. Благодарю тебя за твое предложение, но мне не потребуется много коров, если они, как та корова, не приносят телят. Что же касается стены, о которой ты говоришь, то ее между нами нет, ибо как могут двое людей сражаться в битве плечом к плечу, если они разделены стеной? О сын короля, я денно и нощно мечтаю об этой битве и о победе, и я совершенно забыл бесплодную корову, которая побежала за тобой, самым большим быком в стаде. Не удивляйся, однако, обнаружив, что у этой коровы острые рога».

Шесть недель спустя я находился в Нодвенгу. Давно тлевшая вражда между партиями изигкоза и узуту перешла в открытое вооруженное столкновение. Был приказ ни одному из полков не входить в город. Несмотря на это, в городе, кишевшем народом, царило всеобщее возбуждение. Солдаты днем поодиночке приходили в город, а к ночи уходили ночевать в соседние военные поселки. Однажды вечером около тысячи солдат возвращались в поселок Укубаза. Здесь и произошло побоище, которое стало началом междуусобной войны.

В одном из военных поселков Укубаза квартировали два полка, из которых один держал сторону Сетевайо, а другой — Умбелази. В то время, как несколько рот того и другого полка маршировали вместе параллельными рядами, два офицера поспорили о престолонаследии. За словами последовали действия. Тот, который стоял за Умбелази, убил своей боевой палицей сторонника Сетевайо. Товарищи убитого с криком «Узуту!», ставшим боевым кличем партии Сетевайо, набросились на своих противников. Завязался бой. К счастью, солдаты были вооружены только дубинами, иначе не миновать бы страшной резни. Но и так на поле битвы осталось пятьдесят убитых и много раненых.