Смысл разделения политических конфликтов на внутри- и внешнеполитические более чем очевиден. В качестве внешнеполитических субъектов конфликта выступают государства (или коалиции государств). Отношения между ними всегда характеризовались взаимной конкуренцией, которая с печальной периодичностью принимала самые острые формы (военные). Принято считать, что государствами движут так называемые национальные интересы. Их основу составляют важнейшие для существования народа-нации потребности: в безопасности, в контроле и использовании природных ресурсов, сохранении культурной целостности и национальной специфики. Естественными ограничителями национально-государственных интересов выступают ограниченность ресурсов и национальные интересы других стран.

Реалии XX столетия привели к тому, что вроде бы достаточно четкое и ясное понятие «национальный интерес» подверглось существенной метаморфозе. Этот интерес (особенно для сверхдержав) начал угрожающе разбухать и достиг планетарных масштабов. Глобализация рынков, технологий, связи, потоков информации привела к тому, что национальные интересы стали обнаруживать себя далеко за пределами территорий национальных государств. Если, например, нормальное функционирование экономики даже такой мощной страны, как США, зависит от поставок нефти с Ближнего Востока, то этот регион без околичностей объявляется зоной жизненных интересов североамериканцев. Если руководители бывшего СССР расценивали рост западного влияния в Афганистане как угрозу своей национальной безопасности, они недолго думали, как проще отстоять свой «национальный интерес».

По логике вещей, если чернобыльское радиоактивное облако накрыло часть Европы, то, безусловно, пострадали жизненные интересы европейцев. Значит, эти интересы заключаются в поддержании технологического порядка на Украине. Примерно так. Не случайно западные страны (в основном, правда, США) оказывают финансовую помощь Украине для закрытия Чернобыльской АЭС.

Что поделать, современные технологии не умещаются в рамки национальных границ. Их масштаб планетарен как по применению, так и по последствиям. Если вырубают тропические леса Амазонки, то через некоторое время плохо будет всем, а не только этому региону. Если Россия загрязняет Байкал, то она вредит не только себе, но и всему миру, ибо, по некоторым оценкам, первый из близких к истощению природных ресурсов — пресная вода, чуть ли не треть которой сосредоточена в знаменитом озере.

По-видимому, современный мир вплотную подошел к необходимости создания нового мирового порядка, который будет основан на приоритете интернациональных, общих для всего человечества интересов. Но пока этого не происходит. Нынешние государства упрямо продолжают претворять в жизнь идею защиты национальных интересов, которая в условиях истощения невозобновляемых ресурсов будет неизбежно приводить к увеличению количества межгосударственных конфликтов.

Известные на сегодня способы противостояния этой тенденции числом невелики, но тем важнее их значение:

(1) интеграционные процессы в экономике (самый яркий пример — достаточно благополучная динамика развития Европейского Союза, потихоньку продвигающегося от экономической интеграции к политической);

(2) усиление миротворческой роли международных организаций — ООН, ОБСЕ, ОАГ (Организация Американских Государств), АС (Африканский Союз) и др.;

(3) снижение уровня военного противостояния под взаимным контролем;

(4) привычка к уважению норм международного права;

(5) всемерное расширение общения между народами;

(6) демократизация внутренних политических порядков в национальных государствах.

Межгосударственные столкновения рубежа XX—XXI вв. помимо явного расхождения экономических и политических интересов выявили еще одну важную составляющую — культурную, или цивилизационную. В XX в. этот компонент политического противоборства был скрыт, затушеван доминирующим противостоянием двух социально-экономических систем — капиталистической и социалистической. В значительной мере конфликт между ними был перенесен и на третий мир (так называемые развивающиеся страны), который каждая из систем старалась перетянуть на свою сторону. Однако с распадом в конце 1980-х годов социалистической системы мировой порядок существенно изменился. Линия фронта холодной войны между социалистическими и капиталистическими государствами исчезла, но конфликтов меньше не стало. (Только в первой половине 1990-х более трети государств — членов ООН имели вооруженные конфликты.) При этом отчетливо проявилось то, что раньше ускользало от внимания исследователей: конфигурация зон повышенной конфликтности в современном мире совпадает с ареалами распространения различных культур. Первым сумел привлечь общественное внимание к этому факту известный американский политолог С. Хантингтон. Опубликованная им в 1996 г. книга «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка»[119] вызвала шквал дискуссий в научных и политических кругах, которые, впрочем, не смогли серьезно поколебать позицию автора.

Общее содержание концепции профессора С. Хантингтона можно вкратце изложить следующим образом. В сегодняшнем мире глобальная политика впервые в истории приобретает многополюсный характер. Важнейшим фактором его формирования становится взаимодействие цивилизаций. При этом главными действующими лицами в мировой политике остаются национальные государства и межгосударственные группировки. Однако раскол мира на три крупных блока эпохи холодной войны потерял свою актуальность, ныне речь идет о соперничестве семи-восьми основных цивилизаций мира (подразумеваются США, Европа, Китай, Япония, Россия, Индия, ближневосточные государства и др.). В XX в. «за спиной» двух сверхдержав сумели нарастить свою экономическую мощь, военную силу и политическое влияние многие страны Ближнего Востока, Восточной Азии и других регионов.

В этом новом мире, по утверждению Хантингтона, региональная политика осуществляется на уровне этнических отношений, а глобальная — на уровне отношений между цивилизациями. Соперничество супердержав уступает место столкновению цивилизаций.

В такой ситуации самые обширные и серьезные конфликты прогнозируются не между классами или богатыми и бедными странами, а между народами, принадлежащими к разным культурам. Подтверждение такому выводу можно без труда обнаружить и в сегодняшней динамике политических конфликтов. В ходе войны в Югославии Россия оказывала дипломатическую поддержку сербам, а Саудовская Аравия, Турция, Ливия и другие страны — боснийцам. И в основе такой политики лежали не экономические или идеологические соображения и выгоды, а именно факторы культурного родства. Те же факторы стимулировали сравнительно безболезненное объединение двух Германий (ГДР и ФРГ), ныне подталкивают к воссоединению два корейских государства (КНДР и Южную Корею). И даже сегодняшняя воинственная риторика КНР и Тайваня мало кого может ввести в заблуждение относительно их будущей общей судьбы.

Общества же кросскультурные, т.е. включающие в себя народы разных типов культур, оказываются непрочными, несмотря на мощнейший идеологический и политический прессинг: распались СССР и Югославия, все большее напряжение испытывают оставшаяся многонациональной Россия, а также Индия, Нигерия, Судан и другие государства.

Конечно, современные международные конфликты вызываются экономическими и политическими противоречиями, но последние, в свою очередь, уходят своими корнями как раз в культурные пласты отличающихся друг от друга цивилизаций. Ведь именно особенностями культуры проще всего сегодня объясняются как экономические успехи стран Восточной Азии, так и многочисленные провалы попыток мусульманских стран создать демократические политические режимы. Различия в основополагающих ценностях, укоренившейся практике социальных связей, религиозных убеждениях, менталитете народов в целом оказались более глубокими и менее восприимчивыми к современным глобалистским тенденциям, чем это считалось в недавнем прошлом. Поэтому именно в культурно-цивилизационных различиях Хантингтон предлагает видеть главную доминанту политических конфликтов ближайшего будущего.