– За что? – взвизгнул возмущённо парень, весь красный от смущения.

Но преподаватель не обратил на его возглас внимания.

– Вообще старик ошалел! – гневно пробубнил Зак. – Уже и пошутить нельзя.

Остаток занятия прошёл вполне мирно. Розамунда расслабилась и рассеяно слушала преподавателя, потому как тема урока была ею пройдена в конце прошлого года, так как её прежний учитель литературы, мистер Лесли Джонс, был тем, кто игнорировал предписанную учебную программу и преподавал ученикам то, что сам считал нужным – на свой вкус и предпочтения. Администрация элитной школы «Стоунхендж» знала о странностях мистера Джонсона, но так как он был выдающейся личностью в мире искусства и известным литератором, не обращала на это внимания, тем более что ученикам нравились его занятия.

Боковым зрением девушка замечала, что многие подобно ей так же не слушают лекцию, лишь делая вид, что занимаются, так как были заняты тем, что исподволь рассматривали её. Роуз терпела, хотя взгляды буквально прожигали в ней дыры. Но тут уж ничего не поделаешь, она ещё долго будет в центре всеобщего внимания из-за своего статуса «новенькой», который, как она знала, может сохраняться на протяжении нескольких лет. Ко всему прочему, она была привлекательной девушкой, что само по себе обращало на себя внимание.

Однако мучения её прервались, когда прозвенел звонок и мистер Маккормик, дав задание, отпустил их. Ребята, оставив Роуз на время в покое, стали собираться и покидать кабинет, спеша каждый по своим делам, а так же для того, чтобы разнести до других новость об инциденте на уроке литературы и о бойкой красотке Розамунде Сент-Джеймс. Девушка не сомневалась, что не более чем через полчаса слухи по поводу её персоны будут на слуху и на языке всех и каждого.

Розамунда остановилась в дверях, оглядывая набитый до отказа кафетерий школы. Время ленча пришло, и все ученики потянулись наполнять свои желудки пищей, и из-за этого маленькое помещение превратилось буквально в улей, полный жужжащих пчёл.

Ребята заполонили собой всё свободное помещение: огромная очередь вереницей тянулась возле кассы и рядом со стойкой, где был выставлен весь ассортимент угощений; кто-то сбился в небольшие группки, и отчаянно жестикулируя, обсуждал свои проблемы; столики были забиты до отказа, и Роуз не заметила ни одного свободного места.

Глядя на множество голов, склонявшихся к забитым едой подносам, она второй раз за день подумала о том, сколько же в таком маленьком городке ребят её возраста. Признаться, чувствовала девушка себя несколько неуютно, находясь среди такого хаоса, в который превратился кафетерий во время ленча. К тому же в её родной школе «Стоунхендж» не было такого наплыва народа, даже во время коллективных мероприятий и обедов, так как школа принимала в ряды своих учеников не всех, кто этого бы хотел. В Скофхэгэне же особого выбора, как она уже догадалась, не было. Так как учебное заведение было одно единственное на весь городок, то и привередничать вряд ли кто-нибудь бы стал.

Поэтому ей было несколько непривычно среди всей этой галдящей разношерстной толпы, которая весело переговаривалась, смеялась, не забывая при этом жевать. Розамунда же с каждой проведённой секундой понимала, что ей здесь не место, и едва сдерживалась от желания уйти отсюда куда-нибудь прочь, чтобы найти себе где-нибудь тихое и спокойное место. В одиночестве было бы куда приятнее отведать приготовленные тётей сендвичи.

И это желание с каждой секундой нарастало, чему способствовало не только то, что кафетерий был полностью забит и присесть было попросту негде, но и раздражающие взгляды ребят. Чем дольше она истуканом и в крайней растерянности стояла, не зная, куда ей податься и что делать, тем больше голов поворачивались в её сторону, дабы разглядеть новенькую, о которой уже поползли всевозможные слухи. Многие уже удовлетворили свой голод и теперь с несказанным удовольствием, любопытством разглядывали её с ног до головы. Только взоры парней и девушек различались по своему характеру: у первых они были восхищённо-плотоядные, как если бы они узрели в высшей степени лакомый кусочек; вторые же глядели на неё презрительно и несколько высокомерно, но на дне глаз можно было заметить откровенную зависть. Розамунда к такому привыкла, только всё равно на какой-то миг ей показалась, что она стоит перед всем кафетерием в одном нижнем белье. А взгляды напоминали ей сотню маленьких насекомых, которые теперь копошились на её теле, вызывая раздражающий зуд. Ощущение было не из приятных, что давало ещё один повод мирно ретироваться отсюда, пока ещё не все на неё пялятся, и найти себе приют в ином месте. Вот только она знала, что природное упрямство и гордость просто не позволят ей трусливо сбежать и сдаться без боя, тем самым предоставив возможным недоброжелателям повод её уязвить.

Розамунда брезгливо передёрнула плечами и гордо вскинула подбородок, уже приняв решение, что никуда не уйдет из этого террариума и тем самым никому не даст шанс упрекнуть её в слабости духа. Образ идеального, укромного местечка, нарисованного ей воображением, померк, подчинившись решению Роуз. Глаза девушки потемнели, и в них вспыхнул воинственный огонь, который был способен обжечь любого, кто посмел бы заглянуть в серые омуты очей Розы. Поджав губы, развернув плечи и прижав к груди собранный Лидией кулёк, как если бы тот был бы щитом, способным её спрятать от досужих глаз, она сделала шаг вперёд, будто отважный спартанец в окружении врагов. Встретили Розамунду, однако, не копья, заточенные до смертоносной остроты, а всё те же взоры, устремившиеся ей на встречу. В ответ она лишь ещё выше подняла голову. Глаза превратились в осколки льда, а губы презрительно изогнулись. Но, не смотря на внешнюю браваду и безразличную маску, внутри у девушки всё трепетало, а сердце стучало о рёбра как барабан, звоном отдаваясь в её ушах. Мысленно Розамунда возносила молитву к небесам, чтобы поскорее пережить этот день, справиться с любыми препятствиями, уготованными ей судьбой, и сдержать неуёмное желание бежать отсюда со всех ног. Однако шагала она вперёд.

Наверно молитвы её были услышаны, так как после того, как она преодолела под «артобстрелом» чужих глаз половину забитого зала, лавируя между столиками и несколько раз чудом избежав столкновения и как последствий этого – пятен на своей одежде, к своей невероятной радости заметила практически опустевший столик, за которым сидел всего лишь один парень. А присмотревшись, девушка узнала в нём своего нового знакомого, того самого, что столь любезно помог ей отыскать приёмную. Тогда он так быстро ушёл, что Розамунда не сумела его по-человечески поблагодарить, а теперь ей представился хороший шанс исправить это. Ко всему прочему, столик стоял за колонной, и лишь подойдя на достаточно близкое расстояние можно было рассмотреть сидящих за ним. Это значило, что она таки сможет перекусить, отгородившись при этом от любопытных взглядов.

Настроение от этого поднялось, и Розамунда с вмиг потеплевшей улыбкой припустила к вожделенной цели, боясь, как бы кто не оказался столь же прозорливым, как и она, и не занял места, тем самым разрушив её планы. Этого девушка позволить не могла, и буквально метеором подлетела к столику и сидевшему за ним в гордом одиночестве парню. Тот, надо сказать, сидел к ней лицом, но если и заметил столь неожиданное и стремительное возникновение рядом Розамунды, то попросту проигнорировал его. Казалось, всё внимание парня было приковано к стоящему перед ним подносу с едой, словно бы он никак не мог решить с чего бы ему начать и стоит ли вообще это делать. Но тут он вздохнул и взял с подноса большое зелёное яблоко, миновав банку с содовой, сэндвичи и блюдце с крекерами, тем самым сделав свой выбор, и с громким хрустом откусил кусок, став неспешно его пережевывать. Розамунду же этот странный тип по-прежнему игнорировал, хотя наверняка был уже осведомлён о её присутствии в крайней близости от себя и о том, что она наблюдает за ним. Сама же Роуз была несколько озадачена таким поведением второй раз за сегодняшний день. Не прилагая особых усилий, этот парень заинтриговал её. Отчего-то затаив дыхание и замерев, девушка наблюдала за тем, как он поглощает фрукт. Мимоходом она думала о том, какие у него крепкие и белоснежные зубы и строила предположения, что, исходя из этого, улыбка у него должна была быть просто ослепительной. Только вот отчего-то парень не казался ей любителем улыбаться. На красивом лице застыла маска безразличия, словно ему было наплевать на всех и вся, а окружающие люди навевали лишь скуку и не могли пробить тот панцирь, в который одел себя парень.