— Последний раз я смотрел на звезды через иллюминатор пять лет назад, — не отрываясь от вида за стеклом, сообщил Джон. — Тогда челнок вез меня на Плобой.

— Ты был пилотом? — поинтересовался Скайт.

— Служил на флоте космическим истребителем, — с гордостью сообщил Джон и в доказательство указал на стертые лычки, украшающие лацкан бомжовского плаща.

Скайт поморщился.

— Ты мне не веришь? — заметив реакцию капитана, спросил Джон.

— Почему не верю? — Скайт пожал плечами. — Верю.

Но его слова не убедили Хаксли. Джон привык, что обычно люди, которым он рассказывал о своем боевом прошлом, не верили грязному, опустившемуся пьянчужке. Ничего удивительного — разговоры, по большей части, происходили за кружкой дешевого пива, а слушателями являлись такие же неудачники, как он сам. Хаксли не заботило мнение собутыльников в Диртслуме, но ему почему–то хотелось, чтобы именно Скайт Уорнер поверил, что раньше Джон Хаксли был асом–истребителем.

— Мы ведь с тобой заочно знакомы, — сказал он Скайту.

— Каким образом? — с некоторым недоверием спросил Уорнер и, прищурившись, внимательно посмотрел на Джона.

— Битва у «Желтой Розы–3», — ответил тот. — Тогда пиратский звездолет «Валрус» попал в засаду генерала Каннона. Я был командиром звена истребителей на эсминце «Быстрый».

— Помню, — сказал Скайт. — Славная была битва. Тогда нас чуть не прижали. Прямое попадание ракеты вывело из строя прыжковый двигатель. Если бы не удалось вовремя восстановить подачу энергии, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Только благодаря чуду «Валрус» выбрался из той передряги.

— Это я выпустил ракету в правый борт вашего корабля, — признался Хаксли.

Скайт задумался. Исповедь бродяги всколыхнула в памяти давнишние события. Взрыв не только вывел из строя прыжковый двигатель, тогда погибли многие члены команды, среди них были и друзья Скайта Уорнера. Признайся Джон раньше, Скайт, не задумываясь, пустил бы ему кровь. Но с тех пор когда он был пиратом, прошло столько лет «Валрус» стал частью истории. У Скайта теперь иная жизнь — жизнь честного гражданина Союза Независимых Планет, завоеванная кровью в войне с синтетойдами. Скайт не имеет права судить человека, исполнявшего приказ; скорее Хаксли может упрекнуть Скайта в пиратском прошлом. Жизнь поставила все на свои места, рассудила двух бывших — пирата и военного летчика.

— То было в прошлой жизни, — сказал Скайт.

— Много парней не вернулось домой, — скорбно произнес Хаксли. Его голос стал напоминать причитание лежащего на смертном одре.

— Но ты–то вернулся, — заметил Скайт.

— Лучше бы я остался с ними. — Хаксли тяжело вздохнул. Из глаз бродяги вот–вот готовы были хлынуть слезы.

Скайт поморщился. Упадническое настроение пассажира действовало угнетающе.

— Скажи мне, чем лучше мертвых тот, кто живет прошлым? — Скайт собирался взять Хаксли за плечо, чтобы встряхнуть, но в последний момент побрезговал. — Не хочу больше слышать причитаний на борту своего звездолета. Приведи себя в порядок. Сними плащ — от него воняет. — Скайт демонстративно потер себе нос. — В шкафчике есть пакет одноразовой одежды. Свою сложи в мусорный мешок — когда будешь покидать звездолет, заберешь с собой.

— Зачем мне переодеваться? Меня и так все устраивает.

— За обеденный стол в таком виде я тебя не пущу.

Упоминание о еде переменило настроение Джона Хаксли.

— А когда ужин? — поинтересовался он, утирая мгновенно просохшие глаза.

— Через час.

— Я приду.

— Вначале прими душ.

— Душ? — Хаксли замялся и отвел взгляд. — Можно я не буду мыться?

— Нельзя, — отрезал Скайт. — Если не помоешься, ужина не получишь! Мыло не экономить, от тебя несет, как от помойного ведра, — невозможно дышать.

Поморщившись, Скайт пошел к выходу.

Через час, после того как звездолет преодолел световой барьер, экипаж начал собираться в кают–компании. Помещение располагалось там же, где и каюты экипажа, — на второй палубе, рядом с трапом на нижнюю палубу.

Кают–компания представляла собой большой прямоугольный отсек, отделанный светлым пластиком. Посередине стоял стол. Напротив двери находился большой экран–иллюминатор, с одной стороны от которого размещался пищевой автомат, с другой — синтезатор напитков. В стенах скрывались встроенные шкафы, утилизатор отходов, микроволновая печь и универсальная поварская плита.

Ребекка и Леонардо пришли вовремя. Не хватало только Джона Хаксли — он задерживался. Но Скайт не сердился на нерасторопность непутевого пассажира, считая, что Джон принимает душ.

Пока Джон отсутствовал, остальные члены команды расположились за столом. Леонардо сел напротив Ребекки, положив бумажный пакет, с которым не расставался ни на минуту, на соседний стул поближе к себе. Администратор боялся оставлять пакет без присмотра, особенно когда по кораблю шатается отвратительный бомж.

— Я проголодался как волк, — сообщил Леонардо. В предвкушении потирая руки, он поинтересовался: — Чем тут кормят?

Скайт поставил перед каждым тарелку со стандартным обедом из пищевого автомата и пластиковый стаканчик с чаем.

— К сожалению, холодильник не работает, поэтому придется питаться синтетикой, — извинился он, устраиваясь во главе стола.

— Ничего удивительного, — проворчал себе под нос Леонардо. — Чего еще ждать от корабля с таким капитаном.

— Ты что–то сказал, Лео?

— Я уже устал поправлять — меня зовут не Лео, не Эл, меня зовут Леонардо. Неужели трудно запомнить: Лео–нар–до.

— Это длинно и неудобно, — возразил Скайт и, секунду подумав, предложил: — Я буду звать тебя по фамилии — Тинкс.

— Как хочешь. Только не Лео. Разве я похож на китайца? — Глотая в предвкушении слюни, Леонардо снял крышку с тарелки. Некоторое время он недоумевающе смотрел на содержимое: желтые комья, вроде ваты, и парочка чего–то продолговатого, молочно–розового цвета. — Напоминает пюре с сосисками, — наконец констатировал администратор и оскорбленно взглянул на Скайта: — Ты хочешь, чтобы я это съел?

— Не нравится, давай поменяемся — у меня рис с котлетой.

Леонардо с надеждой заглянул в тарелку капитана. Бледно–голубая субстанция, которую тот назвал котлетой, ему понравилась меньше молочно–розоватого цвета «сосисок». У Ребекки была порция с «фасолью» и такой же, как в тарелке у Скайта, бледно–голубой котлетой.

— Оставим, как есть, — отказался Леонардо и принялся за трапезу. Он отломал вилкой кусочек похожей на жеваную бумагу «сосиски» и отправил в рот. Вкус напомнил мыло. Заставив себя проглотить подобное «лакомство», Леонардо запил его чаем.

— Думаю, ваш помоешный гость придет в восторг от подобного застолья, — просипел Леонардо, кривясь, словно от стакана уксуса: резиновый привкус коричневатой жидкости в пластиковом стаканчике соответствовал первому блюду.

— Привыкай. Нам предстоит так питаться, как минимум, двое суток, — «обрадовал» его Скайт.

Леонардо посмотрел в глаза пилота, думая, что тот шутит, но Скайт оставался серьезен.

— Хорошо хоть бомж кормится отдельно.

— Ошибаешься. Джон Хаксли будет есть за одним столом со всеми. Сейчас он просто задерживается.

— «Задерживается», — передразнил Леонардо. — Словно министр какой–то, ей–богу. Нет чтобы сказать по–человечески: неблагодарная свинья опаздывает.

— Почему неблагодарная? — не согласился Скайт.

— Джон Хаксли типичный неудачник, — рассуждал Леонардо, ковыряя вилкой в тарелке. — Подобные люди уже никогда не вернутся в общество. Они привыкли жить на улице. Хаксли потерянный человек. Пьяница. Возможно, наркоман. Разносчик болезней. Я слышал, что бомжи антропофаги.

— А кто это такие? — с наивным любопытством поинтересовалась Ребекка.

— Людоеды, — слегка наклонившись к девочке, заговорщически пояснил Леонардо.

— Это правда?! — Ребекка испуганно взглянула на Скайта.

— Лео, перестань пугать девочку! — возмутился Уорнер. — Джон никакой не людоед. Он всего лишь несчастный человек, в результате стечения обстоятельств оказавшийся на обочине жизни.