Представляя личность в качестве источника и базового фактора политической жизни, ученые, работающие в русле культурной антропологии, делают акцент на признании неизменности природы человека, наличии в его внутренней структуре некоего инварианта — совокупности качеств, не изменяющихся с течением времени. Данные свойства человека, не зависящие от общества и групповой среды, воплощаются в его социокультурных чертах и свойствах. Культурные качества индивидуализированы, через них человек воспринимает окружающий мир, реакция на который строго персональна и оттого непредсказуема. Именно путем приращения индивидуальной культурной оснащенности происходит развитие и человека, и политики. В конечном счете все это означает, что человек, как и феномен политики, может быть понят только из самого себя. Как долго шло человечество к этой истине! Все в твоих руках, человек! В том числе политика, экономика, культура, образование — абсолютно все!

С позиций такого подхода политика рассматривается теперь не как сфера реализации социальных интересов или, например, регулирования межгрупповых конфликтов, а как область свободного самовоплощения и самоосуществления человека. По мысли X. Арендт, человеческая «свобода и политика совпадают и соответствуют друг другу как две стороны одного и того же предмета»[39].

Реализация культурологического парадигмального подхода оказалась исследовательски очень продуктивной, поскольку смогла выйти на решение тех научных проблем, о которых прежние подходы даже не мечтали. Например, поскольку человек самостоятельно и суверенно выбирает конкретные цели и средства их достижения, постольку политика выступает областью не запрограммированного (экономикой, правом, моралью и т.д.), а принципиально вероятностного, более того — поливариативного своего развития, постоянно сохраняющего возможность изменения человеком своих целей и методов действий. Но коль скоро человек не имеет при этом гарантий осуществимости намеченного, то и политическая форма его самореализации приобретает свойства рисковости (венчурности), необеспеченности желаемого результата, более того, даже обязательной своей авантюристичности! Через культурную сферу человека в политику теперь проникает множество разнообразнейших внешних и внутренних влияний. Это означает, что политика превращается в непрерывное творчество, лишенное какой-либо фаталистической заданности событий и истории человечества в целом — заданности как на прогресс, так и на Акаполипсис. Еще раз хочется повторить: все в твоих руках, человек!

Важные характеристики политики вытекают и из понимания сторонниками данной позиции общего интереса людей в этой сфере. Поскольку предполагается, что человек включается в сферу политики, только испытывая реальные влечения, постольку политика обретает свойство парциальности (т.е. действий, совершаемых по принципу «здесь и сейчас»), отрицающее наличие в политике интересов, которые или не осознаются человеком, или навязываются ему кем-то со стороны. В силу этого и общий, совместный интерес людей в политической жизни может быть лишь результатом сбалансированных частных интересов людей, а не искусственно смоделированной, гипотетической целью, исходящей, к примеру, от политической власти или еще кого-нибудь. Такой подход отвергает саму возможность какой-то организации или группы лиц трактовать и навязывать людям потребности и цели, которых они не осознают.

Что же тогда получается относительно сущности политического начала? Его принципиально ценностный, компромиссный и консенсусный характер. И ничего фатального! Все можно отменить, переделать, договорится и т.д. В обществе нет постоянных врагов или друзей, нет фатального противостояния классов, наций, государств, других сторон, в обществе нет постоянной войны всех против всех. Все это не более чем плохая и принципиально ничем не обоснованная гипотеза, так долго господствовавшая в нашем человеческом обществе. Политика — вовсе необязательно противостояние, вовсе не обязательно борьба; она может, будь на то наша воля и разум, стать пространством консенсуса и компромисса, человеческого согласия, гармонии, справедливости, счастья и т.д.

Почему наше общество до сих пор не такое и почему политика по-прежнему борьба и противостояние? Ответ очень простой: люди позволяют в обществе господствовать другой парадигме, не культурологической.

Не хотите такой политики и такого общества — действуйте, боритесь, не ждите, что кто-нибудь это сделает за вас! Не сделает! Общество генерируется усилиями всех людей, чем больше нас активных и сплоченных — тем быстрее и лучше будет наша политика и наше общество.

Как видно из сказанного, культурологическая парадигма не только весьма тонко характеризует чисто человеческие основания политики, но и разрушает традиционные представления об этой сфере. Рассматривая человека, его культурную оснащенность как главный источник развития, сторонники данной парадигмы преодолевают логику линейной детерминации политического, демонстрируя ее внутреннюю альтернативность и непредсказуемость реакции на социальные конфликты.

Политическое начало становится принципиально синергетическим, а общество — открытой, нелинейной, диссипативной, саморазвивающейся социальной системой. Восстанавливается значимость учета в политике разного рода особенностей всех обществ — национальных, ментальных, культурных, религиозных и др. Все начинает играть яркими и неповторимыми красками. В таком мире и в таком политическом пространстве просто хочется жить! Перенесение акцентов политического исследования на изучение особенностей менталитета общества, его культурных норм и традиций позволяет точнее «расколдовать» ту загадку человеческого поведения, которая вечно преследует нас в этой сфере жизни.

Такова культурологическая парадигма политологии. Она не утопия, не романтика и не фантастика. Она станет социальной реальностью, если мы сами этого захотим. Все так просто!

Что же касается нашей России, то нам в рамках этой парадигмы следует настоятельно вспомнить и активно задействовать в политические практики замечательные, а самое главное — принципиально отечественные наработки, концепции, подходы, взгляды многих поколений русских политологов. Это самое настоящее сокровище и богатство! Коротко остановимся на обзоре всего спектра политических парадигмальных представлений именно российских ученых.

Русский консерватизм. По словам П.Б. Струве, русский консерватизм — это «сознательное утверждение исторически данного порядка как драгоценного наследия и предания».

Итак, русский консерватизм имеет несколько разных форм:

• идеологема самодержавия (Н.М. Карамзин);

• консервативно-романтический идеал славянофилов, отстаивавших идеалы допетровской Руси;

• неославянофильство (Н.Я. Данилевский, Ф.И. Тютчев);

• последовательно цивилизационный подход, базовое положение которого «Мы, Россия и Европа — принципиально разные миры»;

• русский византизм К.Н. Леонтьева (его часто называют русским Ницше): главная сила России — единство государства и церкви, для чего Россию надо «подморозить»;

• государственный монархизм С.С. Уварова — «православие, самодержавие, народность»;

• централизованная монархия (М.Н. Катков. К.П. Победоносцев) ;

• неомонархизм (Л.А. Тихомиров, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, Н.М. Карамзин): российская мощь — это самодержавие как ее палладиум (хранитель).

Революционный радикализм:

• теории декабристов (П.И. Пестель, Н.М. Муравьев);

• революционный демократизм (Н.Г. Чернышевский, В.Г. Белинский);

• революционное народничество (П.И. Ткачев);

• марксизм, большевизм, ленинизм (В.И. Плеханов, В.И. Ленин).

Русский либерализм, его основные формы:

• правительственный (Екатерина II, Александр I) ;

• просветительский, ограниченная просвещенная монархия (М.М. Сперанский);