Такие представления о политике и в целом об обществе были господствующими долгие века. Затем, после трудов Фомы Аквинского, появилась еще одна трактовка (в рамках теологической парадигмы) политических реалий. Средневековый мыслитель обнаружил наличие трех основных элементов любой власти: принцип, способ и существование этой власти.

Принцип власти, согласно Аквинату, действительно исходит от Бога, а вот второй и третий элементы — производные от человеческой активности, прежде всего от правовых практик в обществе. Таким образом, во власть и все, что с ней связано, был допущен и человек, пускай пока на «галерку» политического пространства, но все-таки допущен. Теперь власть выступала как некая комбинация невидимого, провиденциального управления от Бога и вполне земных человеческих усилий. Божественный промысл формировал самые общие установления власти — принципы, а ее реальное, земное пространство и формы наполнялись действиями людей — способ и существование политики и всего того, что с ней связано. Вместе с участием людей в политике появляются на этом пространстве и их интересы, различие волевых усилий — все то, что имеется в реальном человеческом обществе.

Однако главное могущество власти исходило по-прежнему от Бога, а роль и назначение человека состояли в необходимости точного и полного исполнения в своем поведении предначертаний Всевышнего. Признание властных полномочий Божества означало также внутреннюю ограниченность, несвободу властных притязаний людей, которые вынуждены были ограничивать свои интересы соображениями высшей и непререкаемой воли.

Даже в современных условиях жизни общества теологическая парадигма продолжает свое влияние на трактовку политических явлений и процессов, причем большинством исследователей подчеркивается не столько божественный аспект политики, сколько не объясненный до сих пор наукой факт принципиальной и неустранимой таинственности и загадочности всего того, что связано с властью, наличием в ней некоторой мистичности и потусторонности.

Данная парадигма возникла как оппозиция теологической парадигме, как принципиальная попытка объяснить и описать политические начала без обращения к божественным и потусторонним факторам и причинам. Где же тогда эти факторы искать? Конечно, на земле, не в божественном, а в нашем реальном мире. Натуралистическая парадигма пытается использовать для объяснения общественных явлений приоритетность разного рода природных источников политической жизни, выступающих либо в виде физико-географической среды, либо различных свойств живой природы, включая биологические характеристики самого человека. Учитывая разнообразие подобного рода факторов и предпосылок, действующих в рамках этого широкого круга явлений, можно говорить и о различных ответвлениях внутри натуралистической парадигмы.

Так, если в качестве основных факторов, определяющих формирование и развитие политической жизни, рассматриваются территориальные, экономико-географические, физико-климатические и другие аналогичные явления, то можно признать наличие географического подхода. Этот подход стал ядром географической, а со временем и геополитической парадигмы.

Концепции, авторы которых объясняют природу политического поведения как одну из форм эволюции и адаптации организма к условиям его существования, сложившуюся под влиянием естественного отбора, как результат действия его физиологических механизмов, образуют так называемый биополитический подход.

Те же концепции, где в качестве исходного начала, объясняющего природу политики, рассматриваются врожденные психические свойства человека, составляют психологизаторский подход. Рассмотрим эти парадигмы более подробно (напомним еще раз, что все они принадлежат натуралистической политической парадигме).

Впервые идеи о влиянии географической среды на политику высказали Гиппократ, Платон, Аристотель, а также другие античные мыслители. Но полноправными авторами доктрины, объясняющей природу политики воздействием именно географических факторов, принято считать французских мыслителей Жана Бодена (1530— 1596), сформулировавшего теорию влияния климата на политическое поведение людей, и Ш.Л. Монтескьё (1689—1755), первым связавшего форму государственного устройства с размером занимаемой государством территории.

Жан Боден подчеркивал, что люди на Земле — принципиально разные, причем в одном из своих трудов он писал, что народы умеренных областей более сильны и менее хитры, чем народы Юга. Они умнее и сильнее, чем народы Севера, и более подходят для управления государством. Великие армии — порождение стран Севера, тогда как оккультизм, философия, математика и прочие (по Ж. Бодену — созерцательные науки) — порождение именно южных народов. Политические науки, законы, юриспруденция, искусство красноречия и спора ведут свое начало от срединных народов, и у них же возникли все великие империи (ассирийцы, мидийцы, персы, парфяне, греки, римляне, кельты).

Сформулированные Боденом идеи о фатальной связи общества с той средой, в которой эти общества обитают, были развиты Монтескьё. Один из важных тезисов Монтескьё:

Если небольшие государства по своей природе должны быть республиками, государства средней величины — подчиняться монарху, а обширные империи — состоять под властью деспота, то отсюда следует, что для сохранения принципов правления государство должно сохранять свои размеры и что дух этого государства будет изменяться в зависимости от расширения и сужения пределов его территории[23].

Впоследствии, особенно на рубеже XIX—XX вв., эти идеи и представления получили свое развитие в самых различных содержательных вариантах. Так, К. Риттер выдвинул идею сопоставления истории человечества с историей природы, а Ф. Ратцель и Г. Маккиндер сформулировали антропогеографические принципы политических исследований. А. Зигфрид положил начало исследовательской традиции в политологии — так называемой электоральной географии, а К. Хаусхофер и А. Мэхэн обосновали самые разные сценарии международной стратегии государств, положив тем самым начало новых наук — геополитики и политической географии.

За долгие годы развития географической парадигмы в политологии решающее значение в объяснении политики как феномена общественной жизни придавалось разным факторам:

(1) определенным конкретным территориям на Земле — «Харт- ленду» — срединному «сердцу» земли, включающему районы Евразии (Г. Маккиндер), «Римленду» — освещающему мощь океанических держав (Н. Спайкман);

(2) разным элементам «почвы», характеризующим положение страны, ее пространство и границы (Ф. Ратцель);

(3) тенденциям в развитии географической среды, в частности идущему с Востока на Северо-Запад «иссушению Земли» (Э. Хантингтон).

Наиболее ярко суть географической парадигмы, на наш взгляд, сформулировал А. Тойнби. Смысл его центрального положения можно примерно выразить так: все стимулы к развитию цивилизаций и народов растут строго пропорционально враждебности среды обитания. Следуя Тойнби, можно понять истинный смысл самой политики как некоего искусства противостояния и борения с природными силами, и является она в таком случае не более как специфическим ответом на вызовы природной среды. Ясно, что такая трактовка связи политики и среды — принципиально жесткая, в духе геодетерминистских установок.

Кроме таких взглядов в рамках географической парадигмы политологии имелись и более мягкие; например, представители так называемой школы географического поссибилизма (фр. possibilite — возможность), «человеческой географии» (Ж Брюн) утверждали, что географическая среда представляет собой лишь канву человеческой деятельности, давая человеку возможность «вышивать по ней свой рисунок». Идеи этого географического поссибилизма значительно оживили и усилили теоретическую аргументацию географической парадигмы, позволяя более гибко и реалистично объяснять влияние природной среды на политические процессы, в ней определенным образом была восстановлена принципиально активная роль самого человека. Эта креативная политическая позиция человека наиболее яркое свое отражение нашла в различных геополитических теориях и концепциях.