— Пусть спит, — сказал он, — он много выстрадал, и впереди его ждут новые страдания.

— Что ты говоришь, друг Орос? Я думал, что на Горе мы будем в безопасности. Ты сам, кажется, обещал нам это?..

— Я обещал, друг…

— Меня зовут Холли, — подсказал я.

— … друг Холли, что тело ваше будет в безопасности. Но человек не из одной плоти и крови. В нем есть душа, а душа тоже может страдать. Вы пришли в страну не простыми путешественниками, а чтобы открыть вековую тайну. Может быть, вы близки к цели, и вам скоро суждено приподнять завесу. Но что, если то, что вы увидите, заставит вас содрогнуться?

— Я и мой приемный сын видели и пережили много удивительного. Мы видели Свет жизни во всем его великолепии, видели Бессмертную, видели Смерть, которая, казалось, победила ее, нас же не тронула. Неужели ты думаешь, что мы испугаемся и отступим теперь?

Орос нисколько не удивился.

— Хорошо же, — улыбнулся он, — через час вы пойдете навстречу своей судьбе. Я только должен был предупредить вас и предупредил. Не знаю, должен ли я предупреждать еще его?

— Лео Винцея? — сказал я.

— Да, Лео Винцея, — казалось, вспомнил он знакомое ему имя.

— По-моему, это излишне. Но если хочешь, скажи ему, когда он проснется.

— Я тоже думаю, что это излишне, потому что, не сердись за сравнение, тигр, — он кивнул на Лео, — не испугается того, чего не боится волк, — он взглянул на меня. — Ну, видишь: опухоль на руке стала меньше, и рана заживает. Через несколько недель кость срастется, и ты будешь так же здоров, как до встречи с ханом Рассеном. Кстати, вы скоро снова увидите его и его красавицу-жену.

— Разве мертвые воскресают здесь, на Горе?

— Нет, но ханов Калуна приносят сюда для погребения. Кроме того, ханша хочет, кажется, вопросить Оракула.

— Кто этот Оракул? — поспешно спросил я. — Я слышал о нем от Афины. Но чьими устами говорит вещий голос?

Орос уклонился от ответа.

— Ну вот, перевязка окончена, — сказал он. — Будь осторожен, не ушиби руку. Смотри, твой товарищ проснулся.

Час спустя я ехал уже на отдохнувшем и накормленном ханском коне. Лео отказался от предложенных ему носилок и шел рядом со мной, опираясь на копье, как на посох. Мы прошли мимо вчерашнего костра, в котором сгорел колдун со своим котом. Сегодня виднелся лишь холодный серый пепел. Впереди, по-прежнему указывая путь, шла закутанная в белую тунику фигура. Населявшие деревню дикари расступались перед нею и простирались ниц. Одна женщина с рыжими волосами встала и, подбежав к Лео, поцеловала ему руку. Это была та, которую он спас накануне. С ней был ее муж. На руках его еще не сошли следы от вчерашних уз. Увидев это, наша предводительница остановилась и взглянула на Ороса; тот строго спросил женщину, как она осмелилась прикоснуться своими презренными устами к чужеземцу, но простил ее, когда она сказала, что сделала это из благодарности. Кроме того, от имени богини Орос повелел ее мужу стать вождем племени, а дикарям приказал повиноваться новому вождю, грозя непокорным наказанием. Не слушая благодарности четы и возгласов толпы, мы пошли дальше. Мы повернули в ущелье, услышали пение и встретили процессию. Впереди ехала прекрасная ханша, за нею следовал старый шаман, ее дядя, за ними — группа бритых жрецов в белых одеяниях несла гроб, в котором, весь в черном, лежал хан. Лицо его было открыто и исполнено достоинства, которого ему не доставало при жизни.

Итак, мы встретились. При виде нашей молчаливой спутницы в белом лошадь ханши испугалась и чуть не сбросила всадницу, но та сдержала ее.

— Что это за горная ведьма, осмелившаяся преградить путь ханше и ее покойному супругу? — вскричала Афина. — О, гости мои, я встречаю вас в дурном обществе! Должно быть, эта женщина ужасно безобразна, иначе она не стала бы скрывать свое лицо!

Шаман дернул ханшу за рукав, а жрец Орос с поклоном просил ее не произносить таких неосторожных слов, которые могли навлечь неслыханную беду. Но ханша вся кипела ненавистью.

— Сбрось с себя эти тряпки, скрывающие твое безобразие, колдунья! — кричала она. — Напрасно стараешься ты запугать меня этим саваном, скрывающим смерть!

— Замолчи, прошу тебя, госпожа! — молил Орос. — Перед тобою жрица богини и с нею Сила.

— Не думает ли она помериться силой с ханшей Калуна? — продолжала Афина. — Пусть покажет эту силу. Я знаю эту силу Горной ведьмы. Она колдовством заманила сюда моих гостей и умертвила моего супруга!

— Молчи, племянница! — с искаженным от страха лицом сказал старый шаман в то время, как Орос поднял руки, умоляя какую-то невидимую силу простить безумие женщины, чтобы кровь ее не обагрила руки слуг богини. В то же время Орос смотрел на женщину в белом. Она подняла руку, как тогда, когда произнесла приговор над колдуном, но остановилась на мгновение. Рука ее указывала на ханшу. Слова замерли на устах Афины. Гневный блеск ее глаз погас. Краска сбежала с лица. Она сделалась бледной и неподвижной, как тело хана. Потом, как бы собрав все силы, она жестоко ударила лошадь хлыстом и проехала мимо нас. Симбри последовал за нею. Схватив его лошадь под уздцы, Орос сказал ему: — Слушай, кудесник, мы встречались с тобой раньше на похоронах покойного хана, отца Афины. Предостереги ее, чтобы она не говорила так о правительнице этой страны. Если бы уважение к умершему хану не остановило нас, не быть бы ей в живых. Прощай, увидимся завтра.

Мы пошли дальше и скоро вышли из темного ущелья. Тут я заметил, что таинственная спутница наша исчезла. Я спросил Ороса, не осталась ли она с ханшей, но жрец с улыбкой ответил мне, что она пошла предупредить Гезею о приближении гостей. Я взглянул на отвесную, увенчанную снегом скалу. Куда могла она так скоро уйти? Разве скрылась в какой-нибудь из пещер и галерей, которых в горе не меньше, чем ячеек в медовых сотах.

Целый день поднимались мы на Гору. Дорогой Орос рассказал нам, что давным-давно на этой горе существовал культ поклонения огню. Главной жрицей была женщина. Две тысячи лет тому назад страну завоевал полководец Рассен. Он стал ханом Калуна и поселил на горе новую жрицу, служившую египетской богине Гезее, или Изиде. Она несколько изменила древнее учение, заменив простой, чистый культ поклонения огню новою верой в Духа жизни, или Природы. Орос говорил, что жрица этого божества вечна. Когда умирает она, ее дочь, родная или приемная, заменяет ее и носит то же имя Гезеи, или Матери. Она является смертным очень редко. На горе живут триста жрецов и столько же жриц. Им позволяют жениться, и их дети становятся новыми жрецами и жрицами. Таким образом появилась совсем особая раса людей.

К вечеру мы пришли в котловину, засеянную рожью. Поля, хорошо защищенные со всех сторон, несмотря на высоту местности, давали богатую жатву. Миновав поля, мы пришли в хорошенький городок, дома которого выстроены из лавы. Это были жилища жрецов. Причудливо выкованные железные ворота в конце главной улицы раскрылись перед нами. Мы отдали лошадей слугам и пошли по узкому коридору, который вел к другим, окованным железом, дверям. Они тоже раскрылись перед нами. Мы отступили, ослепленные светом. Возьмите самую обширную из знакомых вам католических церквей, увеличьте ее во много раз, — и вы представите себе храм, в котором мы очутились. Может быть, первоначально то была пещера, но стены, многочисленные колонны и своды тщательно обточены руками человека. Должно быть, над отделкой храма трудились огнепоклонники прошлых тысячелетий.

Храм освещался змеившимися столбами пламени. Орос сказал нам, что пламя это никогда не угасает, так как источник его вечен, но, по желанию, можно заложить камнями отверстия, из которых вырывается огонь, и тогда в храме темно. Как ничтожны казались мы, три человеческих существа, в этом обширном, залитом светом храме!

В глубине между двумя колоннами высился простой алтарь, задергивающийся занавесом, сотканным из серебряных нитей. На алтаре — большое серебряное изображение женщины с крыльями. Женщина прекрасна, вся фигура ее дышала грацией. Полуприкрытый ее крыльями, сидел у нее на коленях, прижавшись к груди, младенец. Статуя, несомненно, являлась олицетворением материнства. Младенец, здоровый, живой мальчик, спал и видел во сне какие-то злые и мрачные тени, быть может, призрак смерти. Правой рукой женщина указывала на небо. Человеческое и божественное слились в ее изображении. Один взмах крыльев — и женщина, казалось, отделится от земли и унесет свою драгоценную, небом посланную ношу, далеко от всех ужасов земли, туда, где царит вечный мир…