— Не волнуйся, приятель, это виски для моего дяди, — сказала девушка, снисходительно усмехнувшись.

Выводы психоаналитика разбились вдребезги.

— А что ж твой дядя сам не возьмет себе виски? — вопрос задал Дженкинс. Он протиснулся к стойке между девушкой и типом в замшевом пиджаке. Мастер уже порядком загрузился пивом. Его и без того красное лицо сейчас напоминало спелый помидор. Хитрый прищур скрыл глаза, а физиономия расплылась в глумливой улыбке. — Или он считает тебя уже достаточно взрослой?

Из–за стойки Холман не разглядел, что сделал Дженкинс, но по довольному выражению лица сообразил, что тот ущипнул девушку за ягодицу. Последовавшая реакция совершенно не вписывалась в стандарты поведения девушек в подобной ситуации и уж точно не была той, на которую рассчитывал мастер.

Девушка повернулась к Дженкинсу и сурово посмотрела ему в глаза.

— Вот что, — сказала она, положив ручку на плечо мастера второго участка, — я понимаю — ты выпил, и не стану жаловаться дяде — он неуравновешенный тип и еще чего доброго замочит тебя. А ты, по сути, неплохой человек. Возможно, в детстве тебе не уделяли внимания, из–за чего ты сейчас ведешь себя как последний придурок. Надеюсь, ты осознаешь низость своего поступка. Однако, если это не так и у тебя есть какие–либо претензии, обращайся к моему дяде — его зовут Скайт Уорнер. Только, пожалуйста, будь с ним повежливее, в противном случае…

— Что в противном случае? — Дженкинс глумливо улыбнулся. Он явно не воспринимал слова юной особы всерьез.

— В противном случае, — девушка убрала руку с плеча Дженкинса, — я вышибу тебе мозги самостоятельно.

Из–за стойки Холман опять не увидел, что происходит, но по неожиданно побледневшему лицу Дженкинса сообразил, что девушка что–то приставила к толстому животу мастера и, скорее всего, это был не пальчик.

Подождав, пока мастер протрезвеет, девушка забрала виски и отошла от стойки.

Любопытство переполняло Холмана. Он вытянул шею и даже привстал на цыпочки, чтобы проследить, куда пойдет загадочная посетительница. Девушка направлялась к столику, за которым сидели трое: высокий крепкий мужчина (по виду пилот), заросший тип в одноразовой одежде и франт в ультрамодном костюме и корабельных тапочках.

«Пилот, бомж и администратор, — по внешнему виду мгновенно определил Холман. — Только…» — Холман почувствовал, что отточенный интеллект психоаналитика с многолетней практикой беспомощно буксует. Манеры, позы, выражения лиц не соответствовали первоначальному заключению. Психотипы всех троих, словно стекляшки разбитого калейдоскопа, не хотели складываться в осмысленный узор.

Трое мужчин, заметив приближение девушки, испуганно (тут Холман не мог ошибиться) подобрались. Девушка поставила стопку с виски на стол и по–хозяйски уселась во главе стола. Она сказала что–то смешное, но смеялась над шуткой в одиночестве, что, впрочем, ее нисколько не смутило.

— Это форменное безобразие, когда дети ходят с такими пушками! — Дженкинс, наконец, пришел в себя. Голос мастера оказался совершенно трезвым. — Я это так не оставлю! — Он повернулся, чтобы найти обидчицу.

— Я бы на твоем месте угомонился, — произнес тип в замшевом пиджаке.

— С чего это так? — Дженкинс бросил на советчика недовольный взгляд.

— Если ее дядя и в самом деле Скайт Уорнер, то тебе крупно повезло, что ты еще жив.

— Скайт Уорнер? — Дженкинс задумался.

Холман тоже вспомнил, что уже не раз слышал это имя. Рассказы о знаменитом пирате — последнем капитане крейсера «Валрус», участвовавшего в битве с синтетойдами при Плобое, — любимая тема подвыпивших пилотов. И даже если одна десятая из рассказов о нем правда — это страшный человек.

Холман вытянул шею. Неужели тип в потертой куртке и есть Скайт Уорнер, человек, чей бластер отправил на тот свет больше народу, чем пушки самого «Валруса»? Прикончивший Си Джей Хантера, Ральфа Гантера и многих других ганфайтеров, чьи имена записаны в историю кровью сотен жертв. Сместивший с капитанской должности самого Браена Глума. По слухам, в одиночку разобравшийся с капитаном Дагом Истмэном и всей командой «Ангела ночи».

Неужели этот застенчивый человек с детским выражением глаз и есть Скайт Уорнер? Холман почувствовал холодок страха — его представления о людях рушились, подобно карточному домику. Он вновь ощутил себя абитуриентом факультета психологии.

— Знаешь что, Холман, пойду–ка я от греха подальше, — пробубнил Дженкинс. — Моим парням скажи, что я жду их у флаера.

Пряча глаза, мастер второго участка отошел от стойки.

«Зеленый попугай» вдруг стал неуютным и чужим. Холман пожалел, что не может вот так же просто, как Дженкинс, все бросить и уйти. Даже плазменный карабин под прилавком не придавал Холману уверенности, как бывало обычно.

— Эй! Бармен! Прекрати мух ловить и налей нам пива! — вывел его из прострации окрик посетителя.

«Горнопроходчик с южного полюса, — автоматом определило сознание. — Но вдруг я ошибаюсь? — спохватился Холман. — Как можно теперь доверять чувствам?»

Холман налил кружку, но не пустил ее по стойке, как делал всегда, а сам подошел и поставил перед худым парнем, лицо которого было серым от въевшейся пыли.

— Горнопроходчик? — спросил Холман.

— Да, — подтвердил парень. — С южной шахты.

— За счет заведения.

Казалось, ничего не изменилось. Посетители «Зеленого попугая» по–прежнему пили, смеялись. Но после того как Скайт произнес свое имя у барной стойки, на обратном пути его ни разу не задели. Перед племянницей Скайта Уорнера расступались даже изрядно выпившие граждане. К компаньонам он вернулся, не пролив ни капли виски, несмотря на то что в баре было не протолкнуться.

— Господа педофилы, можно к вам присоединиться? — сострил он, ставя стопку на стол и усаживаясь во главе столика. — Но учтите, если будете трогать меня за коленки, живыми не уйдете.

Довольный собственной шуткой, Скайт засмеялся. Однако остроту капитана никто из компаньонов не оценил, и ему пришлось смеяться в одиночестве, что, впрочем, его нисколько не смутило.

— Ну, так ты узнал, где ведутся раскопки? — подождав, пока капитан уймется, спросил Леонардо.

— Нет. — Скайт откинулся на спинку стула. Закинув ногу на ногу, он, чтобы не смущать детскими коленками собравшуюся в «Зеленом попугае» публику, поправил юбочку. — Меня ущипнули за зад.

— И что с того? — фыркнул Леонардо.

— У меня это в первый раз.

— Так за это надо выпить, — предложил Хаксли. Леонардо издал пошлый смешок.

— Джон, — Скайт укоризненно посмотрел на компаньона, — если это шутка, то она дурацкая.

— Не хуже твоей, — заметил Леонардо. Скайт отмахнулся.

— Виски для кого? — поинтересовался Хаксли. — Как я понимаю, Ребекка не пьет.

— Ни для кого. Я заказал «Саймона», чтобы переговорить с барменом, но меня прервали самым бессовестным образом.

— Каким?

— Я же говорю — меня ущипнули. Где этот тип… — Скайт поискал обидчика взглядом. — Уже ушел.

— Можно, я выпью виски, раз оно ничейное, — спросил Хаксли.

— Удивительно, Джон, ты в теле Лео, а привычки прежние. Видимо, зависимость от алкоголя у тебя психологическая, а не физиологическая.

— Чего пропадать хорошему напитку. К тому же это подозрительно — на четверых одна рюмка, и то никто не пьет.

— Я против, — возразил Леонардо.

— При чем тут ты? — возмутился Хаксли. — Тебя никто не спрашивал.

— Что значит при чем? Это мое тело. Возможно, уже сегодня я в него вернусь. И мне будет неприятно очнуться с головной болью.

— Прекратите, — приказал Скайт. — Не нужно привлекать лишнее внимание. На нас и так смотрят.

Кое–кто из посетителей и в самом деле бросал в сторону их компании любопытные взгляды.

— Ребекка, забери бластер, а то пушка в руках ребенка действует некоторым на нервы. — Скайт протянул под столом пакет с «Дум–Тумом». — Он на предохранителе, но все равно будь осторожнее — это не игрушка.