— Меня зовут Мария Андриановна Петровская-Элентух. Я — профессор филологии. Вам что, молодой человек?

— Хочу поступить в университет. — Говоря это, Ковалюк распахнул шинель, чтобы видны были орден и медали на его гимнастерке.

— На какой факультет?

— На журналистику.

Ответ, казалось, усилил ее интерес к особе Ковалюка.

— Любите литературу?

— Очень.

— Я иду на занятия. Пойдемте со мной. Я представлю вас декану Лихтаровичу.

Ковалюк уже знал, что студенты занимаются в уцелевших помещениях школ во вторую смену.

Низко над городом висело красное западающее солнце. Было холодно, скрипел под ногами снег.

Мария Андриановна подробно расспрашивала, где, на каких фронтах воевал Ковалюк, что читал, каких писателей любит, и, ободренный этой заинтересованностью, явным ее расположением к нему, Ковалюк охотно отвечал, говорил с воодушевлением, раскрывая перед ней самое заветное, такое даже, что кому-нибудь другому и не рассказал бы.

— Вы хорошо подготовлены, — сказала профессор Ковалюку. — Вам можно поступать сразу на второй курс.

Ковалюк был на седьмом небе.

Лицо у Марии Андриановны неброское: тонкие, сморщенные губы брезгливо поджаты, из-под серого вязаного платочка выбивается прядь седых волос, вся она худенькая, словно засохшая. И в то же время сразу заметно: живет в немолодой, маленькой женщине неугасимый дух.

Непонятное стало твориться, как только Ковалюк с профессором пришли в школу, где, сидя за низенькими партами пятиклассников, занимались студенты. Лихтаровича на месте не оказалось, Мария Андриановна пошла на лекцию, попросив Ковалюка подождать в коридоре. Битый час наблюдая, как за окнами сгущаются синие зимние сумерки и зажигаются среди руин и пустых коробок зданий редкие огни, он был неприятно поражен, когда профессор, выйдя из класса, миновала Ковалюка, словно час назад не она сама привела его сюда. Она не только не узнала его, но совсем о нем забыла. Когда он, подойдя к ней, напомнил о себе, она, наморщив лоб, минуту раздумывала, припоминая, кто он такой, и наконец раздраженным тоном приказала:

— Идите к декану и скажите, что я вас рекомендую.

Было уже темно, короткий Зимний день кончился, искать декана Ковалюк не пошел. Нужно было подумать о пристанище.

Как он и надеялся, ему легко удалось устроиться на свободное место в студенческом интернате.

Разговор с деканом состоялся на следующий день. Лихтарович небольшого роста, у него узкое интеллигентное лицо, на котором неестественно выделяются преднамеренно отпущенные усы и бородка. Иностранного происхождения пиджак с широченными плечами, желтые ботинки и гетры не очень гармонируют со щуплой фигурой декана. Но одеждой, усами, всем своим видом декан, похоже, хочет подчеркнуть свою значительность.

— Мария Андриановна рекомендует меня на второй курс, — проговорил Ковалюк.

— Вы первый окончили?

— Она считает — у меня подготовка достаточная.

— Если она так считает, милости просим, — язвительно замечает декан. — Сдайте экзамены за первый курс, за первый семестр второго курса. Направление к экзаменаторам выпишу хоть сейчас...

Ковалюк чувствует: выработанный на фронте авантюрный дух надо из себя изгонять.

— На первый курс примете?

— При том же условии сдачи зачетов за первый семестр. Не забывайте, молодой человек, прошла половина учебного года.

— Как будет со стипендией?

— Назначим. Как только сдадите зачеты...

Вот так. Нужно спускаться на землю.

Из фронтовых денег остались две помятые сторублевки. Учитывая цены и размах, с которым привык жить Ковалюк, денег этих хватит самое большее на неделю.

Выход подсказал тот же Лихтарович. Чем-то ему все-таки понравился самоуверенный кандидат в студенты.

— Можете поступить на подготовительное отделение, — посоветовал он. — Стипендию там дадут сразу. Или на заочное...

О подготовительном отделении Ковалюк кое-что слышал. Ночуя в интернате, он сразу заимел двух друзей: чернявого, с пригожим девичьим лицом Женю Пупко и доброжелательного, живо интересующегося всем на свете Николая Барычевского, который учится на физико-математическом факультете. Николай — настоящий студент, а Женя как раз с подготовительного отделения. Он признался Ковалюку, что до войны окончил только шесть классов. Теперь за один год хочет преодолеть все остальные вершины средней школы.

Самолюбие Ковалюка задето. Нет, подготовительное отделение не для него!.. За четыре года он многое подзабыл, но за плечами у него как-никак десятилетка. Что ему делать вместе с такими сорванцами, как Женя Пупко? Заочное отделение другое дело! Даже уцелевший кирпичный особняк, в котором оно размещается, Ковалюку нравится.

Ковалюк пошел в заочное отделение. Зайдя в вестибюль, он сразу увидел с правой стороны комнату с большими дверьми, в которые вместо стекла вставлена фанера. Чтоб не совали носа любопытные. Необычайная тишина царит в особняке. В вестибюле, на порыжевшей стене, размеренно тикая, висят часы в старомодном деревянном футляре. Под часами — столик, кресло. В кресле — бабуля-вахтерша, вяжет чулок, зорко осматривая из-под очков каждого нового посетителя.

Проректор заочного отделения, высокий, курчавый, с приятным лицом, принял Ковалюка приветливо. Сразу вынул из шкафа папку, чтобы завести «дело» на нового заочника. На папке написана другая фамилия, но проректор ее аккуратно зачеркнул, сверху написал фамилию, имя, отчество Ковалюка и только тогда начал разглядывать документы.

Из документов у Ковалюка лишь справка об окончании средней школы, заменяющая аттестат. Тем не менее она целиком удовлетворяет проректора.

— Вы, может быть, учились на «отлично»? — осторожно выспрашивает он.

— Было две четверки.

— Несущественно. Есть основания принять вас без экзаменов. Напишите заявление.

Четверти часа не прошло, а Микола Ковалюк уже студент-заочник первого курса БГУ. Того самого БГУ, который до войны не удалось закончить не только никому из местечка, где жил Ковалюк, но даже никому из учителей, учивших Ковалюка. Неужто он будет первый?

Сессия через месяц, — уведомляет его проректор заочного отделения.

Уладив с учебой, поступив на отделение журналистики, Микола и работать стал в газете. Можно сказать, нашел свое место в мирной жизни. Он устроился собственным корреспондентом областной газеты. В его ведении три соседних района. Жить придется в родном селении, в отцовской хате, а в районы будет время от времени наезжать.

Он проявил необходимую активность: завел знакомство и даже дружбу с сотрудниками районной газеты, издававшейся в райцентре, чтобы кое-что у них перенять, стал бывать в райисполкоме, райзо и других учреждениях, о работе которых раньше почти ничего не знал.

Война, однако, не отпускала его. Лучше всего он чувствовал себя вечером, когда, закрывшись на своей половине отцовской хаты, поставив на табуретку лампу, читал до поздней ночи журналы, в которых только-только стали печататься первые произведения о минувшей войне.

Отцовская хата имеет непосредственное отношение к войне. Тут, как и в нескольких других хатах, во время оккупации собирались ребята из школы, товарищи Ковалюка. Одни пришли в местечко, выбравшись из плена или окружения, другие, по молодости лет, пороха не нюхали. Однако и те и другие очень скоро нашли общий язык, объединились, потому что иначе невозможно было жить. К Ковалюку чаще всего приходили Иван Скворчевский, Николай Банэдык, Саша Плоткнн — с ними он сдружился особенно. Вечерами, затопив голландку и не зажигая света, сидели, глядя в огонь, и говорили про войну.

Шло время. От разговоров про войну друзья-товарищи уже к началу первой военной зимы перешли к делу. В этой вот хате, в темном углу между печкой и стеной, Ковалюк прятал листовки, советские газеты. Одно время в этом ненадежном тайнике — страшно и вспомнить — лежали наган, детонаторы...

Война миновала. Кто чем дышал, в войну хорошо проявилось, но, несмотря на это, отголоски подозрительной настороженности остались. Поступив работать в газету, Ковалюк сделал попытку добиться официального признания деятельности подпольщиков из своего местечка. Свидетелей и участников недавней подпольной работы в местечке много. Опросить их — и картина станет ясной. Тем более что в московском журнале стали публиковаться первые главы романа Александра Фадеева «Молодая гвардия». Читая журнал, Ковалюк видел: дела и поступки молодежи в далеком Донбассе ничем не отличались от того, что делали подпольщики в местечке.