У фасада огромного храма наша маленькая процессия остановилась, и Аэша вышла из носилок.

— Тут была комната, Калликрат, — сказала она Лео, — где мог спать один человек. Две тысячи лет тому назад ты, я и эта египтянка отдыхали здесь, но с тех пор я не была в этих краях, — и все пришло в упадок!

Затем Аэша поднялась по полуразрушенным ступеням во двор и огляделась кругом, как бы стараясь что-то припомнить. Сделав еще несколько шагов, она остановилась.

— Здесь все по-старому! — произнесла она, дав знак немым слугам подойти ближе. Один из них подошел, зажег лампу, и мы пошли дальше. Перед нами была маленькая келья, вырубленная в стене, которая, по-видимому, была жилой комнатой для сторожей храма. В ней находился каменный стол.

Здесь мы решили отдохнуть. Устроившись возможно удобнее, поели холодного мяса, все, кроме Аэши, которая не прикасалась никогда ни к чему, кроме плодов, воды и кекса. Пока мы ели, взошла луна и своими серебристыми лучами залила всю окрестность.

— Знаешь ли, Холли, зачем я привела вас сюда ночью? — спросила Аэша, сидевшая, положив голову на руки и наблюдавшая за луной, величественно выплывшей над мрачными колоннами разрушенного храма.

— Я привела вас сюда, чтобы вы могли видеть удивительное зрелище — полную луну над развалинами Кор. Вы начали есть, — я хотела бы, чтобы ты не брал в рот ничего, кроме фруктов, Калликрат, но это придет позже. Когда-то и я ела мясо, как зверь! Ну, если вы закончили, пойдемте, я покажу вам храм и Бога, в честь которого он построен!

Мы встали и пошли. Я не в силах описать подробности всего храма, его великолепия и роскоши. Мрачные дворы, стройные колонны со скульптурными украшениями, пустынные комнаты говорили красноречивее всяких шумных улиц.

И над всем этим — мертвая тишина, тишина смерти. Казалось, только дух прошлого обитал здесь.

Как все тут было красиво и пустынно! Мы не смели говорить громко, даже Аэша смутилась перед лицом величавой древности. Мы говорили шепотом, и наш шепот перелетал от колонны к колонне и замирал вдали. Лунный свет ярко озарял развалины храма, скрывая все изъяны долгих тысячелетий. Это было чудесное зрелище. Постепенно свет луны исчезал, и мрачные тени медленно заползали в поросшие травой притворы храма, словно призраки старых жрецов, слетевшиеся в храм для поклонения божеству…

— Идите, — произнесла Аэша, пока мы не отрываясь смотрели и смотрели, — я покажу вам каменный цветок красоты, который словно смеется над временем и наполняет тоской и желанием сердце человека! — и, не ожидая ответа, она повела нас через два притвора в древний храм.

Посередине необъятного двора стояло величайшее в мире произведение искусства. На большом камне находился огромный каменный шар, около 20 футов в диаметре. А на шаре колоссальная крылатая фигура такой поразительной, божественной красоты, что когда я увидел ее, озаренную серебристым сиянием луны, мое дыхание остановилось, и сердце перестало биться в груди. Статуя была сделана из чистого белого мрамора и имела около 20.футов в вышину. Крылатая женская фигура, поражавшая красотой и нежностью форм, стояла, склонившись вперед, с распростертыми руками, словно собираясь обнять возлюбленного. Она была обнажена, хотя лицо было плотно закутано так, что мы едва могли различить ее черты. Газовое покрывало окутывало всю ее голову, два конца его падали на левую грудь, а третий развивался в воздухе позади.

— Кто это? — спросил я, не отрывая глаз от статуи.

— Разве ты не догадался, Холли? — спросила Аэша. — Где же твое воображение? Это — Истина, парящая над миром и призывающая его детей раскрыть ее закутанное лицо! Смотри, вот и надпись на пьедестале. Несомненно, это взято из Священных Писаний народа Кор!

В самом деле, у подножия статуи мы нашли выгравированные письмена, похожие на китайские иероглифы.

Аэша перевела их так:

— «Есть ли в мире такой человек, который откинул бы мое покрывало и взглянул бы в мое лицо, хотя оно прекрасно? Я буду жить в том человеке, кто откинет мое покрывало, я дам ему душевный мир и нежных детей познания и труда! И голос крикнул: хотя все, кто ищет тебя, жалеет тебя, но смотри! Ты — девственна и будешь всегда девственной, пока не кончится все. Нет человека, рожденного от женщины, который откинул бы твое покрывало и остался жить, и никогда не будет! Только смерть сорвет твою вуаль!

Истина простерла руки и заплакала, потому что те, кто стремились к ней, не могли найти ее и взглянуть ей в лицо!»

— Ты видишь, — заметила Аэша. — Истина была богиней народа Кор, в честь ее они строили храмы, к ней они стремились, хотя и знали, что не найдут ее!

— Да, — добавил я печально, — люди ищут и не находят истины, и никогда не найдут. Только в смерти есть истина!

Бросив последний взгляд на статую — эту поэтическую грезу красоты, сделанную из камня, которую я никогда не забуду, — мы повернулись и пошли назад. Я не видел больше статуи, о чем очень жалею. Во всяком случае, я знаю и убедился, что эти давно умершие поклонники Истины вполне признавали факт, что земля — круглая.

На следующее утро немые слуги разбудили нас еще до рассвета. Пока мы успели очнуться от сна и освежиться водой, вытекавшей из обломков мраморного бассейна в центре одного двора, Аэша уже стояла около носилок, готовая в путь, а Биллали помогал слугам собирать багаж. По своему обыкновению, Аэша была закутана в газовое покрывало, и мне пришло в голову, что она могла позаимствовать эту мысль — прятать свою красоту — у мраморной статуи Истины. Я заметил, что Аэша казалась очень расстроенной и потеряла свой гордый и царственный вид, который отличил бы ее от тысячи таких же закутанных, как она, женщин. Она смотрела вниз, когда мы подошли к ней. Лео спросил, как она спала эту ночь.

— Плохо, мой Калликрат, — ответила она, — плохо! Меня преследовали странные и ужасные сны, и я не знаю, что они предвещают мне. Я чувствую, что-то плохое будет со мной… Но как? Разве зло может коснуться меня? Я хотела бы знать, — добавила она с выражением глубочайшей нежности, — если что-то случится со мной, будешь ли ты думать обо мне? Я хотела бы знать, мой Калликрат, будешь ли ты ждать меня, как я ждала тебя много столетий?

Не дожидаясь ответа, она продолжала:

— Посидим здесь: нам далеко идти, и до рассвета следующего дня мы будем уже близ Утеса жизни!

Через пять минут мы шли по разрушенному городу, который в лучах рассвета представлял собой величественное и подавляющее зрелище. Когда первый луч восходящего солнца золотой стрелой спустился на руины, мы добрались до крайних ворот городской стены. Бросив еще один взгляд на древний город, мы, за исключением Джона, который не любил развалин, вздохнули, сожалея, что не могли подробнее осмотреть его, перешли через развалины и вышли на равнину.

Вместе с солнцем воспрянула духом Аэша и смеялась над своей тоской, приписывая ее влиянию печального места, где она спала.

— Эти варвары уверяют, что город проклят, — сказала она, — и, право, я верю им, ведь никогда не чувствовала себя так плохо, как сегодня ночью… Впрочем, нет, была еще одна ужасная ночь… Я помню. Это было, когда ты лежал мертвым у моих ног, Калликрат! Никогда не приду я сюда, это — проклятое место!

После короткой остановки и завтрака мы пошли дальше. В два часа дня мы уже находились у подножия скалы, образующей жерло вулкана, который возвышался на 1500 футов над нами. Здесь мы опять передохнули, и я не понимал, каким способом мы можем двигаться вперед.

— Теперь, — произнесла Аэша, выйдя из носилок, — начинаются наши испытания потому, что сюда мы пришли с этими людьми, а отсюда пойдем одни! Ты останься со слугами здесь и дожидайся нашего возвращения, — обратилась она к Биллали, — завтра в полдень мы вернемся сюда, — если нет, подождете!

Биллали смиренно поклонился и сказал, что ее приказание будет в точности исполнено, и они будут ждать здесь, хотя бы пришлось ждать до глубокой старости.