— Разве это пламя не постоянное? — спросил Лео.

— Нет. Много лет не видели мы его. Три месяца тому назад оно показалось впервые и сегодня во второй раз, — отвечал Симбри. — Мы молимся, чтобы какое-нибудь бедствие не постигло Калун.

Через несколько минут пламя погасло, но еще какое-то время отражалось на небе. Взошла луна. Только плеск весел нарушал тишину ночи. Вдруг издали донесся лай собак. На восточном берегу реки мы увидели скачущего на белой лошади всадника. Он обернулся на мгновение к реке, и при лунном свете мы увидели на его лице выражение крайнего отчаяния. Он промчался, как молния, вынырнул из тьмы на мгновение и быстро погрузился в нее снова. Но за ним неслась ужасная погоня — страшные рыжие собаки, целая сотня собак.

— «Собаки смерти»! — воскликнул я, хватая Лео за руку.

— Да, — отвечал он, — они преследуют этого несчастного. А вот и охотник.

Он ехал на великолепном коне. Ветер развевал его плащ. Он взмахнул в воздухе бичом. Когда охотник оглянулся, лунный свет упал на него, и мы увидели лицо безумного.

— Хан! Хан! — испуганно произнес Симбри и поклонился.

Но хан ускакал, за ним последовали егеря. Я насчитал их восемь человек.

— Что это значит, друг Симбри? — спросил я.

— Друг Холли, так хан наказывает тех, кто его прогневал.

— Что мог сделать этот несчастный?

— Человек этот знатный, из рода самого хана. А вина его в том, что он полюбил ханшу и предложил ей объявить войну хану, если она согласится выйти за него замуж. Но она ненавидит его, как ненавидит всех мужчин. Вот и все.

— Счастливый хан, у которого такая добродетельная жена, — сказал я.

Старый шаман пытливо посмотрел на меня.

Снова послышался лай собак. Несчастный всадник еще раз проскакал мимо нас. Но его лошадь была измучена вконец. И вот огромная, рыжая собака впилась ей в бок. Несчастное животное закричало от боли. Тогда всадник спрыгнул с лошади и побежал к берегу, надеясь, вероятно, спастись у нас в лодке, но он не успел добежать: собаки настигли и растерзали его. Не стану описывать, что было дальше: слишком ужасны эти рыжие волкодавы, и слишком жуток хохот сумасшедшего хана, натравливающего их на добычу.

Мы продолжали путь с горечью в сердце. Не мудрено, что жена хана не любит мужа. Женщина эта влюблена в Лео, а мы видели, как ревнивый хан мстит своим соперникам. Что и говорить, приятная перспектива!

Между тем лодка причалила. Мы прошли через ворота в высокой городской стене и пошли по вымощенной камнями улице. Дома ничем не отличались от обычных построек Центральной Азии. Нас, по-видимому, ожидали. Любопытные толпились на улицах, выглядывали из окон, смотрели с крыш домов. Миновав рыночную площадь, мы вошли в калитку во внутренней стене и очутились среди садов. Вот мы и перед выстроенным в египетском стиле дворцом с двумя массивными башнями.

Попав во внутренний двор, окруженный верандой, на которую выходили двери всех внутренних покоев, мы прошли в назначенные для нас богато, но безвкусно убранные комнаты. Здесь Симбри оставил нас. Рабы переодели нас в белое, подбитое горностаем, платье и проводили в большой, хорошо натопленный зал с колоннами, стены которого были увешаны коврами. Посреди зала, под балдахином, находился узкий, длинный стол. На нем стояли золотые и серебряные кубки и тарелки. Ударили в гонг, и в дверях показались вельможи. Все в белом, как мы. Среди них и женщины, большинство которых хорошенькие. Нам кланялись, мы отвечали на поклоны. Раздался звук литавр. Из-за портьеры показались хан с женой, впереди шли герольды в зеленых ливреях и Симбри, сзади следовали другие придворные. Взглянув на хана, никто бы не узнал в нем зверя, который травил собаками своего ближнего. Это был отяжелевший, грубоватый, но довольно красивый мужчина. Неспокойные, бегающие глаза изобличали в нем недалекого человека. Жена его была все так же красива, только лицо ее было несколько утомлено. Румянец вспыхнул на ее щеках, когда она увидела нас. Она знаком подозвала нас и представила мужу.

— Любопытное старое животное! — захохотал хан, глядя на меня. — Мы с тобой, кажется, не встречались еще?

— Нет, великий хан, — отвечал я, — но я видел тебя сегодня на охоте. Удачно ли ты охотился?

— Отлично, — сказал он, оживляясь, — мои собаки поймали-таки его.

— Довольно, — властно остановила его жена.

Хан отшатнулся от нее и тогда только увидел Лео.

— Не тебя ли навещала Афина у Дверей Калуна? — спросил он, с любопытством вглядываясь в красивые черты моего друга. — Теперь я понимаю, почему она так интересовалась тобой. Смотри же, будь осторожен, чтобы мне не пришлось охотиться за тобой.

Лео вскипел и хотел ответить, но я остановил его, тихо сказав, что он имеет дело с сумасшедшим.

Жена хана посадила Лео с собою рядом, меня — по другую сторону, рядом с Симбри. Хан сел несколько дальше между двумя самыми хорошенькими дамами.

Блюд было много, но грубые. Подавали главным образом рыбу, баранину и сладкие кушанья. Присутствующие ели, пили много хмельного, приготовленного из хлебного зерна напитка. Обменявшись со мной из вежливости несколькими словами, ханша всецело занялась соседом — Лео. Я стал беседовать с Симбри. Он рассказал мне, что в Калуне почти не развивается торговля, так как нет сношений с другими странами. С тех пор, как подгнили и обрушились мосты через пропасть, Калун совершенно отрезан от мира. В стране нет даже денег, торговля — только меновая, даже доход собирают натурой. Население, судя по желтому цвету лица, вероятно, монгольского происхождения. Страной управляют ханы, ведущие свой род от Александра, но в жилах которых течет и монгольская кровь. На престоле Калуна могут сидеть и женщины. Мало-помалу династия вымирает. Народ поклоняется огню, а его правители верят в волшебство и привидения, но это подобие религии вымирает вместе с ними. Ханша Афина — последний отпрыск прямой линии царствующего дома, и народ больше любит ее, чем хана. Она много помогает бедным и потому очень популярна. Подданные жалеют только, что у нее нет детей, и с ее смертью опять начнутся споры и войны из-за престолонаследования.

— Народ желал бы, — сказал Симбри, многозначительно взглянув на Лео, — чтобы ненавистный им хан умер, а жена его, пока молода, вышла замуж за другого. Хан знает это, потому он так ревнив. Рассен понимает, что если его жена полюбит кого-нибудь, это будет для него смертным приговором.

— Значит, он ее любит? — спросил я.

— Может быть, но она не любит ни его, ни кого-либо из них, — Симбри показал взглядом на сидевших за столом вельмож.

Между тем гости заметно охмелели. Сам хан откинулся на спинку кресла. Одна из его хорошеньких соседок обвила рукою его шею, другая подавала ему бокал с вином. Пили все, даже женщины. Взгляд Афины упал на пьяного хана, и на красивом лице ее отразилось презрение.

— Посмотри, — сказала она Лео, — на моего супруга и пойми, каково быть царицей Калуна.

— Отчего же ты не почистишь немного свой двор? — спросил он.

— Тогда никого не осталось бы. Эти люди живут в лености трудами народа. Но вино и роскошь погубят их. У них мало детей, да и те, которые есть, — слабые и больные. Но я вижу, вы устали. До завтра.

Мы встали, поклонились Афине и ушли в сопровождении Симбри.

— Вы думаете, мы навеселе? — закричал нам вслед хан. — Отчего бы нам и не повеселиться? Никто не знает, долго ли будет жить. А тебе, рыжебородый, советую не заглядываться на Афину. Она мне жена, и я, знай это, не спущу тебе.

Гости захохотали. Симбри схватил Лео под руку и поспешно увел его.

— Не бойся, — успокоил он его. — Пока ты под защитой жены хана, ты в безопасности. Она — настоящая правительница страны, а я самый близкий к ней человек.

— Тогда постарайся устроить так, чтобы нам не встречать этого пьяного человека, — сказал Лео. — Я имею обыкновение защищаться, когда на меня нападают.

— Никто тебя за это не осудит, — загадочно улыбнулся Симбри.