Сам Василь в партизанах не был. Помогал им. На втором году войны, когда молодежь начали отправлять в Германию, Василь устроился работать в торговой конторе. Другого выхода не было — иначе фашисты загнали бы его куда-нибудь на шахту. В сорок третьем году, месяцев за пять до прихода наших, Сергей принес Василю задание: сжечь контору. Для этого передал фосфорные шарики, завернутые в пропитанную керосином тряпочку.

Василь не подумал о том, что керосин быстро испаряется. Шарики загорелись в кармане, когда он сидел в конторе за письменным столом. Боль была страшенная, но Василь вытерпел, не крикнул, даже виду не подал, что горит его тело. Вышел во двор, затоптал фосфор в песке. Девчатам-секретаршам сказал, что в кармане загорелась сигарета. Хорошо, что немца-шефа не было. Тот бы догадался, какая это сигарета. Девчата Василя не выдали.

Мать потом три месяца лепила прожженную чуть не до кости ногу.

Звание ефрейтора Василю присвоили слишком быстро — через месяц после прибытия в полк. Он понравился командиру роты Чубукову, и Чубуков захотел поставить его на отделение. В армии свои порядки. Мелешка был подрывником, взрывал немецкие эшелоны. В кадровой служили Рагомед и Левоненко; они, видно, лучше Василя знают военное дело, а звание ефрейтора дали ему.

Рагомед второй раз на Карельском перешейке. Служил под Ленинградом в кадровой, когда вспыхнула финская война. Прошел ее всю. Должен был демобилизоваться, да эта война началась.

Обстрел вражеской передовой усиливается. Наконец по цепочке передана команда: «Атака!» Словно пружина, Василь мгновенно выскакивает из траншеи. Мелешка с Семененком опережают его. С «Дегтяревым» на плече подрывник, словно олень, перескакивает через ямы, воронки. Семененко, сжимая в обеих руках коробки с дисками, путаясь в полах длинной, до пят, шинели, изо всех сил старается не отстать.

Вот уже сечет из пулемета Мелешка. Длинной, заливистой очередью. Василь радуется. Пулемет их отделения действует. Стреляют все, кто бежит впереди. Рагомед, надвинув каску так, что глаз не видать, бежит спокойно, неторопливо, переваливаясь, как медведь, и время от времени подымая автомат. Только Петро Герасимович Василю не нравится. Бежит без каски, без шинели. Лицо белое, глаза вытаращены. Словно безумный.

Обгоняя пехотинцев, выныривает танк. Рагомед опытный: спустя минуту уже бежит под защитой танка. Среди бойцов, жмущихся к танку, старший лейтенант Чубуков, тонкий в талии, чернявый. Чубукова, как командира роты, никогда не застанешь на месте, он всегда где-то носится, но не делает замечаний ни бойцам, ни взводным командирам.

Полковая артиллерия бьет прямой наводкой. Вражеская сторона, подождав, пока цепь наступающих добежит до середины нейтральной полосы, открывает шальной огонь. Стреляют из пулеметов, минометов, орудий. Спереди, сзади, сбоку слышны взрывы. У Василя перепонки едва не лопаются, совсем оглох. От дыма и гари трудно дышать.

Цепь залегает. Бойцы приникают к земле там, где их застал огонь. Василь впервые в таком переплете. Из ближней воронки несутся пулеметные очереди. Стреляет Мелешка. Толково, сосредоточенно, короткими очередями.

Танк остановился, но стрельбу продолжает. Видно, как вздрагивает его башня. Другой, тот, что шел правей — Василь увидел его только теперь, — горит. От него постепенно отползают бойцы. Боясь, что взорвется.

Вдруг Василь с ужасом замечает Петра Герасимовича, тот без автомата и пилотки. Вскочит, пробежит, снова ложится. Носится среди воронок, словно вспугнутый заяц. Еще два-три мгновения видит Лебедь, как мечется Петр, затем теряет его из поля зрения.

По цепи — команда: пробираться к танку, к командиру роты. Выбрасывая правую руку, в которой зажат автомат, Василь ползет. У танка Рагомед и Костя Русакович.

С вражеской стороны огонь затихает. Наседают наши. Наша сторона в дыму и в огне: бьют десятки орудий, минометов. Сверкают огненные отблески выстрелов. Дымом затянуты и позиции противника — от взрывов наших снарядов и мин. Даже тяжелая артиллерия вступила в работу: посылает снаряды, которые так и шелестят на лету.

— За мной! — командует Чубуков. — От танка не отставать! Саперы сделали проход...

Значит, впереди минное поле. У Чубукова запекшиеся губы, запавшие глаза. Стреляя на ходу, вперед выдвигается танк. Пригибаясь, за ним бегут бойцы. У кого скатка за плечами, кто в шинели. Некоторые даже на танк взобрались. Сидят, висят, держась за скобы, крюки.

Справа выдвигается еще один танк. Теперь огонь нашей артиллерии сосредоточен на узком участке позиции врага, к которому медленно, время от времени останавливаясь, вздрагивая от выстрелов, пробираются танки. По танкам отчаянно бьют несколько вражеских пушек, каким-то образом уцелевших в этом пекле. Два-три снаряда рикошетируют от брони, выписывая замысловатые огненные дуги.

Мины взрываются рядом с танком. Трое бойцов снопами сваливаются с брони. Кто-то пронзительно, страшно кричит. Василя обдает взрывной волной, во рту у него сладковатый вкус толовой гари; комья земли, взлетевшие в воздух от взрыва мины, падая, ударяют его по спине.

Еще рывок — и они в лощине. Хорошо видна поросшая травой насыпь вражеской траншеи. Перед ней, за ней — дымящаяся цепь взрывов. Снаряды, мины с методической последовательностью, словно диковинные цепы, молотят по небольшому участку передних траншей.

Через две-три минуты огонь переносится в глубину вражеской обороны. Первая шеренга наступающих достигает траншеи. Танки — они дошли первыми, — елозя взад-вперед, прессуют насыпь траншеи. Из траншеи выскакивают серые фигуры вражеских солдат, пытающихся бежать. Их тут же скашивают автоматные, пулеметные очереди. Один даже руки поднимает. Но тоже падает.

Василь одну за другой швыряет две «лимонки» в левый изгиб траншеи. Она полна дыма. Когда дым рассеивается, Василь соскакивает в траншею. Где и кто из бойцов его отделения, он не знает.

Неожиданно в траншее появляется Мелешка. Он возбужден, даже весел, на плече «Дегтярев», Словно игрушку несет Мелешка ручной пулемет.

— За мной! — кричит Мелешка, словно он, а не Лебедь командир отделения. Василь охотно ему подчиняется.

Мелешка несется по извилистым ходам траншеи как молодой олень. Вот он на мгновение останавливается, бросает «Дегтярева» на бруствер, дает пулеметную очередь. Еще и гранату успевает швырнуть в изгиб траншеи. Пулемет все же, видать, мешает Мелешке. Он его где-то приткнул (где — Василь заметить не успевает). На животе у Мелешки болтается немецкий «шмайсер». Впереди мелькают две фигуры. Мелешка тут же прошивает их короткими автоматными очередями.

Впервые близко видит Василь убитых финнов. Оба солдата молодые, светловолосые. Лежат на спине. На лицах, которые кажутся еще живыми, написано недоумение. У одного пряди волос прикрывают высокий юношеский лоб. Мундиры у финнов под цвет подзолистой лесной земли. В такой цвет крестьяне красят домотканое сукно, из которого шьют свитки.

Возбуждение, охватившее Василя, постепенно спадает. У него нет враждебного чувства к убитым. Наоборот, он думает о том, что финны молодые, на год-два старше его, и самая бы им пора жить.

В траншею было несколько прямых попаданий. Обшитые прутьями стенки во многих местах обвалились, осыпались. Сквозь ячейки в плетении тоненькими струйками сыплется буро-желтый песок.

Встречается еще несколько убитых — в траншее и поблизости от нее. Мертвые чаще лежат ничком, лицом в землю, вытянув вперед руки. Некоторые сидят скорчившись, втянув голову в плечи: стремились как можно глубже уйти в землю, слиться с ней, и смерть застала их в таком положении.

Бой затихает. Результаты хорошие. Во время разведки боем захвачена часть траншеи. Мелешка где-то пропал. Зато Лебедь встречает Рагомеда. На плече у того два автомата — свой и немецкий.

— Герасимовича убило, — сообщает Рагомед.

«Значит, смерти искал Петро, — думает Лебедь. —

Суетился, носился среди взрывов. Хотя погибли не только те, кто бегал от пуль. Смелых тоже много полегло. Трудно уцелеть при таком огне».